– Да, – кивнул он, удивленно посмотрев на меня. – Откуда ты знаешь?!
– Я этот бой видел, – признался я. – Я тогда только-только тут появился…
– Совпаденьице… – Кристо смешно сморщил нос.
– Слушай, – я помедлил. – А ты вообще тут… кто? Домашняя прислуга? Или, – я улыбнулся, – псарь, что ли?
Кристо странно посмотрел на меня. Потом улыбнулся в ответ, и улыбка мне сильно не понравилась – ее словно нарисовали одним взмахом злой кисти на детском лице, излучающем страдание.
– Я – девочка хозяина, – сказал Кристо и встал в рост. Каким-то образом я знал его ответ еще до того, как он начал говорить, и у меня бешено забилось сердце, а кровь толкнулась в виски. Кристо подбоченился, продолжая усмехаться. – Если хочешь, – он чуть откинул голову, – я и с тобой буду это делать – нечасто, но… У тебя, наверное, была девчонка?
Первое, что я хотел сделать, – заорать и уложить Кристо вмах одним ударом. Вместо этого я шумно перевел дух и… просто сказал:
– Мне тебя жалко, Кристо.
Он вновь сел на корточки – сложился, как игрушечная «змейка», и уткнул лицо в руки. Нет, он не плакал. Потом – поднял лицо.
– Тебя убьют, я по глазам вижу, – грустно сказал он. – Я бы хотел быть, как ты, но мне очень хочется жить. Очень-очень. Пусть даже… так. Я сначала хотел покончить с собой. Правда… А потом… – Он тяжело вздохнул. – Потом… привык как-то…
«И я привыкну, – подумал я с ужасом. – Привыкну сидеть на цепи. Ко всему привыкну…»
– Уходи, – попросил я и отвернулся к стене.
Кажется, он все-таки не ушел сразу, а еще сидел рядом. Но мне не хотелось оборачиваться, слушать, видеть… жить вообще не хотелось, если честно.
– Таня, Таня, Танюша, – вслух сказал я и вцепился зубами в кисть руки.
Это может показаться диким, но у сидения на цепи есть свои плюсы. Можете смеяться (я бы точно расхохотался, скажи мне кто-нибудь об этом до плена!), но это так.
По-моему, Абди аль Карнай купил меня из тщеславия. Кристо был нужен ему, чтобы трахать. Молодая самка – готовить жрать. Других слуг в доме я не видел (хотя это не значит, что их нет).
А привратник – чтобы открывать ворота. Причем именно такой, как я, – сильный и храбрый мальчишка. Чтобы можно было глядеть на меня и думать о своем могуществе, заставившем меня служить ему. В остальном я аль Карнаю не был нужен, и у меня оставалась куча свободного времени на самого себя.
Может быть, и в этом было тонкое издевательство. Мысли, занимавшие свободное время, могли свести с ума.
Толстый араб жил крайне неритмично. Я не мог понять, чем он вообще занимается, но большую часть времени Абди проводил вне дома, заявляясь то под утро, то поздно ночью. Не всегда, кстати, трезвый.
Когда он первый раз пришел пьяный, я открыл ему дверь – и вроде бы все шло, как обычно. Но, дойдя до входа в дом, он вдруг вернулся и подошел ко мне почти вплотную, постукивая по ноге длинной гибкой палкой. От него воняло потом и спиртным.
– Ты непочтителен ко мне. – Он покачивался, но смотрел достаточно трезво… и в то же время с пьяной злостью. – Ты не зовешь меня хозяином. Я ведь твой хозяин?! – Его палка уперлась мне под челюсть и приподняла голову (до этого я рассматривал пыль у своих ног). – Ну? Повтори, кто я?
Я молчал. Он посадил меня на цепь. В ошейнике. Я сидел у него во дворе голый, пил и ел из мисок, которые мне ставили, как собаке, и справлял нужду в яме под забором.
Но сказать: «Хозяин» – я не мог.
Просто не мог. Я смотрел на него и молчал… а глаза выдают человека. И, наверное, он увидел в моих глазах меня – настоящего.
Хлещущий удар обжег мое правое бедро снаружи. Почти тут же я – автоматически – прыгнул на аль Карная… и вновь, как тогда, на арене, потерял сознание…
…Когда я пришел в себя – болел не только позвоночник, а пыль вокруг была забрызгана моей кровью. Щедро. Абди аль Карнай «месил» меня, уже потерявшего сознание…
…С тех пор это повторялось каждый раз, когда он приходил пьяным. Он требовал от меня назвать его «хозяин» и полосовал палкой по спине и ниже, причем гибкий конец захлестывал на бока и часто рвал кожу. Я молчал. Смотрел в небо и молчал, смаргивая набегающие на глаза слезы. Если становилось
Он бил. Я говорил, твердил эти строки, словно молитву. Опять и опять, раз за разом.
После этих побоев меня мучили мысли о вечности. Я лежал на подстилке, старался поменьше двигаться, поглубже дышать и не думать о том, что могу остаться тут навсегда.
Меня
Вообще говоря, я неплохо, хоть и однообразно, питался, если посмотреть непредвзято. Так что физические усилия даже были нужны мне. И после первого, совсем уж горького отчаянья, я начал изводить себя боксом и гимнастикой. Аль Карнай даже выходил несколько раз посмеяться над своим рабом, который колотил стенку кулаками так, что на ней постепенно образовалась вмятина.
В это время он видел меня только со спины, не в лицо. Иначе, наверное, начал бы бить и за бокс тоже. А так – это его просто смешило…
– Зачем ты это делаешь? – спросил меня Кристо.
Он довольно часто разговаривал со мной, и я, сперва отмалчивавшийся, в конце концов перестал валять дурака. Кристо ведь ни в чем не был виновен. Он не был ни трусом, ни слабаком, как мне показалось сначала. Просто ему не для чего было бороться, в прошлом ничего не осталось, и он махнул на себя рукой.
– Я убегу, Кристо, – ответил я, усаживаясь у стены. – Даже если это будет первый случай. Я убегу.
Греческий мальчишка смотрел на меня печальными глазами.
Абди аль Карнай ушел рано утром, и я, открыв ему дверь и закрыв ее за ним, вновь завалился спать «до завтрака». Плюсом моего угла было то, что за день стены нагревались и даже под утро все еще щедро отдавали тепло (даже если учесть, что тут и вообще жара!).
Кажется, мне что-то снилось, но не помню – что, и, проснувшись, я увидел, что на этот раз мне принес
