«Вторичность… цепи подражательности…» — эти жестокие, но верные слова не выходили из головы. Так было с красивенькой «Зимней сказкой», так и теперь… «Меня просто жалели. Из жалости говорили о таланте. Вот Юджину все дается легко, потому что он действительно талантлив. А я бездарность.

Трудолюбивая бездарность».

Вспомнилось детство, когда он вот так же сидел перед камином и думал: «Зачем я здесь?» В душу снова заползала мысль о своей ненужности, «первобытности». Шесть лет он занимается живописью. А чего добился? Научился красиво, «технично» копировать натуру. Но с этим справится и Афанасий, если его как следует поднатаскать… Правда, в мастерской, за дымчатым покрывалом, стоит еще одна картина. Ее пока никто не видел. «И хорошо, что не видел», — подумал Саня. Сейчас она представилась не только странной, но и сумбурной. В лучшем случае — банальный пейзаж.

Утром Иван, взглянув на осунувшееся лицо брата, предложил:

— Ты пока отдохни от картин.

— Я к ним больше вообще не прикоснусь.

— То есть как это не прикоснешься? Ты же художник по натуре. Другое дело, что отдохнуть, конечно, надо. Давай-ка возобновим наши походы, поговорим о живописи, о музыке, о стихах. Кстати, покажешь мне когда-нибудь хоть одно свое стихотворение?

Он взял неохотно протянутый Саней лист с чуть светящимися буквами, отпечатанными на светографе, и прочитал:

Когда в лесу — глухом, угрюмом — Костер впервые запылал, Далекий пращур и не думал, Что первым космос штурмовал. Колумб межзвездных поколений! В полете смелом меж светил Ты вспомни тех, кто сумрак древний Огнем впервые осветил.

— А мысль не дурна! — воскликнул Иван. — Но вот по форме… — он чуть замялся. — Стихи мне кажутся несколько старомодными. Они неплохо выглядели бы где-то в веке двадцатом, даже девятнадцатом.

— В моем веке, — Саня опустил голову. — В каменном.

— Тоже мне максималист нашелся! — Иван рассердился не на шутку. — Или все ему подавайте, или ничего! Или Цезарь, или никто! А до Цезаря в живописи надо трудиться и трудиться. Искать себя, рвать цепи зависимости и подражательности. И не переживай ты так свою временную неудачу. У кого их не бывает? А стихи, конечно, пиши, хотя, на мой взгляд, ты все-таки не поэт, а художник.

«Не поэт и не художник», — уныло думал Саня, оставшись один в своей комнате. Он сидел перед камином и бесцельно ворошил пылающие головешки. Лист с красиво напечатанными стихами бросил в огонь. Пластиковая бумага долго сопротивлялась.

Чернела, шевелилась, корежилась и наконец вспыхнула. «Вот и все, — подумал Саня. — Так бы и с картинами…» И вдруг холодным потом прошибло: он же давал стихи Зине!

— О, да ты еще и поэт! — удивилась девушка. Но, прочитав, ничего не сказала, видать не хотела огорчать… Только улыбнулась, показав свои ровные и красивые, как у Антона, зубы.

Мысль о зубах окончательно доконала Саню. Он вспомнил, как стоял тогда перед Зиной и широко ухмылялся, — этакий зубастый дикарь, довольный своими бездарными древнекаменными виршами…

От этого воспоминания Сане стало так больно, что он застонал. Собственная жизнь в гравитонном веке показалась ему не только никчемной, но и постыдной.

Первобытный! Нелепый обломок прошлого!.. Его жизнь жалка и бессмысленна в этом мире, где заняты все своим делом.

Все ли? За эту мысль Саня поначалу ухватился, как утопающий за соломинку. Он вспомнил о так называемых «вечных туристах»… Не о тех, кто после упорных трудов и напряженных творческих поисков уходил в леса и луга или совершал турне по планетам Солнечной системы. «Вечными туристами» называли людей, ни к чему не прикипевших душой, работавших с прохладцей — лишь бы выполнить необременительный трудовой минимум. Много времени они проводили в развлечениях — путешествовали по континентам Земли, по городам Марса, Ганимеда, Венеры, охотились на искусственных зверей в густо разросшихся джунглях Луны. Таких людей было немного, и обузой для общества они не являлись, хотя частенько и становились мишенью юмористов и сатириков.

Саня знал: как выходец из далекой эпохи, он мог бы стать пожизненным, «вечным туристом», не вызывая обидных усмешек. К нему отнеслись бы с пониманием. Но жить «просто так», не отдавая себя людям? Жить впустую?.. Этого Сан и представить не мог. «Вечный» туризм представился ему засасывающей дырой, черной ямой… Так где же выход?

На другой день после завтрака Саня сказал:

— Слетаю в «Хронос».

— Конечно! — согласился Иван. — Посидишь у хроноэкрана, развлечешься.

Для сотрудников «Хроноса» Саня всегда был желанным гостем. Посидев у хроноэкрана, понаблюдав за жизнью в ареале, за перелетами птиц и поведением зверей, он обычно прилетал домой к обеду или вечером.

Но в этот вечер в кабинете Яснова из видеооблака возник Октавиан и спросил:

— А где наш питомец? Что-то давно его не видно.

— Как? — удивился Иван. — Он не был у вас? Но ведь он полетел в «Хронос»! — Его охватило беспокойство.

Не вернулся Саня и на другой день. Неужели опять сбежал? Объявлять розыск было неловко — не мальчик, семнадцать уже парню. А если что-то случилось?

Подождав до полудня, Яснов обратился в Спасательную службу. Попросил начать поиски.

«Полонез»

Ожидая сообщений от поисковых групп, Иван не находил себе места. Бесцельно бродил по саду. Прохладный сентябрьский ветер гнал по земле опавшие листья. «В ареале сейчас все наоборот, — подумал Иван. — По натуральному времени начинается весна».

Мысль об ареале вызывала почему-то тревожные предчувствия, и он повернул к дому.

Зашел в Санину комнату. Она казалась пустой и холодной, несмотря на то, что увлекшийся Афанасий развел в камине слишком жаркий огонь.

Иван поднялся в мастерскую и от неожиданности остановился у порога. Рядом с картинами, вернувшимися с выставки, он увидел… давно уничтоженное полотно «Свет и тьма». Мистика!

— Откуда это? — спросил Иван у кибера.

— Это я! — Афанасий хвастливо ткнул себя пальцем в грудь. — Я видел, как Саня собирался и долго не решался смыть краски. И я раздобыл редкий аппарат — нейтронный молекулятор. С его помощью можно до последнего атома скопировать любую вещь.

— И ты успел снять молекулярную копию? Ай да молодчина!

— Здесь еще одна картина, — сказал польщенный Афанасий. — Саня никого к ней не подпускал. Но я все же заглянул… Красиво! Показать?

Кибер притронулся к стене — и дымчатый бархат покрывала заструился, поднялся вверх и растворился в потолке. Большое полотно открылось глазам Ивана.

Холмик на переднем плане, поросший овсюгом и клевером, был как будто знаком.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×