свет.
Едва только он закрыл глаза, как увидел Таню. Еще бы, все мысли о ней одной! Таня сидела с ногами в глубоком кресле с выгнутой спинкой. Нахохлившаяся, с распухшими глазами. Пальцы медленно перебирали бахрому цветастой цыганской шали, наброшенной на плечи. Горел торшер. «Удивительно, — подумал Пирогов. — Откуда мне знать, что у нее в комнате? Я же не бывал там дальше порога».
Их взгляды встретились. Снящаяся Таня изумилась. Растерялась. Губы ее дрогнули в неуверенной улыбке: «Алешка?. »
«Это был хороший сон, — думал Пирогов, погружаясь в забытье. — Только почему она плакала?»
4
Наутро Татьяна не пошла в бюро. Связалась с шефом, сказалась больной. Шеф на экране видеофона свирепо безмолвствовал, но вид у Тани и впрямь был нездоровый. «Надо лечиться, — наконец вымолвил шеф. — И курить поменьше». Сухо кивнул и растаял в сиреневом мерцании экрана.
Бабушка Поля хлопотала у плиты. Плита была сама по себе, бабушка тоже. Плита споро, со знанием дела, пекла «блины русские с маслом», а бабушка, не веря в свою ненужность, суетливо хваталась за рукоятки управления, вносила разлад в процесс выпечки, охала и всплескивала загорелыми руками.
Тане стало совсем тоскливо, и она пошла к себе. Ей очень хотелось выплакаться, но разучилась она, как видно, нехитрому женскому делу точить слезы. Вытащила из письменного стола ящик, вытряхнула оттуда старые журналы — в носу защекотало от пыли. И нашла фото Пирогова. Тот был запечатлен по пояс, в тяжелом скафандре для работы в открытом космосе, но без шлема. Шлем возлежал на сгибе левой руки. На груди у Пирогова была нашита эмблема Корпуса астронавтов ООН и латинскими буквами написана фамилия. Лицо хранило значительное выражение, складывающееся из внутренней уверенности, которой Пирогов, помнится, никогда не отличался. Впрочем, откуда ей знать, каков он был на своем месте, в кабине космического корабля? На обороте карандашная надпись: «Это я».
Таня поставила фото на стол. Потом подумала, что банально, пошло, наконец кощунственно корчить из себя грустящую добродетель после его смерти, когда при жизни все было куда как иначе. Но фото все же оставила. Залезла с ногами в кресло, укуталась под горло яркой шалью с бахромой и кистями. Ей захотелось вообразить себя вдовой. Но для начала следовало бы вообразить невестой, женой… Невестой еще куда ни шло, имелся некоторый опыт: собиралась года два назад тайно ото всех замуж, но оба вовремя передумали. Женой вообще не получалось. Единственное, чего ей удалось достичь, так это представить, что Пирогов лежит на диване и читает книгу. Так, по ее мнению, поступают все мужья.
Тихонько запел настольный терминал, принявший сигнал от общего видеофона в прихожей. Таня совершенно автоматически протянула руку, нажала клавишу отзыва. На экране возник Андрей — в отличном сером костюме, в потрясающем галстуке, подтянутый и аккуратный, словно только что сошел с рекламного проспекта.
— Танюшка! — вскричал он. — Ужасное везение, что ты дома! Признаться, я звонил тебе на работу. Послушай, плюнь ты на свою хворь и приезжай ко мне!
— Я не могу-у, — протянула Таня нахмурившись.
— Ерунда, ты забудешь обо всем на свете, когда узнаешь, кто у меня в гостях. Попробуй угадай!
— Не хочу-у…
— Тогда позволь представить: Кханга Джон, король симфо-рок-пульса, прямо из концертного зала.
Андрей потеснился, и его место занял хрупкий темнокожий молодой человек в непроницаемых очках, с длинными прямыми волосами и редкой, курчавой бороденкой.
— Очень рад! — сказал Кханга Джон по-русски и пропал.
