застрахован. Случалось, конечно, не без того, у меня и работа такая: все время с людьми.

— Хе-хе, — захихикал Вольдемар Сяэск, на этот раз вполне уважительно, — я тебя совсем было в ханжи определил… Ясное дело, когда ты эти свои проповеди читаешь, возможностей-то хоть отбавляй. Все тебе в рот глядят, а уж бывалый мужик разом смекнет, кто как смотрит.

— Ну, не совсем так, — вильнул Калев, — но…

— …но где-то рядом, — закончил Волли.

Калев не перечил: если для старины Вольдемара это вопрос жизни и по нему он судит о мужском достоинстве, то пусть себе думает, как хочет!

— То-то, да еще выводок старшеклассниц в придачу, ты же сказал, что ведешь у них уроки. Где это?

— Да в поселке, у нас тут профтехучилище — портних готовим. Но я там не на ставке, я… — Калев хотел подробней остановиться на своей полуслучайной педагогической деятельности, но подробности однокашника не интересовали.

— Белошвейки, белошвеечки, что и говорить! — потер он руки.

Чего ради любовные интрижки так волнуют пожилого человека? — думал Калев. Или у него с этим делом швах? Он глянул на Вольдемара — хиловат, прямо скажем, а в остальном мужчина как мужчина.

— Ты небось и экзамены у них принимаешь?

— Если ты думаешь, что таким образом я использую свое служебное положение, то ошибаешься, — снова вспылил Калев. Но рассердился он потому, что припомнил — с ним случилось как раз обратное — использовать попытались его, Калева Пилля.

Пару лет назад на майском вечере — и увы, перед самыми экзаменами — его принялась осаждать темноволосая девчушка: все время приглашала на дамские танцы, и Калев как человек воспитанный, в свою очередь, тоже подходил к ней. Это была очень привлекательная, похожая на цыганку Пирет Семененко. Прическа под мальчика ей очень шла, но головка этой милой кнопки была непробиваемо пуста, казалось, абсолютно невозможным вдолбить туда даже самые элементарные истины. Головка эта была создана для чего угодно, только не для учебы. Калев, к примеру, с удовольствием погладил бы эту головку, каемочку стриженых волос на шее, непременно тыльной стороной ладони, и «против шерстки».

Во время очередного танца девушка вдруг захромала, при этом маленький глянцевый зубик так мило прикусил нижнюю губку. Поблескивающий, крошечный, какой-то очень живой зуб. Девушка пожаловалась, что в туфле вылез гвоздь. Калев предложил свою помощь и пригласил Пирет в учительскую.

У нее была маленькая ножка, для эстонки (правда, эстонкой девушка была, очевидно, только наполовину) просто крошечная. Она застенчиво протянула Калеву поношенный башмачок. Он был совсем чуточку расхлябан и еще хранил тепло ноги. Калев подумал о мизерной стипендии — эти девушки подчас картошку на воде жарят, только бы выкроить на тряпки и туфли, — и в нем пробудилась какая-то отеческая нежность к этой малышке. Пирет, пока он чинил туфлю, доверчиво опиралась на его плечо, стоя на одной ноге, прислонясь к его плечу, и вдруг, едва не потеряв равновесие, оперлась другой рукой о стену, точнее, о выключатель. Тьма. Калев и опомниться не успел, как девчушка повисла у него на шее. От нее пахло приторно-сладкими, явно дешевыми, но дурманящими духами, их заглушал резкий, головокружительный запах дикого зверька — запах пота, в классе Пирет Семененко слыла довольно неряшливой. Мог ли Калев Пилль не поцеловать ее?! Это был долгий-долгий поцелуй, маленький живой зубик прикусил губу Калева…

Да, такими, вернее, таким был единственный опыт общения Калева Пилля с девушками из училища. Этот опыт еще долго терзал ему сердце, потому-то он злился теперь на Волли. Однако желчное его молчание не затянулось: на «Хеннеси» — дурманную голову история с Пирет уже не казалась такой маетной. Как знать, может, он даже нравился девушке.

— Ох, славные были девчата, — произнес он мечтательно и неожиданно для себя самого. А Волли подхихикнул, любуясь им, словно подручный колдуна самим князем тьмы.

