стежками амбразур. Прощай.

Наш дредноут умер. Его утопила война.

Должен ли я еще что-нибудь? Отдал я все или осталась какая-то малость?

А!

Прямо передо мной спина артиллериста, истерзанного морозом. — Эй!

Он оборачивается. Я протягиваю шинель.

— Возьми!

Он вертит головой: нет, мол.

— Возьми, согрейся. Потом отдашь…

Артиллерист моментально выхватывает шинель из моих рук и облачается с феноменальной быстротой. Улыбается: только зубы видно.

— Так-то лучше, — говорю я.

Вот теперь действительно все. И сил моих больше нет.

Иду все медленнее и медленнее, спины моих товарищей все дальше и дальше от меня. Появляется соблазн догнать их, тогда я сажусь прямо на заснеженную землю и закрываю глаза. Бои, лица друзей, погибших и выживших в Великой войне, пыльные дороги и страшная зима девятьсот девятнадцатого — все собрано под моими веками, я ничего не забуду, я никогда ничего не забуду, ни взгляда, ни слова, ни поворота головы, ничего, я ухожу отсюда, Господи, дай мне силы забыть все, все до конца, остаться в живых и не вспоминать эту войну, иначе однажды она придет ко мне ночью и заберет обратно, в свое лоно, выжженное таврическим солнцем, белым, морозным, жгучим, ах, как надо мне все забыть, Господи, прости.

* * *

…Лицо Никифорова, и звучат его слова: «Думал ты о таком?». Нет, не забуду.

15 июля 2005 года, Москва

Сижу на лавочке в сквере около памятника героям Плевны и жду мою Женю. Она задерживается, но обязательно придет: не такой она человек, чтобы не прийти, если обещала.

Мне надо будет объяснить ей, как получилось, что за несколько суток я превратился из сливочного торта в иссохшую щепку, откуда взялся почерневший, отмороженный палец на левой ноге, шрамы на груди и на лице, почему я хожу с тростью, кто придал моей розовой физиономия цвет серозема пополам с мочой. И все это — полдела. Потому что показывать ногу выше ступни мне просто пока не стоит. В штанине она смотрится отлично, как новенькая. Но если ее лишить защитного чехла… нет… нет… Женя очень хороший человек, славный, любящий, не надо ей видеть такое. Потом.

Всего-то в трое суток — 13-е, 14-е и 15-е июля — уместились Орел, Тула, Новороссийск, Северная Таврия, Каховка, Таганаш. Год с лишком. Из наших, считая меня, вернулось одиннадцать человек. Ровно столько же ушло из жизни, причем погибли они так, что об этом твердо известно: кто-нибудь видел мертвое тело или знает, где находится могила. Участь трех человек остается загадкой. Судьба еще двоих засекречена. Фамилия Трефолев вынырнула в списках белой эмиграции, там, где еще 12 июля 2005 года ее не было, да и быть не могло. Он скитался, женился, развелся, опять женился, опять развелся и умер в глухом одиночестве 21 августа 1931 года. На одном из белградских кладбищ стоит крест с его именем.

…Великая война отобрала у меня полжизни. Что теперь? Пригревает солнышко, воробьи купаются в пыли у самых ног, барышни ходят в таких нарядах, что глазам больно, над головой шумят листья. Посреди такой прелести я чувствую себя полураздавленным жуком! На фронте, всего сутки назад, я был солдатом, и у меня хватало сил драться, худо-бедно справляться с голодом, морозом и страхом, а тут все силы разом улетучились… Старик. В двадцать восемь лет — старик.

Может быть, рассказать Жене правду?

Впрочем, отчего же быть мне стариком? Устал — да, очень устал. Покусал меня фронт — да, цапнул пару раз. Но ничего, завод еще не кончился. Надо только отдохнуть как следует. Еще осталось кое-что и для будущей жены, и для страны моей, в которой многое стоит изменить к лучшему.

Наверное, мне не следовало убегать из своего времени, искать иной судьбы, иных декораций для собственной жизни. Был бы цел. Имел бы основания считать себя умным человеком.

,

Примечания

1

«Цветные» соединения в Вооруженных силах юга России: марковцы, корниловцы, дроздовцы, алексеевцы, отличавшиеся ото всех прочих соединений особыми цветами фуражек и погон. (Здесь и далее прим. авт.)

2

С весны 1920 года корниловские ударные части, как и другие воинские формирования Добровольческой армии, входят в состав Русской армии Врангеля.

3

Да здравствует Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя (лат.).

4

Ergo — следовательно (лат.).

5

Lebensraum — жизненное пространство (нем.).

Вы читаете Плацдарм
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×