очень благодарна, если бы вы не оставили меня там одну.
— Я всецело в вашем распоряжении, и буду счастлив…
— Но вам со мной будет скучно и неприятно. Я до их пор еще не могу прийти в себя, и нервы мои так расшатаны, что иногда я не могу выносить даже дядиного голоса. В такие дни я замыкаюсь в себе, как улитка, из меня невозможно выжать ни единого слова, и я похожа на зверя в клетке.
Брендон сочувственно улыбнулся.
— Вам нужно развлекаться.
— О, я развлекаюсь… здесь достаточно развлечений, хотя вас это, вероятно, удивит. Джузеппе Дориа, катает меня в лодке и поет. Я часто езжу в Дартмур по делам дяди за хозяйственными покупками. И с нетерпением жду весны…
— Итальянец…
— Он очень приличный человек, мистер Брендон… вполне приличный. Я ни в чем не могу его упрекнуть, и рядом с ним я чувствую себя в полной безопасности. Он мечтает найти богатую невесту, которая своими деньгами позволила бы ему откупить обратно замок Дориа в Альпах, и он настолько энергичен и уверен в себе, что я думаю, надежды его непременно осуществятся рано или поздно. Я буду очень рада за него.
— Вы не думаете, что он отказался от этих планов?
Дженни на минуту задумалась. Глаза ее неопределенно смотрели в даль моря.
— Почему? — спросила она неуверенно.
— Мне кажется, он принадлежит к людям, которые зову сердца подчиняются охотнее, чем приказам разума.
— О, да… душа его так же прекрасна, как и он сам.
Марк хотел предостеречь ее, но почувствовал, что вмешательство его будет неуместно.
Она, однако, казалось, угадала его мысль и улыбнулась.
— Я больше уж никогда не выйду замуж.
— Никто не посмел бы вам предлагать этого… никто, кто знает, какие страдания вам пришлось перенести. Во всяком случае, никто не посмел бы сделать это так скоро, — ответил он, слегка смутившись.
— Ах, мистер Брендон, если бы вы знали, как я рада видеть вас. Страшно рада! Вы с нами обедаете? Мы обедаем после полудня.
— Если вы разрешите…
— Еще бы! И после обеда будете пить с нами чай. А теперь я вас проведу к дяде Бендиго. Оставлю вас на час, а тем временем обед будет готов. Джузеппе обедает с нами. Вы ничего не имеете против?
— Последний отпрыск рода Дориа! Мне кажется, я никогда до сих пор не обедал в таком аристократическом обществе!
Дженни провела его в круглую комнату — «святилище» дяди.
— Мистер Брендон приехал, дядя Бен.
Бендиго Редмэйнес отвел от глаз подзорную трубу, в которую смотрел на море.
— Подымается юго-восточный ветер. В канале будет буря.
Он пожал сыщику руку, и Дженни ушла. Моряк был рад Брендону, но мало интересовался судьбой брата; откровенность, с которой он говорил о некоторых вещах, удивила сыщика.
— Я прямой человек. То, что у меня на уме, то и на языке. А вы человек симпатичный. Когда вы были здесь летом, я видел, что моя прекрасная племянница произвела на вас впечатление. Она, насколько я могу судить, принадлежит к тем женщинам, которые легко разбивают мужские сердца. Сам я, после того, как меня отняли от груди кормилицы, никогда не имел дела с женщинами и избегал их так, как всякий порядочный моряк избегает подводных рифов. Но надо признать, что Дженни очень мила ко мне и привела в порядок весь дом. Она очень хорошая женщина, мистер Брендон.
— Она замечательная женщина, мистер Редмэйнес.
— Подождите. Теперь она поставила меня перед трудной задачей. Мог я предполагать, что моя правая рука — Джузеппе Дориа — влюбится в Дженни? А, собственно говоря, надо было предполагать; они вполне стоят друг друга — он бесценный работник, она превосходная хозяйка. И я боюсь, что может выйти так, что они поженятся в следующем году и оба скажут мне до свидания!