Застолье продолжалось. Сколько всего они еще наговорили, Калев и не упомнит, от ерша из благородного коньяка и простецкого пива все смазалось, словно они крутились на карусели. Вольдемар маялся желудком и без конца глотал таблетки. Странным образом он вроде бы и не пьянел. В конце концов, Калев заказал в поселке такси — в этой фешенебельной бане был даже телефон — и непременно захотел показать давнему приятелю места, связанные с общими воспоминаниями детства. Хотя бы настолько, насколько позволял снег. Он растрогался и сочувствовал подпольному адвокату-космополиту.

Они гоняли по поселку, время от времени вылезали из машины и пели «Росла у нас березка» и еще о том, как женщина преклонных лет организовала у себя проживание некоего домашнего животного, которое, ослушавшись ивыказав свой непокорный нрав, успокоилось в желудках злобных хищников, оставив безутешной хозяйке лишь некоторые части своего тела.

Не было забыто и большое колесо, которое знай катилось по дороге, а чтобы репертуар не вышел чересчур аполитичным, сочный баритон Калева Пилля познакомил эмигранта ис современной классикой: с песней о женитьбе робкого бригадира и озорной полькой «Эту лодку строил я не как-нибудь…», основной проблемой которой являются, как известно, мелкие противоречия неантагонистического характера, возникающие между двумя влюбленными, — отличной бригадиршей-скотницей и передовым рыбаком. Вольдемару Сяэску очень понравились и эти песни.

У гостя была замечательная камера, которой можно было фотографировать даже ночью, и он заснял их вечер на нескольких пленках. Калев сфотографировался не только там, где прошло их детство, но ина лестнице райсовета, и на фоне профтехучилища, где когда-то некая Пирет, которая уже давно и, наверное, небезуспешно трудится закройщицей, выказала неблаговидный интерес к преподавателю много старше себя.

Наконец они вернулись обратно в поселковую гостиницу — Калев не настолько еще потерял голову, чтобы приглашать Вольдемара к себе. Их не первой свежести две комнаты никак не вязались с баней и нескончаемой поездкой на такси, дешевизна которой привела Вольдемара в изумление.

На другой день он проводил Волли и преподнес ему енотовую шкуру, припасенную Ильме на шапку и воротник…

Воспоминание о енотовой шкуре вернуло неисправимого мечтателя Калева Пилля к действительности: что же купить Ильме и сыну?

Мемуары Калева подошли к концу, стал закругляться и лектор. Он говорил, что головотяпство в общении с иностранцами в последнее время имело место иу нас в республике. Не всегда наши товарищи проявляют бдительность и дают достойный отпор тем, кто этого заслуживает. Ха, подумал Пилль, а может, не в каждом случае это и нужно, умный человек понимает, что такой отпор наша действительность даст сама, нужно только правильно ее подать. Можно даже опытом поделиться — ему, скромному сельскому интеллигенту, есть о чем порассказать.

Объявили перерыв.

Конца семинара (он выяснил, что это был семинар пропагандистов) Калев ждать не стал. Он присмотрел Ильме скромный кухонный миксер, а парню — кассеты для магнитофона. И завтра, после того как сходит в министерство, он все купит.

Побывал Калев в зоопарке — подсознательный импульс этому дали утренние раздумья о термитах, — посмотрел на рыбок, земноводных и обезьян, поразмышлял на темы эволюции. Зашел и в пивбар, выпил пару кружек хорошего свежего пива и закусил сыром.

Под вечер гостиница показалась даже симпатичной, потому что за стойкой дежурного сидела пожилая дама, еще не разучившаяся улыбаться. Вечером Калев сыграл с жильцом из соседнего номера две партии в шашки. Счет был 1:1.

Спать он лег пораньше: надо было хорошенько отдохнуть перед завтрашним ответственным мероприятием. В эту ночь водопроводные трубы все так же простуженно урчали и дохали, но Калев Пилль спал глубоко и тяжко и сквозь сон подстанывал им.

Уважающий себя человек не явится в условленное место чересчур рано, а потому Калев Пилль спокойно прогуливался возле министерства. Часы показывали без четверти двенадцать. Разумней было еще немного погулять. Он прошелся до следующего переулка, но дальше пойти не решился — времени

Вы читаете Снежный ком
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату