Приговоренные к любви

видимо, чувствовал себя превосходно.

— Потерпи, малыш. Скоро твои мучения за­кончатся, — пообещала я ему.

Я вышла из самолета, дошла до погранич­ной стойки и встала в очередь желающих ока­заться в Англии. Чувствовала я себя спокойно. Дороти была абсолютно права! Микки! Разве это контрабанда?

Все шло хорошо. Я приблизилась к погранич­ной стойке и протянула свой паспорт высокому худому мужчине в форме.

— Пошевеливайся, толстозадый, — услыша­ла я свой голос, идущий не из моего рта, а откуда-то из живота, на уровне которого я держа­ла сумку с Микки.

Пограничник вздрогнул. Стоящее рядом се­мейство с двумя маленькими детьми отступило назад.

— Приличная с виду девушка, а какие вуль­гарные словечки слетают у нее с языка, — про­шептала дама своему мужу.

— Кому сказала, поворачивайся, засранец, — не унимался попугай, вещая синтезированным голосом: тембр был мой, но в нем отчетливо слышалась манера говорить Дороти.

Я с ужасом ожидала появления полиции, но пограничник, видимо, пребывал в таком же растерянном состоянии, как и я. Его професси­ональный опыт подсказывал ему, что люди с моей внешностью подобные слова не произно­сят. Они тихи, законопослушны и вежливы. Я же вела себя как лицо, выпившее немало на­питков, отнюдь не безалкогольных, и склонное к дебоширству. Если бы не столь явное противо­речие и вызванный им у представителя закона шок, знакомство с полицейским участком аэро­порта Хитроу мне было бы обеспечено.

— Проваливай, — еле выдавил из себя погра­ничник и шлепнул печать в мой паспорт.

— Спасибо, милок, — ехидно проворковал попугай.

Я опрометью кинулась вон от стойки, молясь про себя, чтобы Микки замолчал. Молитва была услышана. Попугай не издал ни звука, пока я забирала с ленты транспортера свой багаж и шла по аэропорту, направляясь к стоянке такси.

Я немного успокоилась и уже удобно устраи­валась в такси, когда услышала:

— Быстрее шевелись, болван!

Реакция шофера напоминала поведение по­граничника. Он резко взял старт и даже не по­ интересовался, куда меня везти.

Я протянула ему бумажку с адресом, кото­рую мне дала Дороти. Прочитать ее в самолете я так и не удосужилась. Мои помыслы были со­средоточены на Микки. И вот его благодарность. Я даже не стала читать адрес вслух, так как бо­ялась спровоцировать попугая на новые выска­зывания.

В то время, когда Дороти показывала мне Микки, я настолько была уверена в его неспо­собности говорить, что могла держать пари. Те­перь попугай отомстил мне сполна за мое не­высокое мнение о нем.

Когда он только научился говорить моим го­лосом? Неужели ему было достаточно ласково­го лепета в туалете. Вот паршивец...

— Вот паршивец, — отчетливо произнес по­пугай.

Я вздрогнула. Попугай умел читать мои мыс­ли. Меня обуял мистический ужас.

— Помолчали бы, мисс. Если будете так себя вести, я высажу вас из машины.

— Но... послушайте, — Я решила сказать во­дителю о попугае, ведь ему не надо предъявлять сертификационный паспорт.

— Вот задницу тебе надеру, толстозадый, и полицию вызову, — быстро закончил за меня Микки.

Шофер молча сплюнул в окно и поднял стек­ло, отделяющее его от пассажира. Видимо, это был высший знак выказываемого им мне пре­зрения.

Я смирилась и мечтала лишь о том моменте, когда навек расстанусь с попугаем и уже никог­да не буду за него краснеть. Я перестала тряс­тись над драгоценной жизнью Микки и поста­вила сумку на сиденье.

