воинственный викинг и мечтательный грек, выросший под синим небом олимпийской мифологии. У каждого будут свои недостатки, но и свои неповторимые достоинства. Они уйдут в космос, вооруженные всеми достижениями нашей цивилизации. Смешение рас и эпох даст невиданный эффект, в космосе возникнет новый тип человечества.
— А кто вылавливать будет? — перебил Иван своего увлекшегося друга. — Опять я?
— Технику похищения обреченных мы отработаем до совершенства. Создадим специальные отряды времяпроходцев-спасателей… Ты представляешь, сколько людей за всю историю погибло от наводнений, землетрясений, извержений вулканов?
Миллионы!.. Мы сделали только первую попытку спасения. Сан, конечно, останется на Земле, ибо до начала реализации проекта еще далеко. Сан — первая ласточка, залетевшая в нашу эпоху. И пусть он станет приемным сыном сегодняшнего человечества, сроднится с нашим миром.
«Сроднится ли?» — с сомнением спрашивал себя Иван.
Мальчик находился в «Хроносе» уже второй месяц, а землянам его по всемирной сети еще не показывали. Однако из разговоров Яснов знал, что оптимистическое предсказание Октавиана не оправдалось. Из «лечебно-учебного» сна мальчик вышел чужаком. Он дичился, испуганно смотрел на людей, убегал в рощи, а первые три дня вообще спал на деревьях. «Что и следовало ожидать», — констатировал Иван.
Несколько обнадежила его воспитательница мальчика Лиана Павловна, выступившая по телевидению. Невысокая женщина с добрым лицом поведала землянам: Сан не совсем четко, но уже понимает, что он в «другом племени», которое живет в той же саванне, но в ином времени, в далеком завтра. Как ни странно, а течение времени мальчик понимает почти правильно. И это считалось большой победой. Сан почти освоился с бытовой техникой, свободно говорит на всепланетном языке. Правда, здесь Лиана Павловна столкнулась с трудностями, которые Иван предвидел. Если в комнате, где много стульев, мальчику сказать: «Сан, принеси стул», то он остановится в недоумении — какой именно стул? Сан еще не понимает, что имеется в виду не единичный, конкретный, а стул вообще, любой стул.
Именно конкретность мышления первобытного человека Иван считал рубежом вряд ли преодолимым.
Однако уже на другой день Октавиан, потирая руки, заявил:
— Все в порядке. Наш Сан скоро станет Гегелем. Он уже овладевает абстрактным мышлением.
— Чего доброго, сделаете мальчика идеалистом, — пошутил Иван.
— Такой опасности нет. Психограммы показывают…
— Хорошо, хорошо! Верю. Но не думаю, что вам удастся так же легко разделаться с духами.
— Да он смеется над ними! — воскликнул Октавиан. — Над духами и над колдунами тоже. Сан прекрасно понимает, что спас его не колдун Ван, а просто дядя Ван.
— Помнит меня? — с улыбкой спросил Иван.
— Еще как! Он знает, что ты коренной житель нового племени и сейчас где-то рядом. И в то же время ты для него такой же, как его соплеменники. Мы исследуем его сны. Они пестрят картинами древнего мира и… твоей персоной. Да, да! Не удивляйся! Для него ты почти такой же древний житель, как и он сам… Даже мать и сестра почему-то на втором плане. Во сне он чаще всего видит хромого мастера из пещеры и тебя.
— Спасибо.
— Не усмехайся. Для мальчика ты многое значишь. Для него здесь все чужие, кроме тебя. Ты единственное связующее звено с саванной. С твоей помощью Сан быстрее бы привык к новому миру.
Прошло еще несколько дней. Ученые наконец сочли возможным познакомить землян с мальчиком — начались короткие ежедневные передачи из «Хроноса».
Однажды Иван включил экран. Одна из стен его гостиной распахнулась в зеленую даль. Комната наполнилась птичьими свистами, запахом трав. Справа шумела листвой березовая роща. Оттуда вышла на поляну Лиана Павловна с мальчиком. Что-то объясняя, она показала рукой на небо, где сияло искусственное солнце «Хроноса».
