ГЛАВА 10
Вот уже четыре дня Ле Биан рыскал по этим местам. В этот вечер, вернувшись в комнату гостиницы «У источника», он испытал странное чувство, что дома. Он, как обычно, поглядел на гравюру (девушка в народном костюме несет ведро воды), и уже от этого ему сразу стало так хорошо, как будто он после рабочего дня привел домой подружку. Ее же взгляд вызывал его еще на несколько автоматических действий. С молодой водоносицы он перевел глаза на стол, где лежал «Крестовый поход против Грааля» — первая книга Отто Рана, которую он нарочно оставил на видном месте. Что-то там было не так… вернее, что-то появилось новое… Из книги торчал листок бумаги. Сердце Ле Биана заколотилось сильнее. Он раскрыл книгу, достал листок и прочел коротенькую записку, написанную по всем правилам каллиграфии:
«Как мне благодарить вас за то, что отозвались на мой зов о помощи? Имейте в виду: теперь вы тоже в опасности. Наша борьба за Добро справедлива, а отныне это и ваша борьба.
Филиппа».
Ле Биан пощупал письмо, как будто хотел таким образом обнаружить загадочную Филиппу. Лишь через несколько минут, добрый десяток раз перечитав эти три коротких фразы, он задал себе вопрос, как письмо могло попасть в комнату. Кто туда мог войти? Гостиничная прислуга — это понятно, но могли быть и постояльцы и вообще кто угодно: он ведь решил не запирать дверь. Мысли в голове Ле Биана сталкивались и разбегались, и он задавал намного больше вопросов, нежели находил ответов. Он подумал, что в Юсса- ле-Бен ему осталось жить два дня, а он так и не нашел ничего осязаемого. Но у него стало возникать смутное чувство, что какие-то кусочки сложной головоломки начали складываться: свастика на стене; камень, упавший так точно, что это не могло быть случайным; письмо из прошлого; главное — стена молчания, упорно воздвигаемая всеми местными жителями. И чтобы навести здесь ясность, ему оставалось ровно двое суток. Стоит ли говорить, что задача казалась ему совершенно нерешаемой! Но он прогнал эти мрачные мысли и улегся на кровать с письмом Филиппы в руках.
«Наша борьба за Добро справедлива».
Одно слово смущало его так, что он даже произнес его вслух: «Добро». Слово нехитрое, но здесь оно было написано с большой буквы, и это было знакомо Ле Биану. Он был совершенно уверен, что недавно что-то про это читал. Вдруг ему пришло в голову, что это маскировка.
Он вскочил и схватил книгу про религию катаров, которую взял из коллежа. Увидев, сколько карандашных помет он оставил на полях, учитель подумал, что вызовет страшный гнев директора, который, по его собственным словам, не переносил порчи общественного добра. «И тут добро», — усмехнулся Ле Биан, и сразу вслед за тем наткнулся на то, что искал. У катаров слово «Добро» или «Благо» означало их церковь. Об этом совершенно прямо говорит Младший Сын (коадъютор катарского епископа Жана де Люжио) в своей «Книге о двух первоначалах». Историк был очень рад. Обнаружился еще кусочек из головоломки, и он обещал быть очень интересным. Ле Биан подумал: стоит исследовать каждое слово, обращенное к нему Филиппой, как археолог очищает тонким пинцетиком самый крохотный кусочек мраморного рельефа, чтобы все его подробности вышли наружу. И он не секунды не сомневался: скоро Филиппа пришлет ему новое послание.
ГЛАВА 11
Утром пятого дня, бреясь перед зеркалом, Ле Биан решил покончить с неясностями. Он спустился в гостиничную столовую, будучи уверен, что задаст один очень неприятный вопрос, на который, сразу ясно, не получит ответа. Что делать: времени оставалось в обрез, приходилось рисковать.
