– Это ты такая старая? – ужаснулся Алексей, утопая в новой волне горячей радости.
– Не считая того, что я такая мудрая, – гордо сказала Оксана. – По-моему, вот-вот светать начнет. Или мне так кажется? – Она вдруг ахнула, резко наклонилась вперед и свалилась на землю. Не успел Алексей испугаться, как она засмеялась, завозилась под гамаком и встала. – Буксир, скотина бестолковая… Чуть до смерти не напугал. Тапку мою нашел, принес и на ногу мне надеть хотел. Не на ту!
– Действительно, бестолочь, – согласился Алексей. – Я бы обязательно на ту ногу надел. Я умный.
– Ты правда умный, – подтвердила Оксана. – Даже удивительно, откуда у Марка такой… – Она вдруг замолчала, вздохнула и сказала скучным голосом: – Я же просплю все царствие небесное. Мне завтра постирать нужно, книги библиотечные собрать, починить кое-что… И еще в этот китайский кабак неизвестно в чем идти. Ужас какой-то… Пойдем спать, да?
– Пойдем.
Алексей поднялся, взял ее за руку и повел в дом, хотя никакой необходимости в его руководящей деятельности не было – уже и правда светало. Не считая того, что Оксана, судя по всему, могла бы найти дорогу и сама, даже в полной темноте.
На внутренней закрытой веранде они остановились, улыбнулись друг другу и разомкнули руки.
– Спокойной ночи, – сказал Алексей, не двигаясь с места.
– Где ночь? Какая ночь? Не вижу никакой ночи, – сказала Оксана, тоже не двигаясь с места.
– Виноват. Исправлюсь, – покаялся Алексей. – Спокойного утра.
– То-то… – Оксана потерла кулаками припухшие от слез глаза и сладко зевнула. – И впредь чтобы не повторялось. Спокойного утра.
Они опять улыбнулись друг другу и разошлись в разные стороны: он – в отведенный ему гостевой закуток на застекленной веранде, она – в свою крошечную темную комнатку, пропахшую абрикосовыми косточками.
Марк говорил, что абрикосовые косточки пахнут синильной кислотой. В первый раз при мысли о том, что она нарушает очередной запрет Марка, Оксана не ощутила чувства вины или страха, ставших уже привычными за последние месяцы. Она вообще ничего не ощутила, если не считать легкого раздражения и внезапной необъяснимой жалости к этому взрослому, серьезному, надежному, красивому, богатому, преуспевающему… – что там еще? – человеку. Ее жениху. А она – его невеста. Свадьба почти через месяц. В душе шевельнулось знакомое чувство паники, но тут же она вспомнила, что Леший будет здесь еще целых две недели, и мгновенно уснула.
Глава 4
Оксана проснулась в таком радостном настроении, в каком она просыпалась много-много лет назад, когда все у нее было хорошо, когда ее любили папа и мама, когда она была их светом в окне, когда каждый новый день начинался с ожидания праздника. Она полежала в темноте, соображая, с чего бы ей было так весело, и тут же вспомнила прошлую ночь и свою истерику при свидетелях. Ну, при одном свидетеле, но все равно… Фу ты, стыд какой! Сколько лет даже в подушку не ревела, а тут – нате вам, в чужую манишку. Точнее – плечо. Да еще не чье-нибудь плечо, а плечо Лешего. Как она теперь ему в глаза смотреть будет?
– Как я в глаза людям смотреть буду? – вдруг донесся сердитый голос тети Нади. – Ты вообще думаешь, что говоришь?
– Тише, Ксюшку разбудишь.
Это голос Алексея. Он улыбается. По его голосу всегда слышно, когда он улыбается. Тетя Надя сбавила тон, и они о чем-то заспорили на кухне. Интересно, о чем? Не слыхать. Шепчутся, ее будить не хотят.
Оксана подхватилась с узкого жесткого диванчика, который служил ей постелью, накинула халат, краем сознания отметив, что от халата неуловимо пахнуло чужим запахом, и босиком пошлепала в кухню, где за монументальным дубовым столом совершенно ручной работы сидели нос к носу Алексей и тетя Надя, энергично шепча что-то в лицо друг другу и время от времени размахивая перед носом собеседника руками.
