— Почему? — удивлялся Грег. — Почему Сюзи возится с ней?
— Их родители знают друг друга. И живут они прямо дверь в дверь.
Грег потянул себя за волосы, как бы измеряя их длину. У нас обоих были очень длинные волосы. У меня из–за этого в школе все время были неприятности, и у Грега тоже. Всего за несколько лет до того ни один мужчина в Глазго не отпустил бы длинные волосы, и учителя были все еще вне себя от того, что их подопечные являются в школу с волосами до плеч.
Возражали не только наши учителя. Многим жителям Глазго было трудно с этим смириться. 1967 год и эра хиппи здесь прошли почти незамеченными, и в 1972–м нас с Грегом регулярно обижали на улицах из–за волос.
У Зеда были особенно красивые волосы. Волнистые, отчего он слегка напоминал Марка Болана.
— Не удивительно, что Сюзи с ним гуляет, — говорили мы с Грегом, размышляя о превратностях судьбы. — Он выглядит, как Марк Болан.
Марк Болан еще пел в «Ти–Рексе». Нам «Ти–Рекс» не нравился, потому что был слишком попсовым, а что может быть хуже для банды? Тогда, во времена прогрессивного рока, мы к этому относились очень серьезно. «Лед Зеппелин» не выпускали синглы, потому что синглы — это попсово, и нам это было очень даже понятно. Однако мы не могли отрицать впечатления, которое Марк Болан производил на женщин.
Таким был Зед. Наш местный Марк Болан. Он неистово, страстно обожал «Лед Зеппелин».
ДЕВЯТЬ
Черри раздражала. Рыжие волосы, веснушки, очки в пластмассовой оправе — все это само по себе плохо, но ведь при этом она еще была чрезвычайно умная, и это доставало. Хотя она училась на класс младше, нас с Грегом по учебе она опережала. Если мы буксовали в алгебре или интегральном счислении, Черри все знала, хотя в ее классе этого еще не проходили. Она читала книги в свободное время и сама разбиралась, не дожидаясь объяснений учителя. Хотя мы с Грегом этим пользовались в случае нужды, оставлять простить такое нам было нелегко.
Мы подваливали к ней после школы по дороге домой. Она неизменно возвращалась в одиночестве.
— Как ты решишь это уравнение? — спрашивали мы. Или: — Где найти про Древний Египет?
Такое впечатление, что мы без конца писали какие–то работы по Древнему Египту. Наши учителя бредили этой страной.
Черри говорила, как решить уравнение, где найти информацию по Египту, а мы накарябав это в тетрадках, быстренько смывались. Если Черри увязывалась за нами, мы говорили «пошла подальше» и «не доставай».
— Вот овца, — говорил Грег так, чтобы она слышала.
— Ей реально нравится, что она знает все ответы. Потому что она всегда подлизывается к учителям.
Кроме Сюзи, которой она не так уж и нравилась, у Черри был единственный друг — Фил. Фил жил поблизости и его презирали все, потому что он был полный и потому что учился в спецшколе для одаренных подростков. Хотя мы с Грегом знали, каково это, когда к тебе цепляются, и уж нам–то стоило бы вести себя иначе, мы не давали Филу спуску. Не могли удержаться. Его родители были чуть побогаче прочих в округе, и Фил умудрялся носить одежду, которая всегда выглядела одновременно слишком дорогой и слишком детской для его возраста. К тому же он был толстый, а это казалось серьезным преступлением. Встретив Фила на улице, мы над ним смеялись. Фил нас игнорировал. Иногда он заходил в гости к Черри.
— К Черри женишок намылился, — говорил Грег, и мы смеялись при мысли, что эти двое гуляют друг с другом.
Фил редко выходил из дому по вечерам, так что Черри коротала время в одиночестве. Мы с Грегом болтались в парке или ходили покупать сигареты на те деньги, что заработали доставкой газет. Иногда сталкивались с Зедом, и если у него была при себе выпивка, он угощал. Черри нам было совсем не жалко.
— Кто с тобой станет дружить, когда ты таскаешь такие очки, — говорил Грег, и я соглашался. Мне самому прописали очки, но я их почти не носил. Жизнь и без того трудная, не хватало еще проблем из–за очков.
Черри вела дневник — еще одна гадость. Иногда в школе видели, как она сидит в сторонке и делает записи. Только тот, у кого нет никакой жизни, станет этим заниматься.
Черри училась играть на скрипке. Она вела дневник. Она понятия не имела, кто такие «Лед Зеппелин». Вот овца.
ДЕСЯТЬ
«Лед Зеппелин» были самой преуспевающей группой своего времени. Они правили миром с 1969 по 1976 год и выпустили серию альбомов, которые раскупались в невероятных количествах. Они были в моде вплоть до появления панк–рока. Когда ажиотаж вокруг панка схлынул, они вновь начали завоевывать уважение публики, пока не стало нормой слышать от современных рок–музыкантов, что сильнее всего на них повлияли «Лед Зеппелин». Группа распалась в 1979 году, когда умер Джон Бонэм. Это был их барабанщик, он захлебнулся в собственной рвоте после пьяного загула. После этого им расхотелось играть дальше.