В столовой он, как со старыми знакомыми, встретился с другими постояльцами, начинавшими день добропорядочных курортников. Там была чета пожилых англичан, где муж умудрялся в глуши Арьежа каждый день получать свежий номер «Таймс» и героически поглощал без остатка весь завтрак, даже не поглядев при том на жену. В другом конце комнаты сидел тот человек, что каждый день спрашивал добавку варенья, притом не забывая похвалить хозяйку за ее превосходный фирменный рецепт. Он всегда носил белую рубашку и не по месту, пожалуй, чинный галстук в мелкую полоску, а бутербродов с вареньем съедал массу, умудряясь не оставить на рубашке ни пятнышка. Наконец, Ле Биан заметил странную пару, мать и дочь, которые всегда садились у окна. Девушка даже не пыталась скрыть глубочайшей скуки, а мать этого, кажется, и не замечала, будучи сама всегда весела. Сегодня, как и каждое утро, дочь встала из-за столика и пошла звонить по телефону. С кем же она могла разговаривать, пока мать с удовольствием пила кофе с молоком? Про себя Ле Биан отметил: девица не слишком хороша собой, но наверняка была бы гораздо милее, если бы не высокий жесткий пучок на голове и очки довоенной библиотекарши. И, опять же, как ее мать это терпит? В тот момент, когда он размышлял о внешности этой кандидатки в старые девы, хозяйка гостиницы и задала ему ритуальный вопрос:
— А, господин Ле Биан, — хорошо ли вам спалось? Что вам больше угодно — чай, кофе, шоколад?
Местной достопримечательностью был горячий шоколад, но, чтобы вынести такое питье, когда утреннее солнце уже порядочно припекает, требовался крепкий желудок. Но вопрос был задан по всем правилам, и Ле Биан тоже должен был дать на него ответ, сообразный обычаю. На сей раз, однако, он прибавил к ответу встречный вопрос:
— Кофе с большим удовольствием, госпожа Лебрен. Скажите, могу я кое о чем спросить вас? Только сразу скажу: вопрос очень деликатный.
— Что ж, давайте, — ответила хозяйка, и в глазах ее заранее промелькнула укоризна.
— Как вы думаете, мог вчера ко мне в комнату зайти посторонний?
— Простите? — чуть не задохнулась она. — Что вы хотите сказать? У вас что-то украли?
— Нет-нет, — поспешно сказал он, чтобы успокоить ее. — Я просто заметил что… что кое-что лежит не на том месте.
— Вот и правильно, — ответила хозяйка. Ее голос был суше хлебных корок в ее заведении. — Вы в приличном доме, в обязанности горничных, между прочим, как раз входит класть вещи клиентов на место. Поверьте, иногда это совершенно необходимо!
И с этими суровыми словами она пошла в кухню варить кофе. Ле Биан оглянулся: слышали постояльцы, о чем они говорили, или нет? Если да, он бы ничуть не огорчился и даже напротив: у него появилась мысль, что послание мог подложить кто-то из них. Может, девушка в очках библиотекарши и есть та самая Филиппа? Или, может быть, назойливый любитель варенья — посланец от нее? А эта англичанка, настолько вежливая, что явно что-то скрывает? Боже, до чего начала возбуждать его вся эта история! У историка появилось чувство, будто он попал в роман Агаты Кристи; было даже забавно немножко поразмыслить, кому в этой компании, слишком добропорядочной, чтобы в ней не оказалось злоумышленника, может понадобиться его убрать.
Быстро выпив кофе, он поднялся в комнату за книгой о катарах и карандашом, без которого он из дому не выходил, а потом вышел из гостиницы, причем хозяйка не проводила его обычным «Хорошего дня вам, господин Ле Биан». Сомневаться никак не приходилось: он ее действительно обидел. Историк прошел несколько шагов от гостиницы «Источник» до бара и с удовольствием убедился, что Мирей уже расставила столики на террасе. Ее хозяйка-блондинка, все такая же властная, следила за ее действиями, как Наполеон за диспозицией войск перед Аустерлицем. Стулья должны были стоять ровно по линеечке; кроме того, хозяйка велела установить два зонта: день обещал быть жарким. Ле Биан подумал, что сегодня будет первым клиентом. Бурый напиток из гостиницы имел несчастье напоминать ему войну, и только с тем кофе, который подавала Мирей, можно было по-настоящему начать день. Девушка принесла чашечку и поставила ее на стол чуть резковато. Несколько капель кофе выплеснулось из чашки на блюдечко. «Пропал божественный нектар», — подумал Ле Биан, но нимало не рассердился за это на Мирей. Сегодня на ней
