словами.
— Они очень тяжело это перенесли. Что Эвен, что гибель Ниамири. Любой экипаж Сэфес отреагировал бы примерно так же.
— А что с ними было?
— Внешне? Практически ничего, но при подготовке к рейсу стали появляться сюрпризы. Впрочем, всё кончилось относительно благополучно. — Ренни уселся в кресле поудобнее. — Павел, я бы хотел попросить вас об одном одолжении. Экипаж только что вышел из сброса, поэтому, возможно, будет выдавать не всегда адекватные реакции. Просто не подавайте вида, хорошо?
— А в чём это может выражаться? — спросил Сарин.
— Ох, Павел… Первая неделя, а то и две после выхода из сброса — испытание. Для всех нас, как для Встречающих, так и для Сэфес. Они могут путать элементарные вещи. Забыть поесть, если не проследить, или уснуть посреди разговора. Мыслить на несколько ходов вперёд, почти как в Сети, и при этом выйти из дома, не вспомнив про обувь. Постепенно, где-то за месяц, всё приходит в норму, но сейчас… Просто будьте осторожны и делайте вид, что всё так и должно быть.
— Месяц? — спросил Сарин. — Да, тяжело.
— Ну в нашем случае — дай бог хоть неделю их тут удержать. Всё равно сорвутся, сколько раз такое уже было. Потом приходят «сдаваться», — улыбнулся Ренни. — От физиологии не сбежишь.
— Они настолько сильно отличаются от людей? — спросил с интересом Сарин.
— Я поначалу даже не представлял насколько. — Ренни задумчиво покрутил квадратную пуговицу жилета. — Они в некотором смысле не совсем люди.
— Это чувствуется, — согласился Сарин. — Ренни, скажите, как им живётся, когда они вне Сети? Они почти всегда были закрыты, но мне показалось… — Он задумчиво потёр щёку кулаком и договорил: — Что они ненавидят самих себя. И в этом их главная беда.
— Главная беда скорее в том, что очень трудно так жить — в двух совершенно разных состояниях. Сэфес в Сети — это особое видение мира, ощущение Бога. А когда они выходят обратно, на какое-то время становятся прежними… но словно с содранной кожей. Ткнёшь пальцем — кровь потечёт. Не потому, что беззащитны, а из-за пустоты в душе, которую способна заполнить только Сеть.
— Сеть, — повторил Сарин. — Слушайте, Ренни, я совсем мало знаю о Сэфес. Нам знакомы попытки конклавов создать своих контролирующих, но там совсем иное: берут ребёнка со способностями эмпата, начинают обучать его, муштровать, дрессировать даже чаще… Профессия. Сложная, требующая серьёзнейшей подготовки, навыков, знаний, но профессия. Их эмпаты и в повседневной жизни не такие, как простые люди. А что у этих? Посмотреть на них в отпуске — это же просто насмешка над самим понятием «ответственность». Тем не менее вот Сэфес, о чьём могуществе ходят легенды, триста тысяч обитаемых миров — стандартная зона контроля. И как это возможно? Оборотничество какое-то. Как если бы человек вдруг становился птицей и начинал воспринимать мир по-птичьи, через её органы чувств, совершенно не похожие на человеческие. Только они не земные птицы, а эдакие птицы духа, живущие в ментальной сфере Вселенной, уж простите за цветистые слова. — Сарин улыбнулся, представив себе звёздных птиц, кинул Ренни получившийся образ — вышло очень красиво — и продолжил: — И все их операции в Сети совсем не то как если бы они сидели за рычагами могучих машин в командном зале и отдавали мудрые приказы, руководили. Нет. Это как если садовник видит свой сад. Он может ничего не знать о строении материи, о генетике, законах биологии… но видит, что крапива душит цветы, а вот здесь разросся бурьян и нужно выполоть сорняки, чтобы дать цветам расцвести. Так же и Сэфес. Правильно я понимаю в общих чертах? Реджинальд кивнул.
— Не хвалите, а то сглазите. — Он задумчиво посмотрел на Сарина. — Это и в самом деле не профессия. Стадия развития. Проникновение. Сад — внутри садовника, а садовник — внутри сада, если вы понимаете, о чём я говорю… Такие, как мы с женой, — ниточка, соединяющая это всё воедино. Если человеку не суждено стать Сэфес, учить его бесполезно. В лучшем случае получится эмпат типа несчастной Керр, в худшем — чудовище. Прецедентов я, правда, не помню, но, возможно, они были. И прошу вас. Павел, Лину образы не показывайте, он вас закидает в ответ, а коллекция у него большая.
