утром глаза,говорить о ней, поднося котелок к губам.И когда солдаты,которым завтра в бой,говорят не о торжестве идей,а, грустя, вспоминают о доме,о матери,о родных,то это тревожит только маленьких чернильныхлюдей,верящих громким словам,но не верящих сердцу,которогонет у них самих.Но командир роты,который был с нами вчера в боюи пойдет с нами завтра,садится рядом,и, греясь одним огнем,слушает нашу жизнь,и рассказывает свою,и не боится вспомнитьмилую женщину и опустевший дом.Его не тревожит наша память о доме,о любви,об уюте комнат.Если б не было этого,где ж тогда наши сердца?Из того,кто ничего не любити ничего не помнит,можно сделать самоубийцу,но нельзя сделать бойца.Я люблю землю в холодных рассветах,в ночных огнях,все места, в которых я еще никогда не жил.Если б мне оторвало ноги,я бы на костылях,все равно,обошел бы все, что решил.Я люблю славу,которая по праву приходит к нам.С ночами без сна,с усталостью до глухоты.Равнодушную к именам,жестокую по временам,но приходящую неизменно,если сам не изменишь ты.Я люблю женщину,которая стоит того,чтоб задыхаться от счастья,когда она со мной,чтоб задыхаться от горя,когда она оставляет меня одного,чтоб не знатьни позжени раньшеникого, кроме нее одной.Но в минуту, когдамежду жизнью для нихи смертью за нихвыбиратьприходится только нам самим,то, как ни бывает жаль умирать,мы не уступаем этого права другим.Если ты здоров и силени ты уступил это право,ты не сможешь ходить по земле,которую защищал другой;слава,трясясь над которой ты струсил, —уже не слава;женщину,за которую ты не дрался,ты не смеешь называть дорогой.Мы всосали эту жестокую правду с молокомматери.Мы все такие,и этого у нас не отнять.Мы умеем жертвовать жизньютолько однойсвоей.Но зато эту одну трудно у нас отобрать.Мы не вспоминаем в эту минуту всех книг,которые мы прочли,всех истин, которые нам сказали,мы вспоминаем не всю землю,а только клочок земли,не всех людей,а женщину на вокзале.Но за этим,ширясь,не зная преград,встает Родина,сложенная из этих клочков земли,встает народ,составленныйиз друзей, которые провожали нас, солдат,плывут облака, под которыми мы росли.А в бою есть только танки, идущие напролом.Есть только красный флаг над желтым песком.Что они не сметут,то он подожжет.Они дойдут до рекии пройдут эту реку вброд,и пески за рекой,и горы, которые за песками,и еще пески,и еще горы,и море, которое за горами,они обогнут всю землю железной дугой,они обойдут все страныоднуза другой,они обойдут их все,ломаяжалкую бестолочь пограничных столбов,и, почернев в походах,они выйдут в другое столетьена площадинеизвестных нам городов,только там, наконец, они встанут на отдых.Будет солнечный день.Незнакомый нам завтрашний век.Монументом из бронзына площадяхони встанут рядами.Верхний люкприподнимет бронзовый человек,сигналист просигналит бронзовыми флажками,и на всех,сколько будет их,танках,открыв верхние люки,подчиняясь приказу бронзового флажка,положив на поручни башен бронзовые руки,они будут смотреть на солнце,катящееся через века.Революция!Наши дела озарены твоим светом,мы готовы пожертвовать для тебяжизнью,домом,теплом.Встать!когда говорят об этом,ради чего мы живеми, если надо,умрем!1939– 1941Монголия – Москва
Поэма «ОТЕЦ»
А. Г. И-ву
Все сердце у меня болит,Что вдруг ты стал прихварывать,Но мать об этом не велитС тобою разговаривать.Наверно, сам ты не велел,А матери – поручено.Пуд соли я с тобою съел,Теперь уж все изучено.Я раньше слишком зелен был,Себе недотолковывал,Как смолоду бы жизнь прожил,Не будь тебя, такого вот — Такого вот, сурового,С «ноль-ноль», с солдатской выправкой,Всегда идти готовогоПо жизни с полной выкладкой!А вот как сорок с лишним летВдали от вас исполнилось,Невольно, хочешь или нет,Вся жизнь с тобою вспомнилась,С того начала самого,В Рязани, на Садовой,Где встретился ты с мамоюИ я при ней – готовый.Единственный и неродной…И с первой стычки – в угол! Теперь я знаю, что со мнойТебе бывало туго.Но взял меня ты в оборот,В солдатскую закалку,Как вотчим струсит, не возьмет,Как лишь отцу не жалко.Отцу, который наплюетНа оханья со сплетнями:Что не жалеет, чуть не бьетРебенка пятилетнего,Что был родной бы, так небосьНе муштровал бы эдак!Все злому вотчиму пришлосьСлыхать от дур- соседок!Не знаю, может, золотымТо детство не окрестят,Но лично я доволен им —В нем было все на месте.Я знал: презрение – за лень,Я знал: за ложь – молчание,Такое, что на третий деньСознаешься с отчаянья.Мальчишке мыть посуду – крест,Пол драить – хуже нету! Но не трудящийся не ест —Уже я знал и это.Знал, как в продскладе взять паек,Положенный краскому,Как вскинуть вещевой мешокИ дотащить до дому,Как в речке выстирать бельеИ как заправить койку,Что хоть в казарму ставь ее —Не отличишь нисколько! Пожалуй, не всегда мой трудБыл нужен до зарезу,Но ты, отец, как жизнь, был крут,А жизнь – она железо;Ее не лепят, а куют;Хотя и осторожно —Ей форму молотом дают,Тогда она надежна.Зато я знал в тринадцать лет:Что сказано – отрезано,Да – это да, нет – это нет,И спорить бесполезно.Знал смолоду: есть слово – долг.Знал с детства: есть лишения.Знал, где не струсишь – будет толк,Где струсишь – нет прощения!Знал: глаз подбитый – ерунда,До свадьбы будет видеть.Но те, кто ябеда, – беда,Из тех солдат не выйдет.А я хотел солдатом быть.По улице рязанскойЯ, все забыв, мог час пылитьЗа ротою курсантской.Я помню: мать белье кладет…– Ну как там, долго ты еще? —В бой на Антонова идетПехотное училище.Идет с оркестром на вокзал,И мой отец – со всеми. (Хотя отцом еще не звалТебя я в это время).А после – осень, слезы жен,Весь город глаз не сводит —Ваш поредевший батальонПо улицам проходит.И в наступившей тишине,Под капли дождевые,– Вон папа, – стиснув руку мне,Мать говорит впервые.– Вон папа! – Утренний развод.Приезжему начальствуОтец мой рапорт отдает,Прижавши к шлему пальцы.– Вон папа! – С ротою идет,И глаза не скосит он.А рота – лучшая из рот,Мишени все как сито!Бегу к курилке во весь дух,А там красноармейцыУже выкладывают вслух,Что у кого имеется:Что не дождешься похвалы,Натрешь мозоль – не верит! Что после стрельб подряд стволыУ всех аж глазом сверлит!
