а его черные расширенные зрачки на глазных яблоках, словно сваренных вкрутую под полузакрытыми веками, метались в разные стороны, как две жужжащие мухи. Ник заставлял себя не отворачиваться и не отводить взгляда.
«Здесь ад. И я всегда в аду».[10] Это была одна из немногих некиношных цитат, известных Нику: ее когда-то выдала жена, в университете специализировавшаяся по английской литературе. Даже под страхом смерти Ник не вспомнил бы, откуда эти слова, но подозревал, что это имеет отношение к Фаусту и Дьяволу. Дара, как и ее отец, знала немецкий и несколько других языков. А кроме того, дочь и отец, казалось, знали все пьесы, романы и хорошие фильмы на этих языках. Ник имел диплом судмедэксперта, — довольно необычно для полицейского, даже для детектива из отдела убийств, — но рядом с Дарой и ее отцом он всегда чувствовал себя так, будто получил его обманным путем.
В машине он флэшбэчил на их медовый месяц восемнадцать лет назад, в отеле «Хана Мауи», и теперь радовался, что не выбрал для своего мимолетного удовольствия тогдашних любовных сцен. Он предпочел вновь пережить другое: как они плавали в панорамном бассейне, глядя на Тихий океан, над которым поднималась луна; как бегом неслись под душ, а потом быстро одевались в своем хале,[11] потому что опаздывали к обеду; как шли в обеденный ланай[12] между потрескивающими факелами и разговаривали, поглядывая на звезды, что зажигались в темнеющем небе. Воздух был насыщен ароматом тропических цветов и чистым запахом океанской соли. Ник исключил из сеанса сексуальные воспоминания, меньше всего желая, чтобы во время собеседования брюки его были заляпаны семенной жидкостью. Но теперь он просто радовался тому, что на этом дегенеративном лице не отражаются оргазмы восемнадцатилетней давности.
Бесконечное видео наконец завершилось. Ник Боттом на экране вышел из транса, подергивания прекратились. Он тряхнул головой, провел рукой по волосам, подтянул галстук на шее, посмотрел на себя в зеркало заднего вида, завел машину, — близкий к кончине электродвигатель издал скрежещущий звук, — и тронулся с места. Камеры, даже установленные на летательных аппаратах, не стали следить дальше. Четыре из пяти экранов в комнате снова превратились в старинное черное дерево. Пятый вывел электронную отметку времени и замер.
Хироси Накамура и Хидэки Сато не произнесли ни слова, но переглянулись.
Абсурдная пауза затянулась на целую минуту. Потом Ник сказал:
— Ну хорошо, я до сих пор флэшнаркоман. Я все время хожу под флэшбэком — минимум шесть-восемь часов в день, примерно на столько же времени американцы раньше присасывались к стеклянной сиське телевизора. Ну и что? Вы все равно наймете меня на эту работу, мистер Накамура. И вы заплатите за мой флэшбэк, чтобы я мог вернуться почти на шесть лет назад и восстановить ход расследования убийства вашего сына.
Телефон Сато остался лежать на старинном тансу, и теперь все пять экранов засветились фотографиями двадцатилетнего Кэйго Накамуры.
Ник лишь мельком скользнул по ним взглядом. Шесть лет назад, расследуя дело, он видел немало фотографий Кэйго, живого и мертвого, и не особенно впечатлился. У сына миллиардера были слабый подбородок, косящие карие глаза, идиотская прическа — волосы торчком — и чуть надутый, мрачный, хитроватый взгляд, какой Ник видел у слишком многих молодых азиатов здесь, в Штатах. Ник научился ненавидеть это выражение на лицах молодых богатых говнюков из Японии, приезжавших поглазеть на американские трущобы. Единственные заинтересовавшие его фотографии Кэйго Накамуры были сделаны на месте преступления и в анатомичке: громадная улыбка, в которой разошлись, правда, не губы, а шея парня, располосованная ножом, — сверкающая белизна позвонков внутри рваной раны. Неизвестный убийца, перерезав горло молодому наследнику, чуть не отделил голову Кэйго от туловища.
— И если вы меня наймете, то именно благодаря флэшбэку, — вполголоса сказал Ник. — Хватит бродить вокруг да около. Перейдем к сути. У меня сегодня есть и другие дела, другие встречи.
Последнее было самой большой ложью в жизни Ника.
