закончиться только разводом.
– Послушай, дорогая, не могу понять, ты действительно все еще сердишься или разыгрываешь меня?
– Нет, Фрэнк, я не сержусь, но я и не разыгрываю тебя.
– Может, передумаешь, и пойдем?
– Нет, Фрэнк, я правда не мочу. Сходи один.
– Ну ладно, тогда до свидания.
– До свидания.
Фрэнк сказал стенографистке, что будет через полчаса, вышел из конторы, сел в свой седан и поехал по Мэйн-стрит к цирку.
Юрист Фрэнк Талл был начинен множеством искусственных органов. Его зубы были изготовлены и вставлены протезистом. Его глаза, слабые и несчастные, смотрели на мир через бифокальные линзы. В его череп была вставлена серебряная пластинка, закрывавшая отверстие, через которое была уделена опухоль мозга. Нога из металла и пластика заменила ему ногу из плоти и крови. Живот Фрэнка опоясывал бандаж, поддерживающий грыжу и предохранявший его внутренности от выпадения. Особая подвеска поддерживала мошонку. В левой руке плечевую кость заменяла платиновая проволока. Каждую неделю Фрэнк ходил в больницу, где ему вводили поочередно то салварсан, то ртуть, чтобы не позволить бледной спирохете окончательно овладеть его организмом. Время от времени он подвергался массажу предстательной железы и промыванию желудка – он страдал хроническим несварением. Иногда ему приводилось продувать газом сгнившее легкое. За ухом у него располагался слуховой аппарат. В ботинке здоровой ноги Фрэнка находилось устройство для поддержки свода стопы, смягчающее плоскостопие. Парик скрывал серебряную пластинку в черепе. Гланды и аденоиды были удалены, так же как и аппендикс. Камни из мочевого пузыря выведены, рак из носа выжжен. У него был иссечен геморрой и выкачена вода из колена. Иногда его приводилось кормить через клизму: в горле у Фрэнка было проделано отверстие, чтобы он мог дышать, когда засорятся ноздри. Голова держалась на стальной скобе, поскольку шея была сломана. Короче, как представитель биологического вида, он не представлял ни малейшей ценности и имел меньше шансов на выживание, чем самая ничтожная полевая былинка. Как член общества, он был окружен уважением и заботой, продолжая существовать лишь за счет того, что сумел приспособиться к его уродливым порядкам. Он был мужем, но не мог быть отцом, был женат, но не мог любить. Если бы кто- нибудь вздумал заглянуть в могилу Фрэнка спустя сто лет после его смерти, то не обнаружил бы там ничего, кроме кучи ржавой проволоки.
Он припарковал автомобиль, вышел и направился в цирк посмотреть на уродцев.
Химера спала, растянувшись на подстилке из обожженной глины, и кашляла во сне; зловонный жар ее дыхания, поднимаясь наверх, душил насекомых, круживших над ее головой. Маленькие обитатели нижних слоев атмосферы падали на землю, словно хлопья пыли, подхваченные внезапным порывом ветра, и никто не оплакивал их падение. Химера дергалась во сне, ее огромные когти царапали глину, орлиные крылья то раскрывались подобно гигантскому вееру, то складывались. Драконий хвост по-змеиному извивался, и металлический шип на его конце прорезал в глине глубокие бороздки. Усы ее были опалены огненным дыханием. Чешуя на хвосте местами облезла, оголившиеся места заселили колонии паразитов. Химера линяла: с ее шкуры свисали огромные клочья шерсти, по ним ползали клещи. От химеры исходил отвратительный приторно-тошнотворный запах.
Фрэнк Талл стоял и смотрел на химеру с ужасом осознавая, что она настоящая.
– Боже мой! – сказал один из карантинных инспекторов, – никогда не думал, что существуют такие страшилища.
Спящая химера оглушительно захрапела, из ее ноздрей вырвался сноп пламени и повалил дым.
– Вот поэтому ей и соорудили постель из глины, – объяснил доктор Лао. – Солому она бы в два счета спалила. Знаете, как она делает фокус с выдыханием пламени? Это довольно просто. Видите ли, химера, как и выдающийся обитатель Аризоны ящерица-ядозуб, лишена системы выведения в обычном ее понимании. Вместо того, чтобы выводить переработанные вещества через кишечник, она сжигает их внутри себя и выдыхает дым и пепел. Очень необычное животное.