Откровенный тон моряка смущал Брендона; он чувствовал себя крайне неприятно и неловко, но нужно было отвечать.
— Вам следовало бы намекнуть об этом итальянцу, — сказал он. — Что хорошо в Италии, то совсем не принято у нас в Англии. Он не имеет права приставать к молодой вдове, только что потерявшей горячо любимого мужа и потерявшей его при таких трагических обстоятельствах.
— Совершенно верно, но поймите мое положение: я вижу, что Дориа давно хочет уйти и ушел бы, если бы его не удерживало присутствие Дженни. Я не смею утверждать, что она поощряет его ухаживания. Нет, она ведет себя вполне безупречно. Но, повторяю, в один прекрасный день может выйти, что они поженятся, и я опять останусь один в этих скалах. Он красивый малый, а она молода и никого, кроме него да меня, целыми днями не видит. Тут, сударь, ничего не попишешь!
— Но мне казалось, что Дориа мечтал жениться на деньгах и полон был самых честолюбивых замыслов.
— Да, и он знает, что двадцать тысяч футов, которые у Дженни, его никак не устроят. Но, по- видимому, любовь бывает сильнее всяких планов. Насколько вижу, теперь его главная мечта — Дженни Пендин и только. Если бы они, поженившись, остались здесь, я ничего не имел бы против: я привязался к этому черномазому черту. Но ведь вы понимаете, если они поженятся, то ведь улетят отсюда и — пиши пропало!..
— Да, у вас трудное положение, мистер Редмэйнес.
— Я думаю! Я не желаю становиться между моей племянницей и ее счастьем и должен сказать, что из Дориа может выйти вполне хороший муж, хотя хорошие мужья вообще встречаются редко, особенно в Италии. Но под ее влиянием он может отказаться от своих дурацких планов и потерпеть. А через некоторое время у самой Дженни будет не мало денег, к ней перейдут деньги Боба, мои и Альберта. Но я бы очень хотел, чтобы ничего этого не случилось. Говорю вам все это, потому что вы хороший человек и, может быть, что-нибудь мне посоветуете.
— На откровенность я отвечу откровенностью, — после некоторого размышления ответил Брендон. — Я восхищаюсь миссис Пендин. Не только такой необыкновенной красоты я никогда не видел, но редко встречал такую душевную красоту и силу. Думаю, вам нечего бояться.
Ваша племянница еще долго будет верна своему покойному мужу. Это не такая душа, которая легко забывает.
— Пожалуй, — согласился Бендиго, — но пройдет год, два, — что дальше? Ведь, вы понимаете, они целые дни проводят вместе…
Брендон помолчал. В его собственной душе боролись сомнения.
— Между нами, я предпочел бы англичанина, — но ведь ни одного порядочного человека не заманишь на эти скалы! Да… Бендиго задумался и вдруг спросил:
— Новостей о брате нет?
— Нет, мистер Редмэйнес.
— Я до сих пор не могу поверить в его вину. Несомненно, все это дело должно быть объяснено иначе. Но вы говорите, что кровь, которая была найдена в доме и на мешке, человеческая?
— Да.
— Тайну Пендина хранит море. А кости Роберта будут найдены только в день Страшного Суда.
— У меня также почти нет сомнений, что он умер.
Несколько минут спустя внизу раздался удар гонга, и оба спустились в столовую к обеду. За столом Дориа трещал, не умолкая, подробно и с увлечением рассказывая о подвигах своего древнего рода, о красотах Дольчеаквы, о своих денежных планах и наконец признался в своих опасениях.
— По идиотским итальянским законам титул переходит вместе с поместьем, и теперь в любой день богатый мясник или булочник может сделаться графом Дориа, приобретя в собственность замок. Единственная надежда, что он не пожелает тратить так много денег, потому что на исправление