— Я же знаю, что ты без ума от его музыки, — снова появился Андрей. — Нельзя упускать такой случай! Он будет петь, играть на пульсайзере целый день, вечер и ночь для тебя… Ну и для твоей подружки, которую ты пригласишь для баланса. Так мы ждем тебя, Танюша?
— Я не могу, — повторила Таня, борясь с искушением. — У меня горе.
— Горе? У тебя? Ты шутишь!
— Алешка Пирогов погиб.
— Пирогов? Постой-ка… А, этот чудак, твой верный воздыхатель со школьной скамьи? Действительно, жаль. Но у них там частенько гибнут! Впрочем, тебе будет не хватать его. Я сочувствую тебе, солнышко. Только давай погрустим завтра, когда Кханга уедет, а сегодня тебе нужна маленькая разрядка после такого известия. Нельзя помногу печалиться. Приезжай, слышишь? Кханга напишет песню и посвятит ее твоему рыцарю, у него здорово получается…
Таня выключила терминал. Вызов немедленно повторился. Таня заткнула уши пальцами и заплакала от обиды и одиночества. Она испытывала к себе уважение за то, что поборола искушение и не поехала к Андрею. В то же время ей было досадно, что он такой бесчувственный. В комнату заглянула бабушка Поля с горкой блинов на тарелочке, покачала головой и ушла на кухню довоевывать с плитою. Ей очень хотелось утешить Таню, приласкать, погладить по головке, но она не знала, как Таня к этому отнесется.
Татьяна проплакала целый вечер, то успокаиваясь, то снова начиная. Легче не становилось.
За окном стемнело. Андрей вызывал ее каждые пять минут. Потом, видимо, махнул на это занятие рукой и стал искать альтернативный вариант. Таня сидела в кресле, не меняя позы, ноги у нее затекли и онемели. Слез больше не оставалось. Со стола на нее смотрел серьезный, значительный пилот из Корпуса астронавтов ООН. В сумерках предметы понемногу утратили свои очертания, стали нереальными и таинственными. С улицы не доносилось ни звука, даже бабушка Поля затихла у стереовизора в соседней комнате. На кухне стыли никому не нужные блины. Таня поду. мала, что засыпает, и прикрыла распухшие глаза.
Когда она открыла их, то увидела Пирогова. Но не того, что на фото, а настоящего, которого можно было потрогать. Даже обнять. Другой Пирогов тоже был в скафандре, но не таком громоздком, посвободнее. Он сидел на полу и глядел на Таню, поражаясь тому, что видит ее.
— Алешка… — позвала Таня.
Пирогов счастливо улыбнулся и закрыл глаза. Сквозь него неясно виднелся ковер на полу и просвечивали Танины шлепанцы. Потом шлепанцы обрели четкость, словно проявились на фотопластинке, а Пирогов понемногу растаял кусочком серебристой туманности.
5
Наутро Пирогов перекусил на скорую руку, натянул резиновые перчатки и отправился разбирать завалы в регенерационной камере. Переступив через порог, он опустился на колени и с предельной осторожностью стал искать целые пластинки и блоки. Работа была нудная, кропотливая и, как оказалось, лишенная всякого смысла. Через полчаса Пирогов понял, что обречен.
Осознав это, он даже слегка испугался. Хрупкая пластина вывалилась из пальцев, спланировала на пол и взялась трещинами.
Регенераторы были изувечены на совесть. Поэтому как только на планетолете иссякнут наличные запасы воды и воздуха, Пирогов умрет. И произойдет это в самом недалеком будущем. И неоткуда ждать помощи.
Конечно, его найдут. Скоро развернется программа комплексного исследования Пояса — на предмет изыскания полезных ископаемых космического происхождения, программа под кодовым названием «Церера». Скоро — это лет через десять. К тому времени ему будет все равно, разыщут его или нет. Гораздо раньше он превратится в мумию в разбитом, но прекрасно освещенном планетолете.
Пирогов сел на пол и зажмурился. И ему сразу удалось отвлечься. Должно быть, он просто не умел подолгу думать о собственной смерти. Вместо этого ему захотелось вообразить себя рядом с Таней, в ее