— Вылезай, мисс стерва! — буркнул мне шо­фер, резко затормозивший у ворот подъездной аллеи. — Дальше потопаешь сама.

— Вот ублюдок! — услышала я свой голос, но в отличие от всех предыдущих случаев он при­надлежал лично мне. Попугай молчал, но его школа не пропала втуне. Я оказалась способной ученицей. До встречи с попугаем я бы не произ­несла этого слова даже под дулом пистолета, а сейчас оно прозвучало так обыденно, словно было из привычного мне лексикона вроде «спа­сибо» и «пожалуйста». Я даже умудрилась швыр­нуть деньги и, гордо выпрямившись, зашагала по аллее.

Вскоре я перешла на бег рысью. Не обращая внимания, где нахожусь, и не смотря по сторо­нам, я репетировала свою речь. Как только от­кроется дверь, мне надо объявить о существо­вании попугая. Нельзя давать ему время на выс­казывания. Я решила обойтись без приветствий и сразу протянуть сумку с одним-единственным словом «попугай!». Потом можно будет все спо­койно объяснить. Больше я не позволю Микки портить мою репутацию.

Добравшись до дома, я нажала кнопку звон­ка и прошептала попугаю:

— Молчи, стервец...

ГЛАВА 5

Мой яростный шепот совпал по времени с открытием двери, и появившийся на пороге мужчина, конечно, его услышал. Я покраснела и подняла глаза. Предо мною стоял блондин с глазами цвета изумрудов, мой зеленоглазый блондин! Его рот кривился в презрительной ус­мешке.

Я растерялась, и момент был упущен. Не ус­пела я вымолвить подготовленного спаситель­ного слова, как попугай громко возвестил:

— Оказываю сексуальные услуги.

— Я в них не нуждаюсь!

Дверь передо мною захлопнулась.

Попугай говорил не моим голосом, но мое положение от этого не улучшилось. Откуда моей мечте, так волшебно только что персонифици­ровавшейся в реального человека, помнить зву­чание моего голоса? Худшего варианта встречи с единственным мужчиной, перед которым я хотела бы предстать во всем блеске красоты и ума, я не могла бы пожелать и своему заклято­му врагу.

Я задохнулась от бешенства и принялась изо всех сил колотить в дверь кулаками. Она широко распахнулась, и блондин снова возник передо мной.

— Ублюдок, засранец, тупица, тварь тол­стозадая! — быстро повторяла я словарный за­пас Микки. — Немедленно позови мне сына Дороти!

Теперь пришла очередь удивляться мужчине.

— Кого? — тупо спросил он меня.

— Сына Дороти, паршивец! Ему от матери подарок. Вот! — И я потрясла сумкой перед его носом.

— Пошевеливайся, недоносок, м...! — вста­вил попугай еще ни разу доселе не употреблен­ные им слова. Видимо, ему пришлась по душе его способная ученица и он решил расширить ее лексикон.

Мужчина молчал, только в глубине его глаз таилось презрение, а губы изогнулись в груст­ной усмешке.

— А вас, мисс, не учили вежливо себя вести? Обычно говорят «здравствуйте», а не перечис­ляют все известные им ругательства. Раньше при наших встречах вы вели себя более чем стран­но, но, по крайней мере, не употребляли по­добных выражений. Когда вы успели пополнить свои знания? Или вы их от меня скрывали?

Напряжение, не покидавшее меня весь пе­релет от Туниса до Лондона, скандальные реп­лики Микки, всегда произносимые им в соот­ветствии с ситуацией и как бы за меня, моя неспособность справиться с возникающими про­блемами — все это переполнило меня и требо­вало выхода. И он нашелся. Я заплакала.

Стоять столбом и лить слезы — занятие до­вольно затруднительное. В этом деле нужна опо­ра, и я ее нашла. Рухнув на грудь мужчины так быстро, что он не успел отступить, я принялась орошать слезами его рубашку, одновременно цепко за нее ухватившись.