в мой стакан вдвое больше!
Я вскочил с топчана, схватил со стола дубинку. Нет! Что толку от этого «демократизатора» против троих взрослых мужчин. Мой взгляд упал на стоящий в углу глушитель, который кто-то из клиентов попросил «покараулить» до субботы. Я ухватился за рыжую трубу – ого! Килограмм восемь! Я поудобнее устроил глушитель в руках, вспомнил кино «Брильянтовая рука», где герой Папанова действовал точно таким же орудием, усмехнулся и пинком распахнул дверь.
Будь я потрезвее, я, возможно, и поостерегся бы в одиночку нападать на троих, наверняка вооруженных, угонщиков. Может быть, потихоньку позвонил бы в милицию, отсиделся в будке. Но водка застила глаза, и я, ощущая себя Ильей Муромцем и Арнольдом Щварцнеггером в одном лице, выскочил на невысокое крыльцо:
– Стоять!
Угонщики замерли. Капитан бросился ко мне, на ходу скороговоркой бормоча:
– Серега! Давай договоримся! Все нормально, это свои мужики, все в порядке! Я должен денег, много… Если я им помогу, они спишут долг… Они обещали… изнасиловать мою дочку! Серега! Будь человеком!
Я тупо смотрел на капитана, толстого, лысоватого, с бегающими глазками на щербатом широком лице. Что мне делать? Нужно было принимать решение, а какое решение я могу принять?
Но все решилось само собой. Один из мужиков, толкавших машину, коротко переговорив со своим товарищем, решительно двинулся ко мне:
– Ряба! Хренели ты с ним базаришь! – и мне: – Ну ты, козел! Хиляй в будку и сиди тихо, понял!? Будешь бакланить – пришью!
И в подтверждение своих слов ловко завертел ножом-бабочкой. Я взбесился и рванулся с крылечка навстречу, занося глушитель для удара. Мне! При исполнении! Угрожать!
Капитан, который, как я и подозревал, был человеком робкого десятка, с ужасом в глазах шарахнулся в сторону. Угонщик с ножом явно не ожидал, что я не внемлю его грозному приказу, и растерянно затоптался:
– Ну че ты! Че ты!
Я спрыгнул на землю:
– А ну вали отсюда, гнус!
Второй отошел за «Континентайль», и, вытягивая тощую длинную шею, крикнул оттуда, отнимая от уха «мобилу»:
– Казан! Отваливаем! Шеф разрешил!
Не столько по смыслу, сколько по интонации, я понял, что и этот боится. В это время мой противник спрятал нож и торопливо пошел к калитке. Второй, длинношеий, бегом устремился за ним. Торжествуя победу, я подбежал к воротам, и потрясая глушителем, заорал им вслед:
– Суки! Еще раз сунетесь, бошки посшибаю!
Угонщики быстро подбежали к серой «четверке», тихонько фырчащей в стороне, залезли внутрь. Машина, грязная, с напрочь заляпанными номерами, развернулась, за рулем я разглядел еще одного бандюгана – в кепке и с сигаретой в зубах. «Четверка» проехала в пяти метрах от ворот, опустилось стекло и лающий голос прокричал:
– Ты еще нам попадешься, сука! А тебе, Ряба, хана! Шеф проколов не любит!
Я, не помня себя от ярости, рванулся к машине, размахнулся на бегу и швырнул глушитель, целясь в лобовое стекло. «Четверка» завизжала колесами, шлифуя мокрый дымящийся асфальт. Кривая рыжая кишка глушителя врезалась в лобовуху, и одновременно грохнул выстрел! Второй! Третий!
С противным свистом где-то совсем рядом с моей головой пролетела пуля – я даже почувствовал движение воздуха на щеке. «Свиста той пули, которая тебя убьет, ты не услышишь!», – весьма «кстати» вспомнилась мне фраза из какого-то фильма про войну.
Я настолько растерялся, что не успел ни на что среагировать, застыв корявой камуфлированной статуей возле ворот. Машина выехала наконец на проезжую часть, грохнул еще один выстрел, блеснув пучком яркого пламени из окна, и «четверка» уехала в сторону Петровки.
