которому я могу обратиться в такую минуту. Лучше уж я расскажу тебе все, верно, Фил?
Дин насторожился еще больше и словно в рассеянности забарабанил пальцами по колену. У него появилось смутное ощущение, что на него ни за что ни про что хотят взвалить какую-то ответственность. А что ему за дело до всего этого? В студенческие годы — Гордон Стеррет нередко попадал во всякие истории, но в нынешнем бедственном положении приятеля ему чудилось что-то отталкивающее и хотелось отгородиться от этого, хотя слова Стеррета и возбудили его любопытство.
— Продолжай.
— Тут замешана девушка.
Дин хмыкнул. Он уже решил про себя, что не позволит никому испортить ему эту поездку. Если Гордон будет слишком ему докучать, он от него отделается.
— Ее зовут Джул Хадсон, — продолжал доноситься с постели невеселый голос. — Год назад она, по- видимому, была еще «порядочной». Уроженка Нью-Йорка, из бедной семьи. Родители умерли, она живет со старухой теткой. Я встретился с ней, видишь ли, как раз в то время, когда ребята один за другим начали возвращаться из Франции, и я только и делал, что кого-то встречал и угощал. Вот с этого все и началось, Фил, — я был рад снова увидеть их, и они были рады встрече со мной.
— Надо было иметь голову на плечах.
— Я знаю. — Гордон умолк, потом продолжал упавшим голосом: — Я теперь сам себе хозяин, понимаешь, Фил, и просто не в состоянии мириться с нищетой. А тут еще эта проклятая девчонка. Она, по-видимому, была влюблена в меня на первых порах — куда бы я ни пошел, везде натыкался на нее, — но у меня и в мыслях не было так связать себя по рукам и ногам. Ты представляешь, как замечательно я работал в этой экспортной фирме… Конечно, мне всегда хотелось заняться рисованием. Иллюстрировать какой-нибудь журнал, например. Там можно заработать кучу денег.
— В чем же дело? Если ты хотел чего-то добиться, надо было засучить рукава, — холодно констатировал Дин.
— Я пробовал, но у меня нет выучки. У меня есть талант, Фил, я могу рисовать, а вот уменья нет. Надо бы поступить в художественное училище, да где взять средства? В общем, примерно неделю назад все полетело к черту. Как раз когда у меня уже не было ни гроша в кармане, эта девчонка начала осаждать меня. Ей нужны деньги. Грозится сделать мне кучу неприятностей, если я не дам ей денег.
— А она может?
— Боюсь, что может. Отчасти из-за нее я и потерял работу: она целыми днями звонила в контору, и это, как видно, и было той каплей, которая переполнила чашу. У нее уже заготовлено послание к моим родителям. Словом, я у нее в руках. Нужно достать для нее денег во что бы то ни стало.
Наступило неловкое молчание. Гордон лежал очень тихо, вытянув сжатые в кулаки руки.
— Я пропадаю, — заговорил он снова; голос его дрожал. — Я просто с ума схожу, Фил. Если бы я не услышал, что ты приезжаешь в Нью-Йорк, я бы, верно, покончил с собой. Я прошу тебя — одолжи мне триста долларов.
Дин сразу перестал похлопывать себя по голой щиколотке, и тон их разговора, до сих пор какой-то неуверенный, стал ощутимо напряженным.
Секунду помолчав, Гордон прибавил:
— Я уже столько выкачал из родителей, что мне совестно попросить еще хоть цент.
Но Дин и на этот раз ничего не ответил.
— Джул говорит, что ей нужно двести долларов.
— Пошли ее к черту.
— Легко сказать! У нее есть мои письма, которые, я написал спьяну. К сожалению, она вовсе не такая овечка, как ты думаешь.
Дин брезгливо фыркнул.
— Не выношу женщин такого сорта. Тебе бы следовало держаться от нее подальше.
— Знаю, — устало произнес Гордон.
— Надо смотреть на вещи здраво. Раз у тебя нет денег, значит, надо работать и держаться подальше от женщин.
