и приятного, веселого — но с легкой грустинкой, непрерывного — но непрерывающегося был очень приятен.
Они сидели рядом — и сначала Магус положил-было руку женщина на колено — но сам почувствовал фальшь и ненужность этого. Не было смысла чувствовать рядом тело, если сливались души.
Они занимались любовью — и это было, конечно, прекрасно… но Магус готов обманывал сам себя, когда сам же себя убеждал, что все дело в сексе.
Нет.
Это был не секс. Это был не просто секс. Все желающие могут сравнить проститутку, пусть самую умелую, опытную и дорогую — и любимую женщину.
И наконец, уже перед рассветом, Магус признался ей в том, в чем боялся признаться себе самому.
— Милый, — сказала вампирша. — Но это же невозможно. Вы же холодные, расчетливые и владеющие собой при любых обстоятельствах. Спасибо тебе, конечно… мне было очень приятно это услышать… но.
«Но» было произнесено именно так — с точкой.
Он попытался ее убедить. Словом и делом.
Дело получилось великолепно, но…
— Дорогой, — мягко улыбнулась вампирша. — Ты же дипломат и шпион. Вас же наверняка учат тому, чем ты сейчас занимаешься. Должна заметить, что ваша школа добилась немалых успехов… это была волшебная ночь! Но.
И снова «но» прозвучало с точкой в конце.
Уже слабо владея собой, Магус пообещал ей то, от чего теряют голову абсолютно все женщины.
— Любимый, — произнесла вампирша, и Магус почувствовал, как теплая волна заливает тело. — Все-таки мы не пара. Извини, я никак не желаю тебя обидеть… постарайся не обидеться, хорошо? так вот… у нас есть легкая разница в возрасте. Она в общем-то не так уж и велика, но.
В этот раз точка после «но» была очень большой.
— Я буду очень рада увидеть тебя… — сказала перед уходом Магда, и сердце его запрыгало. — … когда ты приедешь еще раз.
И Магус понял, что сделает, все, все, абсолютно все, и даже немного больше — чтобы договор состоялся.
И плевать ему на лагеря смерти, конвеер, преобразователь, зверства и репресии на захваченной некромантами территории, маленьких девочек, не понимающих, что из них сейчас высосут жизнь.
Но Магда ушла.
— Слушай…
Магус внимательно глянул Анастасу в глаза. Глаза, разумеется, были мутными, и прятались далеко в узких щелях глазниц, и лицо было неподвижным, и кожа — серой, и волосы — тусклыми…
— Тебе сколько лет? Хоть примерно.
— Да за триста перевалило. А что?
— А…Магде, не знаешь, случайно?
— Точно не знаю, — некромант равнодушно пожал плечами. — Она вроде бы чуть постарше. Ну… лет шестьсот-восемьсот. А что?
— Да нет, ничего… просто интересно стало. Ладно, до свидания!
«И надеюсь, что оно все-таки состоится…»
Магус был уверен, что Гринберг начнет извиняться и хотя бы сделает вид, что чувствует себя виноватым. Что скажет: «Мальчик мой, я очень рад, что все хорошо кончилось, и ты же понимаешь, что все это было сделано исключительно для процветания нашего Острова». Что поинтересуется его здоровьем. Что начнет жадно расспрашивать о технологиях некромантов, о методах управления мертвым войском.
Нихрена.
Первый же вопрос был о хаоситах.
— Видел?
— Да.
— Отлично, мой мальчик, просто отлично. Я и не сомневался, что ты справишься. Ну-ка, рассказывай поподробнее.
И только выложив все, Магус вспомнил, что собирался превратить Гринберга в кучу ледышек или, по крайней мере, публично разоблачить мерзавца. Перед советом магов, к примеру.
— Ты не представляешь, мой мальчик, сколько ты сделал для нашего Острова. Будь уверен, каждый час, каждая минута твоей командировки были для нас пыткой. Когда ты… заболел — мы здесь чуть ли морды друг другу не били, спорили — вытаскивать тебя, или все же не оскорблять такой поспешной эвакуацией. Ты справился. Боже мой, парень, ты справился превосходно! Мы все гордимся тобой!
Он снова уселся в кресло.
— Мальчик мой, как превосходно ты все-таки поработал. Ты даже сам не представляешь, как. Ах, если бы еще опознать этого хаосита, если бы послушать его голос… ты же не откажешься дать мне заглянуть в твою голову, парень?
Полчаса назад Магус с удовольствием заглянул бы в голову Гринберга. Не в том смысле, разумеется, который был заложен в вопросе: не в мысли, настроения и воспоминания, а в буквальном. Ударить его льдом, разбить этот толстый, нависший над лицом лоб…
Если кто-то заглянет в его мозги, то встретит там Магду.
Некромантку. Вампиршу. Шлюху.
И странную, извращенную любовь к ней.
— Это так уж необходимо? — язык не слушался.
— О, нет, мальчик мой, если это тебе неприятно, то, конечно, не стоит!
Гринберг отмахнулся.
— Черт с ним, ничего особо нового мы не узнаем. Ты прекрасно все рассказал, и я уверен, что наши аналитики будут танцевать от восторга. Нет смысла тянуть из тебя жилы только для того, чтобы узнать, с кем ты весело провел вечер.
Магус оторопел, а Гринберг вдруг подмигнул.
— Брось, сынок, все мы люди. Ну, почти все. Пока маленькие слабости не заслоняют основной цели, на них можно не обращать внимания. Надеюсь, это была не вампирша?
— Нет, — соврал Магус, прежде чем успел что-то сообразить.
— Вот и славно.
Гринберг снова встал, и протянул ему руку.
— Еще раз спасибо тебе, мой мальчик. Что ж, надеюсь, тебе хватит недели для отдыха.
Магус, собиравшийся отдыхать от поручений Гринберга лет тридцать, вдруг понял, что да, недели будет как раз достаточно.
— Ах, да.
Гринберг произнес это с таким видом, будто действительно только что вспомнил.
— Пока тебя не было, я убедил наше сборище не унижать тебя деньгами и повышениями, а наградить кое-чем посущественнее. Вот.
Деревянная коробочка была маленькой и даже не обтянутой бархатом. Тем не менее, у Магуса вдруг пересохло во рту.
— Надо было бы обставить все церемонно, но я-то знаю, как ты относишься ко всей этой дребедени…
Вообще-то Магус ко «всей этой дребедени» относился никак. Не было еще случая испытать «всю эту дребедень» на собственной шкуре. И, наверное, не так уж неприятно было бы, если бы вдруг ему перед строем, на глазах у всех друзей и сотрудников, вручили что-нибудь эдакое… знак доблести, например…
Коробочка будто осветилась изнутри и стала прозрачной. Бронзовый крест надменно блеснул золотой вставкой.
Магус почувствовал, как приподымается над землей. От гордости, разумеется, а не от соответствующего заклинания. Потому что, насколько он помнил, еще никто из соратников не начинал
