Иван пожевал их и ощутил приятно-кисловатый вкус. Щавель! Ничего себе, еда…
Вверху послышался шорох, треск сучьев. Иван спрятался за кустом. Из ветвей высунулись кеды, потом показался сам Саня. Цепляясь за бугорчатые наросты, он спустился вниз и прислонился к стволу. Увидел выступившего из-за куста Ивана и бросился к нему.
— Ваня! Я знал… знал!.. — голос Сани дрогнул.
— Ну и отощал же ты, Александр, — обнимая брата, проворчал Иван.
И тут же отстранился, чтобы не расчувствоваться. Протянул Сане тонизирующую галету.
— Сначала подкрепись, а потом я устрою тебе сцену под дубом.
Саня откусил большой кусок и пытался проглотить его целиком. Поперхнувшись, закашлялся.
— Не торопись!
Саня начал старательно пережевывать галету. На его исхудавших щеках задвигались желваки.
«Мальчишка. Совсем еще мальчишка», — с остро кольнувшей жалостью подумал Иван.
Однако всякие нежности считал пока неуместными. Когда младший брат проглотил последний кусок, Иван, усмехнувшись, спросил:
— Хорошо здесь устроился? Как думаешь дальше жить-поживать?
Саня понурил голову и сбивчиво заговорил:
— Хотел погибнуть, чтоб все видели и не искали… А потом… Потом страшно стало. Не помню, как очутился на дереве. Вынырнул из скафандра, бросил его прямо на рог… С дерева видел, как носорог топчет его в траве. Думал, что искать меня не станут. Все же видели сверху, как погиб… Испугался я в последний момент.
Понимаешь? Испугался… — Глядя на старшего брата, ожидая его ответа как приговора, тихо спросил:- Я трус?
— В основном ты дурак, — хмуро заверил Иван.
На губах Сани невольно дрогнула улыбка.
— Не ухмыляйся! — повысил голос Иван. — Вернемся, я уже ругать не буду. Бить буду! Вот только вернемся домой.
— Домой? — Саня заметался на поляне. — Нет мне там места… Нигде нет!
— Прекрати истерику!
Голос Ивана зазвенел такой жесткой силой, что Саня послушно сел на траву, глядя на старшего брата. Таким он Ивана еще не видел. А тот сел напротив и заговорил резко, без предисловий:
— Ну и дурак же ты, Александр. Дома ему, видите ли, места нет. Тоже мне — талант, одолеваемый комплексами неполноценности… Но о таланте позже. Сначала о трусости. Пожалуй, что и трус… Жалкий и постыдный. И вот почему.
Иван рассказал, как тяжело переживает Санин побег Зина.
— По-моему, она питает к тебе чувства более нежные, чем дружба. Да и ты, как я заметил, не равнодушен к ней. И вот этот галантный кавалер, — Иван усмехнулся, — вместо того, чтобы объясниться, трусливо сбежал. Позор!
Саня смутился. Чтобы переменить тему, спросил:
— А Юджин!
— Юджина я не видел. Говорят, он отправился в какой-то длительный туристский круиз. Чуть ли не годовой.
— Годовой! — воскликнул Саня. — С его-то харак-тером…
Мысленно он вдруг отчетливо увидел уютный салон транспланетного лайнера. Увидел и Юджина, мягко развалившегося в кресле. Он ведет ленивый разговор с попутчиками, предвкушая беззаботное времяпрепровождение в отелях Марса и Ганимеда, охотничьи приключения в джунглях Луны…
— Нельзя Юджину в такие круизы! — замотал головой Саня. — Засосет… Сам не заметит, как станет «вечным туристом»… Спасать его надо!
— Надо, — согласился Иван. — А кто спасать будет? Я? Не имею с ним профессиональных контактов. Денис Кольцов? У того и своих забот хватает, да и стар он… Вот и получается, что ты трус и предатель, сбежавший от своих обязанностей перед друзьями! Да, да! Не смотри на меня так!..
Иван понимал, что хватил через край. Но остановиться уже не мог и с каким-то мстительным наслаждением рубил с плеча. Саня затравленно глядел на брата.