— Да, тебе легко говорить, — повторил Гордон, и глаза его сузились. — У тебя-то денег хоть отбавляй.
— Ничего подобного. Мои родители требуют у меня самого строгого отчета в деньгах, черт побери. Именно потому, что они дают мне несколько больше, чем принято, я должен быть очень осмотрителен и не злоупотреблять этим.
Дин подтянул штору повыше, и поток солнечных лучей проник глубже в комнату.
— Я не ханжа, черт побери, — неторопливо продолжал он. — Я не прочь поразвлечься… а на каникулах, как сейчас, например, я очень и очень люблю поразвлечься. Но ты… ты в каком-то ужасном состоянии. Я никогда ничего подобного от тебя не слышал. У тебя такой вид, словно ты потерпел крах… не только в денежном, но и в моральном отношении.
— Разве это обычно не вытекает одно из другого?
Дин нетерпеливо тряхнул головой.
— В тебе есть что-то странное, не пойму что. Что-то темное, гнетущее.
— Результат нищеты, тревоги и бессонных ночей, — несколько вызывающе отвечал Гордон.
— Может быть.
— О, я понимаю, что это действует угнетающе. На меня самого тоже. Но, черт побери, Фил, мне ведь нужно только недельку отдохнуть, купить новый костюм да иметь хоть несколько долларов в кармане, и я опять стану… ну, такой же, как прежде. Фил, ты же знаешь, я неплохо рисую. Но у меня почти никогда не было денег, чтобы купить хорошей бумаги и карандашей… Да и какое тут рисование, когда ты измучен, пал духом и совершенно выбит из колеи. Вот если бы у меня было хоть немного денег, я бы отдохнул и с новыми силами принялся за дело.
— Откуда я знаю, что ты не потратишь их еще на какую-нибудь бабу?
— К чему долбить одно и то же? — тихо спросил Гордон.
— Я не долблю. Мне жаль видеть тебя в таком состоянии.
— Ты одолжишь мне денег, Фил?
— Я не могу решить это сразу. Такая крупная сумма, черт подери, сейчас это мне ужасно некстати.
— А я пропал, если ты меня не выручишь. Я отлично понимаю, что сам во всем виноват, и мне очень тяжело, что я хнычу, но это ведь не меняет дела.
— Когда ты можешь вернуть мне деньги?
Это подавало надежду. Гордон задумался. Пожалуй, лучше было бы говорить начистоту.
— Конечно, я мог бы посулить тебе, что вышлю их через месяц, но лучше скажем так: через три месяца. Как только я начну продавать свои рисунки.
— Откуда я знаю, что тебе удастся продать хоть один рисунок?
Голос Дина зазвучал жестко, и холодок тревоги пробежал по спине Гордона. Неужели Дин все-таки не даст денег?
— Мне казалось, что ты немножко веришь в меня.
— Я верил в тебя. А теперь ты в таком состоянии, что я начинаю сомневаться.
— Да разве я обратился бы к тебе с такой просьбой, если бы не дошел до крайности? Или ты думаешь, что мне все это приятно? — Гордон умолк и прикусил губу, чувствуя, что в его голосе звучит гнев: он понимал, что нельзя давать себе воли. В конце концов, он ведь проситель.
— У тебя все получается удивительно просто, — сердито сказал Дин. — Ты ставишь меня в такое положение, что, не дай я тебе денег, я буду просто скряга. Да, да, не спорь. Однако, да будет тебе известно, мне совсем не так легко раздобыть три сотни долларов. Не так уж много мне дают на расходы, чтобы такая сумма не пробила основательной бреши в моем бюджете.
Дин поднялся со стула и начал одеваться, тщательно отбирая каждую деталь своего костюма. Гордон стиснул руками края постели, отчаянно стараясь удержаться от слез. Голова у него кружилась и разламывалась от боли, горло пересохло, во рту был какой-то неприятный, горьковатый вкус. Он чувствовал, как озноб мурашками пробегает по телу, и ему казалось, что он стоит под холодной капелью.