– И почему вы считаете, что ящерица-ядозуб не имеет системы выведения? – спросил Этайон.
– Да все это утверждают, – ответил доктор. – Говорят, именно таким образом ящерица-ядозуб получает свой яд: переработанные вещества не выводятся, а концентрируются, разлагаются и перерабатываются в слюну. И поэтому укус ящерицы ядовит. На мой взгляд, очень интересная теория. Я предпочитаю ее пикантность более рациональному объяснению происхождения ядовитых желез у пресмыкающихся.
– А как же тогда вы поймали эту самую химеру, доктор? – поинтересовалась деревенская девушка.
– О, мы поймали ее много лет назад в Малой Азии. У химер есть одна слабость, они обожают луну. Вот мы и установили на вершине одной горы зеркало так, чтобы в нем отражалась полная луна. И питающее к ней слабость чудовище подумало, что яркий серебряный шар стал наконец достижим. С воем и скрежетом она со всего маху врезалась в зеркало и… и тут выскочили мы и накинули на нее золотую цепь. Всего и делов-то!
– О, доктор Лао! – воскликнула женщина-репортер из газеты «Абалон Трибьюн», – я надеюсь, что когда-нибудь вы дадите мне интервью и расскажете о своих удивительных приключениях!
– Да, в вашей провинциальной газетке они вполне могут пойти на первую полосу, – заверил ее доктор Лао.
Респектабельного вида старик, в брюках для гольфа и спортивной рубашке, дотронулся до химеры своей тростью. Чудовище лениво махнуло хвостом, словно отгоняя назойливую муху, выбило трость из рук старика и задело его по ноге металлическим шипом.
– Не стоит шутить с этим животным, мистер, – заметил доктор Лао.
– Чем вы ее кормите? – спросил кто-то из публики.
– Гремучими змеями, – ответил доктор.
– Да, здесь их предостаточно, – кивнул один из карантинных инспекторов. – Прошлой весной я сам убил здоровенного рогатого гремучника на Бисвакской дороге.
– Должно быть, вы ошиблись, друг мой, – сказал доктор Лао. – Гремучник – одна из самым мелких змей.
– Не знаю, тот был чертовски здоровый, – настаивал карантинный инспектор.
– Вот чего я не могу понять, – начал старик в брюках для гольфа, – как это одно животное может сочетать в себе признаки ящерицы, орла и льва одновременно, да еще таким образом, что невозможно различить, где кончается лев и начинается ящерица, и где кончается ящерица и начинается орел. Какой вид ящерицы, на ваш взгляд, доктор, входит в состав этого чудовища? Может, это – центральноафриканский ящер или игуана, как их еще называют?
– Не могу сказать ничего определенного, – признался доктор Лао.
– Может, это зверь из Апокалипсиса, – заметил юрист Фрэнк Талл, почувствовавший, что не может больше стоять и молчать, словно тупая деревенщина.
– Ничего подобного, – решительно ответил старик в брюках для гольфа. – Все мы знаем, что такого никогда не было. Библейская чушь, если позволите так выразиться, уважаемый сэр. Библейская чушь, глупая, детская чушь, которой начинена эта старая книга.
– А мой папа говорит, что Библия – это великая книга, – сказала деревенская девушка.
– Химера, – начал доктор Лао, – летает в заоблачной выси на своих не ведающих усталости крыльях, и редкому смертному доводится увидеть ее. Много лет тому назад в Малой Азии один македонский воин убил химеру длинной стрелой и отнес в музей Александрии, где было сделано чучело этого животного. Годы спустя тибетский монах, увидев в музее это чучело, изготовил фарфоровую статуэтку химеры и украсил ею монастырский двор. Некоторое время спустя китаец, приехавший из Северной столицы, заинтересовался странной фигурой, сделал замеры ее пропорций и, вернувшись домой, отлил точно такую же из бронзы и преподнес ее в дар Хубилаю, великому монгольскому хану. И тогда по велению Хубилая вокруг столицы была возведена Татарская стена. Хан захотел, чтобы одну из башен, с которой он наблюдал за звездами, украшали фигуры химер. И по сей день там можно увидеть бронзовых химер, которые поддерживают звездные глобусы и сжимают в когтях измерительные шесты.
Позднее химеры стали считаться символом, эмблемой власти. И теперь их уже называли иначе –