Я оцепенело постоял еще с минуту, толком так и не поняв, в кого стреляли, почему я до сих пор жив, и что делать дальше. Потом на ватных негнущихся ногах дошел до валяющегося в куче мелкого битого стекла глушителя, подобрал его и медленно пошел назад, на стоянку. И первое, что я увидел, войдя в калитку – тело капитана, лежащие на боку, с неестественно заломленной рукой, по пальцам которой стекали капельки темной в свете фонарей крови…
Холодный ветер разогнал тучи, и в иссиня-черном проеме, окоемленном белыми рваными хлопьями, появилась огромная идеально круглая луна. Я наклонился на телом, перевернул его на спину, как при замедленной киносъемке, передо мной появилось окровавленное лицо с широко раскрытыми глазами. Две пули попали капитану в грудь, еще одна – в голову, раздробив переносицу. Кровь уже запеклась, с лица схлынули цвета, и теперь казалось, что оно вылеплено из воска и заляпано красной краской. Надо было что-то делать, я выпрямился, все так же медленно поднялся в будку, аккуратно поставил глушитель на то самое место, откуда взял его пять минут назад, набрал номер нашего диспетчерского пункта, и пока в трубке раздавались длинные гудки, бездумно посмотрел в окно, на плывущий меж облаков диск луны. И вдруг прямо в центре серебренного лунного колеса на миг появился, хищно впившись в меня взглядом, знакомый бирюзовый глаз!..
Глава вторая
«Ехала кума неведомо куда».
В себя я пришел уже в милиции, куда меня увезли в наручниках, как «оперативно подозреваемого». После разговора с диспетчером все слилось для меня в кадры какого-то голливудского фильма: завывающая сиреной «Скорая помощь», милицейские «луноходы» с мигалками, ребята из резервной группы, поднятые с постели для того, чтобы сменить меня…
Два часа в грязном «обезьяннике» с вонючими бомжами, как две капли воды похожими на тех, которых мы с Борисом и Паганелем мутузили в овраге на Минке, выветрили из головы остатки хмеля, и к приезду моего непосредственного начальства, зама Руслана Кимовича, высоченного мрачноватого бывшего спецназовца со странной фамилией Дехтярь, я был зол, деятелен и готов ответить на все вопросы.
Допрашивал меня в присутствии Дехтяря аж целый полковник, усатый толстый брюнет, внешностью и акцентом напоминающий актера Баадура Цуладзе.
– Кто стрэлял? Номэр машины? Сколко чэловек? – и так далее…
Слава Богу, нашлись свидетели, таксист и его поздний пассажир, которые видели, как было дело – меня основательно «кололи» на убийство, и если бы молоденький оперативник не привез очевидцев, не знаю, выкрутился бы я или нет.
Около восьми утра меня отпустили, и мы с Дехтярем поехали в офис, где меня уже ждал Руслан Кимович.
Тут прием был совсем другим. Я почувствовал себя если не национальным героем, то по крайней мере Стахановым, выходящим из забоя после рекордной добычи.
Руслан Кимович жал мне руку, говорил, что не ошибся во мне, объявил об окончании испытательного срока и пообещал перевести в старшие охранники.
– Сергей, сейчас ты поедешь домой. Недельку отдохни, оклемайся, а потом приходи – премию получишь, оружие получишь, новое назначение получишь. Стрелять умеешь?
Я пожал плечами:
– В армии на стрельбище…
– Ничего! Научим! Да, тут владелец спасенной тобой машины звонил, очень крутой человек, – хочет тебя отблагодарить. Я дал ему твой телефон, так что жди. Что ты кривишься? Бесплатно работают только рабы! И еще: ты в милиции сказал, что капитан подбивал тебя помочь им с угоном?
У меня отвисла челюсть от удивления:
– Откуда вы знаете?
Руслан Кимович усмехнулся, стрельнул черными глазками-щелочками:
– Мы тут навели кое-какие справки. Эти солнцевские… У него в семье династия: дед еще при Берии блатовал по Колымским лагерям, отец прожил шестьдесят лет, из них тридцать семь сидел. И сынок… Из