— Звёздных птиц-то? — с интересом спросил Сарин. — А любопытно было бы взглянуть. Есть в этом нечто романтичное.
— Они привозят из новых миров массу интересного. — Ренни усмехнулся. — В том числе и образы, самые разные. Хотя, — критично заметил он, — если бы только образы, жить было бы проще. Один Фиске чего стоит!.. И, заметьте, жить с этим животным в одном доме приходится нам. Они-то большую часть времени в рейсах или в разъездах.
— Что за Фиске? — спросил Сарин.
— Фиске — это плоский кот, — пояснил Ренни. — Размером метр на полтора. Редкой стервозности. Ваш знакомый Рауль Нарелин с ним познакомился несколько лет назад и чуть дара речи не лишился, когда уютный плед вцепился ему в руку.
— Однако! — поразился Сарин. — Кот выглядит как плед? Ну и чудо… А как он на предмет молока или там, скажем, сметаны?
— Отлично, не сомневайтесь. Павел, а чем вы намерены заниматься дальше? Из боевого флота вы ушли, сейчас у вас семья, но человек вы деятельный, на месте стоять не привыкли.
— Место я себе нашёл, — засмеялся Сарин. — И Тане интересно, и я рядом, спокоен за неё. Разведывательные экспедиции в новые миры — там мы оба нужны. Конечно, у нас теперь Нико, но о безопасности девочки мы заботимся. И кроме того, знаете, когда-то я занимался живописью, без большого, правда, успеха. А сейчас вот попробовал снова. Покажу, если захотите.
— С огромным удовольствием, — покивал Ренни. — У нас приёмный сын рисует. Проконсультируете? По-моему, у него немного странное цветовое видение.
— Приёмный сын? — удивился Сарин. — Я и не знал.
— Пути Господни неисповедимы. Это клон вашего хорошего знакомого, Нарелина Эльве, только не эльфийской его ипостаси, а личности блонди. Носитель умер уже очень давно, жена, узнав эту историю, пожалела его, ну и… — Ренни развёл руками. — Спорить с женщиной — занятие неблагодарное. Рей оказался очень неординарным юношей, потенциально он хороший Встречающий, скоро они с компаньонкой смогут взять ученическую пару. Рисование для него хобби, но пару неплохих выставок он уже проводил. На Эвене и на Окисте.
— Ах вот оно что… Интересно было бы взглянуть на его работы, да и с ним самим познакомиться.
— Он сейчас на учебной станции. А работы… Пойдёмте в дом, покажу.
— Идёмте. — Сарин поднялся. — Поглядим.
Работы Рея оказались вывешены на третьем этаже, в просторной гостиной с высоким потолком и большими, в полстены, окнами. Их после выставок осталось около четырёх десятков. Новых Рей написать пока не успел. Сарин подумал, что Рей, видимо, «прощупывает» разные техники, уж больно разноплановыми были эти картины. Часть (судя по всему, ранние) была выполнена в каноническом стиле, простыми красками. Пейзажи, портреты. На одной из работ Сарин узнал Эвен и удивился, что он и незнакомый ему Рей увидели город очень схоже — гротескные дома, бурое небо, тяжёлое, мрачное ощущение, металл и искажённая, но в то же время чем-то притягательная геометрия. Более поздние работы разительно отличались от ранних — в них появился свет, Рей начал пробовать новые техники. Объёмные краски, фактуры, фракталы, обратная перспектива. И портреты изменились. Сарин обратил внимание, что люди на них стали куда естественнее, появилось движение, динамика. Если в ранних работах Рея привлекали в основном разные оттенки фиолетового и зелёного, то в новых цветовая гамма расширилась.
— Это уже после того как он впервые увидел Сеть, — пояснил Ренни, — первый месяц ходил сам не свой, а потом… сами видите.
Сарин молча рассматривал работы, остановившись напротив одного из рисунков. На нём было нечто странное — казалось, будто Рей рисовал по живым линиям древесного среза, и в этих линиях проступали незнакомые лица.
— А сейчас Рей работает с Сетью?