Лица Накамуры и Сато оставались совершенно непроницаемыми и вроде бы безучастными, словно Ник Боттом уже ушел из кабинета.
Накамура покачал головой. Теперь Ник увидел признаки возраста на его лице — небольшие, но растущие мешки под глазами, морщинки, убегающие из уголков глаз.
— Вы ошибаетесь, считая себя незаменимым, мистер Боттом. У нас есть распечатки всех полицейских отчетов, сделанных как до, так и после кибератаки, как в то время, когда вы участвовали в следствии по делу моего сына, так и после вашего отстранения. У мистера Сато имеется полный комплект документов о действиях Денверского департамента полиции.
Ник рассмеялся. Он впервые увидел гнев в глазах пожилого миллиардера и был рад этому.
— Не лукавьте, мистер Накамура, — сказал он. — Вы прекрасно знаете, что «все» документы за период моего руководства следствием и после него, предоставленные департаментом, — это десятая часть того, что имелось в электронном виде. Бумага — охеренно дорогая штука, чтобы печатать на ней тонны всякого говна, пусть даже для пробивного японского миллиардера со связями в Белом доме. Сато никогда и не видел материалов дела… верно, Хидэки-сан?
От издевок и фамильярного тона выражение лица Сато ничуть не изменилось — просто его глаза, и без того холодные, стали черными льдинками. В них больше не было ни малейшего намека на любопытство.
— Так что если вы хотите возобновить расследование, вам нужен я, — продолжил Ник. — В последний раз предлагаю бросить всю эту хрень и перейти к делу. Сколько вы мне заплатите за работу?
Накамура молча смотрел на него несколько мгновений, потом вполголоса проговорил:
— Если вам удастся найти убийц моего сына, мистер Боттом, я готов заплатить вам пятнадцать тысяч долларов. Плюс покрытие расходов.
— Пятнадцать тысяч новых баксов или старых долларов? — спросил Ник, стараясь скрыть волнение.
— Старых, — сказал Накамура. — Плюс расходы.
Ник сложил руки на груди, словно задумавшись, но на самом деле это была попытка сохранить равновесие. Он вдруг почувствовал, что может вот-вот потерять сознание.
Пятнадцать тысяч старых долларов равнялись двадцати двум с небольшим миллионам новых. У Ника сейчас было около ста шестидесяти тысяч новых баксов на его НИКК, и он был должен несколько миллионов прежним приятелям, букмекерам, торговцам флэшбэком и акулам-процентщикам.
«Шестьдесят миллионов баксов. Господи Иисусе».
Ник пошире расставил ноги, чтобы его не качало. Продолжая играть крутого парня, он постарался говорить энергичнее.
— Хорошо. Я хочу, чтобы вы сразу же перевели на мою карточку пятнадцать тысяч старых долларов. И без всяких там штучек… то есть без всяких ограничений, трюков и хитростей, мистер Накамура. Нанимайте меня и переводите деньги. Сейчас. Или вызывайте гольфмобиль, чтобы меня отвезли к моей машине.
На сей раз настала очередь миллиардера рассмеяться.
— Вы считаете нас дураками, мистер Боттом? Если мы переведем деньги сейчас, вы при первой возможности дадите деру и потратите все на флэшбэк.
«Конечно потрачу, — подумал Ник. — Я бы снова стал живым. И достаточно богатым, чтобы провести остаток нашей с Дарой жизни вместе — несколько раз пережить все заново».
У него все еще кружилась голова. Он сказал:
— Что же вы тогда предлагаете? Половину сейчас, а вторую половину, когда я найду убийцу?
Семи с половиной тысяч долларов хватило бы для пребывания под флэшбэком в течение нескольких лет.
— Я переведу нужную сумму на вашу НИКК, — ответил Накамура, — и буду пополнять ваш счет по мере необходимости. Но имейте в виду, что это — на текущие расходы. В новых долларах. Пятнадцать тысяч старых долларов поступят на ваш личный счет, лишь когда убийцу моего сына найдут и эту информацию подтвердит мистер Сато.
— Когда вы прикончите парня, на которого я покажу, ага, — заметил Ник.
Мистер Накамура сделал вид, что не расслышал. Секунду спустя он проговорил:
— Наш целостный контракт передан на ваш телефон, мистер Боттом. Можете на досуге изучить его.
