Иногда летом мы возвращаемся в Массачусетс, в домик на западе штата, который на одну неделю принимает разросшуюся бабушкину семью. Именно тогда я вижусь с троюродными братьями и сёстрами и двоюродными бабушками и дедушками, имена которых едва ли помню. В Орегоне у меня многочисленная родня, но все они родственники со стороны дедушки.

Прошлым летом, когда мы снова отправились в Массачусетс, я взяла с собой виолончель, так я могла продолжать готовиться к предстоящему концерту камерной музыки. Самолет был не полным, и бортпроводники разрешили ей путешествовать на сидении рядом со мной, как путешествуют профессионалы. Тедди подумал, что это весело, и пытался накормить её солёными крендельками.

Однажды вечером я дала в домике небольшой концерт в гостиной, где моими зрителями были родственники и развешанные на стене чучела диких животных.

Именно после этого кто-то упомянул Джуллиард, и бабушку захватила идея.

Сначала это казалось неправдоподобным. В университете нашего штата была вполне подходящая музыкальная программа. А если я хотела расширить образование, то в Сиэтле была консерватория, до которой всего несколько часов езды. Джуллиард же был на другом конце страны. И он был дорогим. Родители были заинтригованы этой идеей, но я могла с уверенностью сказать, что на самом деле ни один из них не хотел отпускать меня в Нью-Йорк или влезать в долги, так что я, возможно, могла бы стать виолончелисткой какого-нибудь провинциального второразрядного оркестра. Они не знали, была ли я достаточно хороша. Собственно, и я тоже не знала. Профессор Кристи говорила мне, что я одна из самых многообещающих учениц, которых она когда-либо учила, но никогда не упоминала при мне Джуллиард. Джуллиард – для виртуозов, и казалось самонадеянным даже думать, что они взглянут на меня хоть на секунду.

Но после поездки, когда кто-то ещё, кто-то беспристрастный и с Восточного Побережья посчитал, что я достойна Джуллиарда, идея закрепилась в бабушкиной голове. Она взялась поговорить об этом с профессором Кристи, а моя преподавательница ухватилась за эту идею как терьер за кость.

Так что я заполнила заявления, собрала рекомендательные письма и отправила их вместе с записью своей игры. Адаму я об этом ничего не сказала. Я убедила себя, что поступила так, потому что нет смысла афишировать это, когда даже идея попасть на прослушивание имела столь мало шансов на успех. Уже тогда я осознавала, что это была ложь. Небольшая часть меня даже чувствовала, что подача документов была в некотором смысле предательством. Джуллиард был в Нью-Йорке. А Адам здесь.

Но уже не в старшей школе. Он был на год старше, и этот последний год, мой выпускной год, он начал в городском университете. Он проводил в школе часть своего времени лишь потому, что Shooting Star начинали становиться популярными. И ещё был контракт со звукозаписывающей компанией в Сиэтле и множество гастролей с концертами. И только после того, как я получила сливочного цвета конверт, тиснённый надписью «Школа Джуллиард», с письмом, приглашающим меня на прослушивание, я рассказала Адаму о том, что подала туда документы и получила приглашение. Я объяснила, что немногие добиваются подобного. Сначала он выглядел охваченным благоговением, будто не мог в это поверить. А потом печально улыбнулся. «Йо Мама лучше поостеречься», – сказал он.

Прослушивания проводились в Сан-Франциско. В ту неделю у папы была какая-то крупная конференция в школе, и он не мог уехать, а мама только что устроилась на новую работу в туристическом агентстве, поэтому сопровождать меня вызвалась бабушка. «Устроим девичник. Выпьем чаю в Фермонте. Поглазеем на витрины на Юнион Сквер. Прокатимся на пароме до Алькатраса. Будем как туристы».

Но за неделю до отъезда бабушка споткнулась о корень дерева и вывихнула лодыжку. Ей пришлось надеть один из тех громоздких ботинков и не полагалось ходить. Результатом явилась легкая паника. Я сказала, что смогу поехать и одна – на машине или на поезде – и вернуться обратно.

Но дедушка настоял на том, чтобы отвезти меня. Мы вдвоём отправились на его пикапе. Разговаривали мы немного, что для меня было прекрасно, потому что я и так была взволнована. Всю дорогу я продолжала вертеть в руках палочку от фруктового мороженого, талисман на удачу, который Тедди подарил мне перед отъездом. «Разомнёшь руку», – сказал он мне.

Мы с дедушкой слушали классическую музыку и новости с фермерских угодий по радио, когда удавалось поймать волну. А в остальное время сидели в тишине. Но это была такая умиротворяющая тишина, она заставила меня расслабиться и почувствовать себя ближе к нему, чем я могла бы быть при разговоре по душам.

Бабушка заказала для нас по-настоящему вычурную гостиницу, и было забавно видеть дедушку в его рабочих ботинках и клетчатой фланелевой рубашке среди кружевных салфеток и ароматических средств. Но он воспринял всё это спокойно.

Прослушивание было изнурительным. Мне пришлось сыграть пять отрывков: концерт Шостаковича, две сюиты Баха, «Pezzo capriccioso» Чайковского, что было почти невероятно, и часть «The Mission» Эннио Морриконе, приятный, но рискованный выбор, потому что её записал Йо-Йо Ма, и все будут сравнивать. Я вышла на ватных ногах и с подмышками, мокрыми от пота. Но мои эндорфины*** подскочили, да так, что вкупе с колоссальным чувством облегчения, привели меня в состояние полнейшего головокружения.

– Давай посмотрим город? – предложил дедушка, его губы изогнулись в улыбке.

– Конечно!

Мы сделали всё, что обещала мне бабушка. Дедушка отвёл меня выпить чаю и по магазинам, и даже поужинать, мы отказались он зарезервированного бабушкой столика в каком-то модном месте на Рыбацкой пристани****, вместо этого побродили по Чайнатауну в поисках ресторана с самой длинной очередью ждущих снаружи людей, и поели там.

Когда мы вернулись домой, дедушка высадил меня из машины и обнял. Обычно он предпочитал пожимать руку и, может быть, хлопать по спине по действительно особым случаям. Но сейчас его объятие было крепким и сильным, и я знала, что это его способ сказать мне, что он прекрасно провел время. «Я тоже, дедушка», – шепнула я.

* Джон Колтрейн (1926 –1967) – американский джазовый музыкант.

** Карнеги Холл – концертный зал в Нью-Йорке.

*** Эндорфины – вещества, выработка которых в организме увеличивается в ответ на стресс с целью уменьшения болевых ощущений.

**** Рыбацкая пристань – портовый район Сан-Франциско, одна из главных туристических достопримечательностей города.

15:47 дня

Вы читаете Если я останусь
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

3

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×