Лия Семеновна Симонова
Круг
Часть первая. Бунт
1
Был холодный осенний день.
Надежда Прохоровна сидела одна в своем директорском кабинете, и ей казалось, что ветры за окном сшибаются, стонут и, невидимые, тайком проникая в школьный дом, сковывают ее своим ледяным дыханием, и именно поэтому так неповоротливы ее мысли.
Ей хотелось согреться, почувствовать прилив энергии. Она закуталась в шаль, попыталась хоть ненадолго отключиться от всего, что так сильно волновало ее. Но мучительная тревога не отступала, напротив, последнее время она все усиливалась и перерастала в болезненное предчувствие беды.
Надежда Прохоровна запрещала себе думать об этом, мысленно прикрикивала на себя: «Прекрати! Не раскисай!» — и как будто точно знала:
Всего лишь полтора месяца назад, начиная директорствовать в этой прославленной школе огромного города, она чувствовала себя победительницей. Польщена была, что ее прежняя работа учителем, а позже завучем и директором не осталась незамеченной. Долгие годы вслед за мужем-строителем разъезжала она по стране, преподавала и в совсем маленьких, и в больших школах, всюду добивалась успеха, уважения и даже предположить не могла, что возможно продуманное, организованное противостояние учеников учителям.
То, с чем она столкнулась здесь, в образцово-показательной школе, было ничем иным, как бунтом. Признав это, ей следовало, не мешкая и не откладывая дольше, решать, как поступить. Но никакое сколько-нибудь разумное действие не приходило ей в голову. Опыт предшествующих лет не подготовил ее к подобной ситуации…
Надежда Прохоровна не спала ночами, а если ей удавалось ненадолго заснуть, то сны являлись громоздкие, вязкие, из которых не просто выбраться. И уже во сне, поднимаясь откуда-то из глубины, незаметно охватывало все ее существо
Первого урока по расписанию у Надежды Прохоровны не было, за другие дела она не бралась, сидела неподвижно, в странном оцепенении. Когда в дверь постучали, она вздрогнула, испугалась, что увидят ее такой поникшей, но быстро справилась с собою и, словно по команде, вечно звучащей внутри ее, приняла привычный торжественно-величавый облик.
— Ой, извините, — выпалила с порога совсем уже взрослая девочка, просунув в дверную щель по- мальчишечьи коротко стриженную голову.
Получив приглашение войти, она изо всех сил старалась показать, что ужасно взволнована и едва справляется с нарушенным от стремительного бега дыханием:
— Меня… послала… за вами… Ольга… Яковлевна… Она… зовет… вас… на помощь…
Девчонка была долговязая, нескладная. Выдавали ее глаза, невозмутимо спокойные, ироничные, неопределенного холодного цвета. И эти глаза-льдинки пытались смотреть на директора тепло, с наигранным сочувствием.
— Что-то еще натворили? — сурово полюбопытствовала Надежда Прохоровна.
— Ну, что такое мы могли натворить? — будто искренне изумилась девочка, интонацией ловко маскируя издевку, — Вы же знаете, Ольга Яковлевна с нами не справляется…
Надежда Прохоровна позволила себе не заметить издевки, спросила устало:
— Вы уже не можете без скандала?
— Не можем, — покорно согласилась девочка.
— Смотри, Холодова, — нехотя предупредила директор школы, — до добра вас это не доведет.
Теперь девчонка сделала вид, что не услышала сказанного. Продолжая играть, она услужливо распахнула перед директором дверь кабинета, картинным жестом приглашая ее последовать за собою.
2
Появившись в классе, Надежда Прохоровна обнаружила, что, несмотря на ее просьбу, неоднократно повторенную, большинство учеников сидит на уроке в красно-белых шарфах.
Всякий раз, глядя на нее наивными глазами, они объясняли, что в школе холодно, а им вовсе некстати простужаться и пропускать занятия.
В школе действительно было прохладно. Но учителя успели уже рассказать ей, что, обматывая шеи красно-белыми шарфами, ребята «фанаты» выражают так свою приверженность «Спартаку», поскольку красный и белый — цвета этой команды.
«Фанаты» всем и всеми верховодили в школе, и комсомолу стоило позавидовать их спаянности и внутренней дисциплине, которую от них вроде никто и не требовал. Но завидная организованность все же пугала Надежду Прохоровну, потому что цели «неформалов», так они называли себя, оставались для нее не ясными.
В первые же дни своей новой работы услышала Надежда Прохоровна о трагической гибели на стадионе во время футбольного матча одного из старшеклассников, Сергея Судакова. Думая о мальчике, которого она не знала, о его ужасной судьбе, Надежда Прохоровна испытывала почти незнакомое ей чувство незащищенности перед толпой. Страшилась так неожиданно возникшей и совсем не свойственной ей неуверенности. А каждый новый день только увеличивал ее тревогу…
Игра в фанатичную преданность спортивному клубу казалась Надежде Прохоровне нелепой и небезопасной. Но она все же старалась уяснить скрытый для ее понимания смысл этой игры, хорового скандирования рифмованной фразы: «В Союзе нет еще пока команды лучше «Спартака» — и малевания на стенах здоровенной буквы «С», обведенной ромбиком и перечеркнутой по диагонали.
Она наблюдала и терпела это представление, но оно все усложнялось. Надежда Прохоровна увидела, что девочки напялили на себя пиджаки мальчишек, а мальчики втиснулись в шерстяные кофточки своих одноклассниц. С ее приходом никто не изменил ленивых, разболтанных поз и не прекратил возить во рту жвачку.
И Надежда Прохоровна впервые не выдержала.
— Что за маскарад? — с ходу грозно спросила она, будто продолжала недавно прерванный разговор. — Опять безобразничаете? Что же, придется поступать по-иному…
— По-иному, это как? — поинтересовалась девочка, которую посылали за директором.
— Все умничаешь, Холодова? — раздраженно осадила ее Надежда Прохоровна.
— Почему умничаю? — Холодова, успевшая сесть на место, смотрела на директора ледяными, немигающими глазами, — Просто интересуюсь своей судьбой.
— Судьба будет такая, — жестко определила Надежда Прохоровна, — класс расформируем. Всех