Сан задрал голову вверх, и первое, что отметил Иван в его облике, — красивые светло-золотистые волосы, уложенные в модную прическу. Это так возмутило Яснова, что он погасил экран, связался с Октавианом и насмешливо спросил:
— Вы начали красить мальчика? Делаете из него красивенький манекен?
— Ты имеешь в виду волосы? — улыбнулся Октавиан. — Но это их естественный цвет.
Мы лишь отмыли их как следует. А прическа мне и самому не нравится. Переменим.
Ты лучше обрати внимание на одежду.
Иван снова включил экран и нашел, что в «Хроносе» поступили остроумно. Сан одет был в тунику, отделанную внизу, у колен, и на коротких рукавах искусственным оленьим мехом. Туника недавно вышла из моды. Но она очень шла мальчику, а главное, привыкать к ней не приходилось. Можно было подумать, что Сан не вылезал из оленьей шкуры, сшитой в землянке его матерью. Широкий пояс подчеркивал стройную фигуру мальчика, но ходил он еще так, как передвигались охотники в саванне, — крадучись и чуть сгорбившись.
Сан повернулся лицом к зрителям. «Да он недурен», — удивился Иван, вспомнив, каким был этот заморыш там, у костра на Горе Духов. Мальчик поправился и выглядел уже не худым, а в меру худощавым. На гладкой коже, хранившей еще теплый загар первобытной прерии, ни царапин, ни ссадин.
Но выражение лица Ивану не нравилось. Сан будто закаменел в вечном испуге.
Слушал он Лиану Павловну хмуро, не очень внимательно, и даже его слегка вздернутый нос, выражавший раньше веселое любопытство, казался сиротливым и унылым.
«Бедный малыш», — вздохнул Иван.
Утром в саду он встретил Октавиана и заявил:
— С мальчиком что-то неладное.
— Мальчик как мальчик, — возразил глава «Хроноса».
— Я-то лучше знаю, каким он был в саванне. Смешливым и любопытным. А здесь?
— Давай-ка отправимся к нему вместе. Там и разберемся.
Октавиан и Яснов сели в двухместную «ласточку». Юркая летательная машина в атмосфере и в самом деле походила на ласточку. Но, вырвавшись в космос, она складывала крылья и становилась обычной гравитационной ракетой. Минут через десять «ласточка» скользнула в ангар «Хроноса».
На лифте друзья поднялись наверх, под исполинский купол, имитирующий сейчас утреннее небо. «Хронос» разворачивал свою сказочную феерию. Из-за горизонта выплывало жаркое солнце, ощупывая лучами-перьями тугие облака кучевых облаков, сотканных из вихревых фотонных волокон.
Яснов стал подтрунивать над Октавианом, принимавшим участие в проектировании «Хроноса».
— Театральщина. Отдает декорациями.
— Верх у нас и в самом деле не очень получился, — согласился Октавиан. — Но ты посмотри вниз.
Луга и сады «Хроноса» были великолепны. Иван шагал по самой настоящей живой траве, в чашечках полевых цветов уже копошились проснувшиеся пчелы. В дубовой роще, куда они вошли, на все голоса звенели птицы. Иван хотел сказать, что и от этого за версту разит декоративностью.
— Вот и они, — прошептал Октавиан, остановившись на опушке рощи. — Сан читает хорошо, но все еще побаивается телестраниц.
На берегу небольшой речки сидели в креслах Лиана Павловна и Сан. Перед ними наклонный столик, связанный теленитью с Центральным хранилищем Знаний и Книг. На столе выплывали из пустоты страницы какой-то детской книги и, прочитанные, уплывали в ничто — в свои далекие микроскопические гнезда. Мальчик читал довольно быстро. Но, видимо, не очень внимательно. Слегка оживлялся он, когда появлялись движущиеся картинки-иллюстрации.
При смене страниц Сан вздрагивал. Вот, желая пощупать светостраницу, он протянул руку. Пальцы вошли в пустоту и наткнулись на гладкую поверхность стола. Мальчик с испугом отдернул руку. Он никак не мог понять, есть на самом деле страницы или их нет.
— Сан, вот и твой спаситель, — сказала Лиана Павловна, заметив вышедших из рощи друзей.
Мальчик обернулся, и хмурые глаза его засветились.