— Наконец о главном, — Иван несколько смягчился, заговорил спокойней. — О долге перед людьми. Талант твой — не только твоя собственность, это достояние всего общества, воспитавшего тебя. А у тебя подлинный талант, в чем никто не сомневается, кроме самого художника. Доказательства? Да хотя бы успех на всемирной выставке картины «Свет и тьма»!
— «Свет и тьма»?! — изумился Саня. — На выставке в Венеции?! Да откуда она взялась?
— Афанасий успел снять молекулярную копию… Как видишь, даже он оказался умнее тебя. Он же показал мне твою лучшую картину. Ты почему скрывал «Полонез»? Ах, не придавал значения! Считал непонятной! И даже претенциозной!.. Да в уме ли ты?
Знаешь ли ты, какое впечатление она произвела на Дениса Кольцова, на живописцев, на весь художественный совет? В порядке редкого исключения она сразу же отправлена в Солнечную галерею, в «Золотое кольцо». Ты лауреат «Золотого кольца»!
Саня был потрясен. Первые секунды он не мог выговорить ни слова. Потом тихо спросил:
— Это правда?
— Лгуном считаешь? — проворчал Иван.
— Да я теперь… — С засиявшими глазами Саня вскочил и заметался, забегал по поляне, размахивая руками. — Я все силы… Вот увидишь… — Остановился и выкрикнул совсем уж мальчишеское: — Я еще не такие картины напишу!
— Это где же? — насмешливо спросил Иван и ткнул пальцем в густую крону. — Там, что ли? В логове из дубовых листьев? Уютное местечко. Самое подходящее для лауреата!
Но Саня, казалось, не обращал внимания на иронические уколы брата.
— Я понял свою ошибку! — восклицал он. — Понял, может быть, только сейчас! Я действительно болван. Сдерживал себя, топтал свое… Старался писать, как все…
— Невероятно! — Иван театрально всплеснул руками. — Поумнел! Надо же — поумнел!
Лишь короткая улыбка мелькнула в глазах Сани.
— Я задумал еще одну картину, — в возбуждении говорил он. — Она будет вызывать в памяти симфонию Анри Лорана. Будет называться «Тревога»…
— Ладно, Саня. О картинах поговорим в другом месте. Мы и так загостились. Идем, нас там ждут, — Иван показал пальцем в небо. — А то, может, раздумал? Останешься?
— Не ехидничай. У тебя сегодня что-то плохо полу-чается… Идем!
Братья зашагали в сторону Круглого озера. Прокладывая дорогу, впереди шел Иван.
В густом, ощетинившемся колючками, кустарнике ему пришлось накинуть на голову прозрачный гермошлем. И вовремя: оберегая свои гнезда, какие-то крупные хищные птицы с кривыми и острыми клювами атаковали братьев. Налетая, долбили по колпаку гермошлема, царапали когтями комбинезон… Легко одетому Сане пришлось бы совсем худо, если бы не брат, отгонявший пернатых налетчиков.
На опушке Саня, обладающий куда более тонким слухом, предостерегающе поднял палец.
— Слышишь топот? Это табун лошадей. В этом году они поздно вернулись с юга.
— Нам нельзя туда, — тихо сказал Иван.
— Пойдем левее. Там никого не спугнем…
Слева от озера крупных животных не встретили. Но дорога оказалась не из приятных. Братья обходили наполненные водой ямы и овраги. Под болотистой низиной остановились.
— Я-то в комбинезоне, пройду, — сказал Иван. — А тебя придется посадить на плечи.
Превращусь в Урха, доброго духа болот.
— Добрых урхов не бывает, — весело возразил Саня, однако на крутые и сильные плечи брата уселся охотно.
За болотом до самой Горы Духов простиралась сравнительно сухая равнина с шелковистой травой, редкими рощицами и одинокими деревьями. В тени шумного, говорливого под ветром тополя братья на минуту остановились передохнуть. Сзади доносился еле слышный плеск воды, всхрапывание лошадей.
