А сейчас служебное положение у них изменилось.
Даховник поблагодарил Новицкого за посещение его в госпитале, за письма, рассказал, как вновь оказался в подчинении подполковника Германа.
Они направились к бойцам. Зенитчики находились возле орудий. Даховник остановился у одного из окопов. На дне неглубокого котлована на толстых металлических станинах покоится массивная тумба, к которой прикреплен длинный ствол с накатником и тормозом отката, система прицельных приспособлений. Это 85-миллиметровая пушка, предназначенная для стрельбы по самолетам. Такими зенитными пушками были вооружены многие части, стоявшие на защите сталинградского неба.
К Даховнику и Новицкому подбежал молодцеватый артиллерист.
— Первый расчет на тренировочном занятии. Командир орудия сержант Данько!
— Продолжайте тренировку.
Возле пушки одна за другой звучали громкие команды:
— К бою!
— За орудие!
— К бою!
— Что ж, хорошо! — оценил Даховник,» а затем с вопросом к Новицкому: — Всегда так действует расчет?
— Да, сержант здесь молодчина. Слесарем работал парень. Рабочую закалку получил. Дисциплина и порядок у него всегда на первом месте.
Побывали у прибористов, дальномерщиков. Акопджанов доложил, что бойцы отделения ПУАЗО хорошо знают свои обязанности и у каждого дальномерщика-стереоскописта глаз наметан. В бою не подведут.
Потом Даховник и Новицкий зашли в орудийный окоп третьего расчета.
— Где бойцы? — спросил Даховник у командира орудия.
— Занимаются в землянке! — отрапортовал Андрей Кулик.
Спустились по ступенькам вниз.
Распахнулась плащ-палатка, закрывавшая вход в землянку, где сидели два бойца. Один из них скороговоркой отдал рапорт:
— Товарищ командир, ефрейтор Синица обучает бойца Трисбаева!
— Что же изучаете? — поинтересовался Даховник,
— Объясняю, как ведется стрельба по самолетам! — выпалил в один дух Синица.
— А вы бы к орудию пошли, там заниматься куда лучше.
— Есть, пойти к орудию! — отчеканил Юрий Синица,; Посмотрев на ученика Синицы — бойца с бронзовым лицом и узкими раскосыми глазами, Даховник спросил:
— Откуда же вы родом?
— Из Казахстана. Абдул Трисбаев!
— Какой номер в расчете?
— Взрывательный.
— Взрывательный? — Даховник усмехнулся, Новицкий скосил взгляд на Синицу. А у того от злости передернулись плечи, лицо наморщилось, и он чуть слышно шепнул в сторону своего ученика:
— Труб…
Абдул понял, почему таким недовольным стал ефрейтор, и исправил свою ошибку)
— Трубочный!
— То-то же, — подтвердил Даховник.
— Когда Даховник и Новицкий вышли из землянки, Синица, глядя на смущенного Трисбаева, зашелся от смеха:
— Эх ты, Взрывательный!
Командир дивизиона и Новицкий медленно шли по огневой позиции, С ними и Андрей Кулик. Остановились.
— Порядка нет никакого в вашем расчете, Младший сержант! Как же это так? А? — строго говорил командир дивизиона.
— А чего доброго ждать, когда в моем подчинении сырой материал, — не моргая ответил Кулик. — Сами посудите: Петухов без году неделя как заряжающим стал. Наводчик Синица только стишки сочиняет, а работать у пушки не научился. А тут еще Ласточкина к нам направили. И мне, Кулику, с такими птицами не спеться.
— У вас же бойцы, а не птичье хозяйство!
— Да, а наш расчет недаром «птичьим» прозвали.
— Выходит, что птице с птицами не спеться? — голос Даховника резкий, недовольный, — А надо бы!
— Трудное это дело… — процедил Кулик.
— Ну а все ж, как сколачивать расчет будем?
— Кто его знает…
— Вы свободны, младший сержант…
— Разрешите иттить?
— Не «иттить», а идти, — поправил его Даховник.
— Привычка, товарищ старший лейтенант. Разрешите иттить?
— Идите!
Кулик с невозмутимым видом медленно шел к орудию.
— Вот какая это птица, — глухо проговорил Новицкий. — Отстраню, не получится из него командира орудия.
— Правильно, — подтвердил Даховник, а затем продолжал: — С младшими командирами нужно чаще проводить занятия, учить их.
— Все это сделаем. Нажмем…
— А где комиссар батареи?
— Политрук Михайлин по заданию политотдела выехал в командировку. Скоро вернется.
— Приедет — пусть крепко берется за дело. Авралов не устраивать. А попотеть всем нужно…
Новицкий остался один. В душе он был рад за своего друга Даховника, но собой был недоволен. Ведь положение во вверенной ему батарее было неутешительным.
Каждый день на огневой позиции проводились тренировки на слаженность расчетов, отделений, взводов. «Третий подводит, — еще раз убеждался Новицкий. — Но кого же назначить командиром орудия?»
…Вечерело. Закончился ужин. Комбат зашел на кухню. Чистившие картошку бойцы сообщили, что повар ушел в третий расчет к своему земляку. Шагая по тропинке, которая огибала огневую, Новицкий увидел двух солдат в курилке. Подошел к ним. Так и есть: два Кулика. Встали навытяжку. Комбат предложил сесть, разрешил курить и сам прикурил папиросу. Спросил:
— О чем толкуете?
— Навчаю земляка, як воюваты треба, — отозвался повар. Он потеребил пальцами бурые жесткие пучки усов, крякнул:
— Э, хлопцы! Орихи исты и то треба умиючи. А то кинешь у рот и зубы можешь поломаты. А вийськове дило — складна справа. А колы ше командирський пост довирилы — в доску розбийся, ночей не спи, а зробы все, як треба.
— Верно, Матвей Петрович, — согласился Новицкий.
— А Андрий наш — нос крючком, пузыри пускав, а дило страдав.
Кулик-младший, наклонив голову, затягивался табачным дымом, молчал. Он понимал, что немало наломал дров, да не соберешь теперь щепок в одно бревно. Придется довольствоваться положением красноармейца.
— Ничего, он еще молодой. Побудет бойцом, поймет службу и свое скажет, — обнадеживающе говорил Новицкий, глядя на мрачное лицо Андрея Кулика.
А Матвей Петрович, щуря серые выцйетшие глаза, обратился к командиру батареи:
— Колы ж мене до зенитки призначите? Давно обицялы.