На Манкс все это не производит впечатления.
— Кому теперь какая разница?
— Ну, не знаю кому какая, Манкс. Но если даже и никому никакой, что с того? Я все равно могу об этом писать.
Манкс пожимает плечами. Она кормит Малахию и не может полностью сосредоточиться на беседе.
В самом начале, решив писать о «Лед Зеппелин», я предполагал, что это имя до сих пор вызывает отклик у большинства читателей. Я это заметил, когда в одной серии «Симпсонов» несколько лет назад Отто, водитель школьного автобуса, собирался тонуть, его последние слова были:
— «Цеппелины» рулят.
Но, может, Манкс и права. Может, это уже не настолько родное имя. Сама рок–музыка уже не занимает господствующего положения, как раньше. Техно и танцевальная музыка популярны давно, и выросло целое поколение, отчужденное от «цеппелиновского» мифа не только временем, но и жанром. Наверняка, немало тех, для кого «Лед Зеппелин» — название из далекого прошлого, и только.
Малахия заканчивает есть.
— Умница малыш, — говорит Манкс и покачивает его. Малахия гукает от удовольствия.
— Ты так и будешь распространяться, почему «Лед Зеппелин» были великие? — спрашивает Манкс.
— Вообще–то нет. Это было бы чересчур мелочно. Я давно миновал стадию, когда пытаешься кого–то в чем–то убеждать, будь то политика, религия или великие тайны Вселенной, — и убеждать в достоинствах рок–команды тоже никого не буду. Мне не важно, считают их люди хорошими или нет. Пусть только поймут, до чего великими их считали мы тогда — то есть, самыми–пресамыми великими. Мы их просто не относили к разряду смертных. Больше того — они были сродни могучим богам Валгаллы, сошедшими на Землю, чтобы устроить ад. Они столько значили в моей жизни, что я купил два их альбома еще до того, как в нашей семье появился проигрыватель. Я гулял по школьной игровой площадке с этими пластинками под мышкой. И не я один.
— Значит, — говорит Манкс, — эта банда повлияла на твою жизнь сильнее всех?
Я задумываюсь. Малахия сидит на колене у Манкс, и вид у него по–прежнему счастливый.
— Ну, вероятно, нет. «Секс Пистолз», наверно, повлияли сильней. Панк–рок так раскрепощал, а «Секс Пистолз» были отличной командой. Но до «Лед Зеппелин» им было далеко, да и потом, когда появились «Секс Пистолз», мне уже было не пятнадцать лет, и девственником я уже не был, и дома не жил. Чтобы укрыться от жизни, музыка была уже не так нужна. Я мог зайти в бар и выпить. В школьные годы, если все было мерзостно, мне оставались только «Лед Зеппелин».
«Лед Зеппелин» были такой величиной, что никогда сроду не приехали бы в Глазго. Я не мог поверить, когда объявили об их концерте. Я достал свою пластинку «Лед Зеппелин II», рассматривал могучий цеппелин, летящий через двойной конверт, и думал, возможно ли это.
ОДИННАДЦАТЬ
Манкс несчастна с тех пор, как родила.
Я говорю с ней по телефону. Она рассказывает мне о новой косметике «Эсте Лаудер Ансеркл», которая убирает темные круги под глазами. Манкс в последнее время выглядит усталой.
— Мне надо избавиться от темных кругом под глазами, прежде чем я попробую свою новую «Ланком МакиСуперб, блеск для лица». Что толку иметь сияющее лицо, если у меня под глазами громадные круги?
Я понимаю ее. Манкс дока в макияже. Ей не нравится иметь измотанный вид. Катя коляску с ребеночком, она желает выглядеть сногсшибательно или хотя бы цветуще.
Мы говорим о макияже, пока Манкс не меняет тему и не спрашивает меня, как моя книга про «Лед Зеппелин».
— Это рок–биография?
— Нет, это роман. Но туда включено много правдивых фактов. Скажем, про девочку, в которую я был влюблен в школе, и все такое. Она была длинноволосая блондинка, а отец у нее работал в страховой конторе начальником. Она пользовалась помадой «Мэри Квант». «Мэри Квант» — это имя еще гремело в косметике начала семидесятых.
Манкс отвлекают какие–то детские звуки. Когда мы познакомились, у Манкс была временная работа — она собирала деньги за спектакли в одном театрике в центре Лондона. Тогда она мне сказала, что лесбиянка и у нее есть постоянная подружка. Потом она бросила свою подружку и объявила о своей бисексуальности, и какое–то время мы с ней встречались. Мы сошлись, но отношения наши взяли и накрылись, как все мои отношения. К счастью, мы остались друзьями. Мы сейчас дружим даже сильнее, чем в те времена, когда гуляли друг с другом.