– Что за шум, а драки нет? – строго спросила Оксана. У нее получилось бы гораздо строже, если бы голос не был таким сонным. – Кто у кого игрушку отнял? Кого в угол ставить?
Они оба тут же обернулись к ней, заулыбались при виде ее розовой мордашки под копной встрепанных, неровно выгоревших кудрей, криво запахнутого на тоненькой фигурке фланелевого халата шестьдесят какого-то размера, подпоясанного куском веревки с висящей на ней бельевой прищепкой, ее смуглых босых ног – на одной ноге уже светлеющий синяк, на другой – совсем свежая царапина, – привычно переглянулись и одновременно засмеялись.
– Вы чего смеетесь? – Оксана шлепнулась на табуретку и уцепила с тарелки самый толстый ломоть ветчины. – Вы надо мной смеетесь?
Она набила ветчиной рот и, не вставая, повернулась к буфету в поисках чашки.
– Не вертись на табуретке, когда-нибудь так грохнешься – костей не соберешь, – проворчала тетя Надя, пряча улыбку, поднялась, достала из буфета большую фаянсовую кружку и поставила ее перед Оксаной. – И не садись на угол, сколько раз повторять. Семь лет замуж не выйдешь. И умылась бы хоть…
– Не больно-то и хочется, – ответила Оксана, наливая в кружку кипяченой воды из большого стеклянного кувшина, в котором кипяченую воду студили специально для нее.
– Чего тебе не хочется? – Алексей поймал ее взгляд и не отпускал его своими серьезными горячими глазами. – Умываться или замуж?
Ее глаза вдруг помрачнели, ярко-малиновые губы сжались, а тонкие коричневые бровки сошлись на переносице. Но ответила она тем же мягким сонным голосом:
– Я умывалась уже. Совсем недавно, перед сном.
– Опять ночью в гамаке качалась? – догадалась тетя Надя. И объяснила Алексею: – Все время с Буксиром вдвоем по ночам в гамаке сидят. Не понимаю, что в этом хорошего.
Алексей открыл было рот, но Оксана опередила его:
– А вот Леший понимает. Понимаешь, да? – Она вопросительно глянула на него, и он важно кивнул. Оксана тоже кивнула и объяснила тете Наде: – Он ночью тоже в гамаке качался.
– Ну-у-у?! – преувеличенно изумилась тетя Надя, остро глянув на Алексея, и тут же отвела глаза. – Еще один полуночник на мою голову. Но он-то хоть проснулся рано, а ты вон дрыхнешь до полудня.
– Как до полудня? – Оксана испуганно вскинула густые лохматые ресницы и замерла, не донеся чашку до рта. – Уже полдень? Ужас какой-то… Ничего не успею! Да еще этот китайский ужин, чтоб он провалился…
– Во, тетка Надька тоже, видать, китайскую кухню не любит, – печально вставил Алексей. – Не хочет идти в ресторан в качестве моей дамы.
Тетя Надя в сердцах плюнула и отвернулась к плите, без всякой надобности поправляя крышку на кастрюле с кипящим бульоном. Оксана непонимающе смотрела то на нее, то на Алексея, потом вдруг обрадованно ахнула, засияла, схватила тетю Надю за руки и, заглядывая ей в лицо, заворковала льстивым голосом:
– Тетечка Надечка, ну пойдем с нами, а? Ну, пожалуйста, ну, миленькая, ну, пойдем! Мы там недолго будем, как надоест – так и уйдем. Леш, скажи ей, ведь правда? Тетечка Надечка, ну, я умоляю!
– И эта туда же, – рассердилась тетя Надя, пытаясь освободиться. – Отстань от меня! Оба совсем рехнулись.
Оксана вскочила, опрокинув табуретку, подхватила необъятные полы своего халата и со стуком ахнулась на колени, обхватив тетю Надю за ноги и уткнувшись лицом ей в подол. Она не переставала что-то неразборчиво бормотать жалобным голосом, и тетя Надя пришла в крайнее замешательство. Наверное, ни разу в жизни тетка Надька так не терялась, отметил Алексей с удовольствием. Но Ксюшка-то какова! Он с восхищением смотрел на фигурку, умоляюще прильнувшую к ногам окаменевшей тетки Надьки, и сам уже был готов встать на колени рядом с Ксюшкой для полноты драматического эффекта. Но тут Оксана подняла лицо, и Алексей увидел ее умоляющие глаза.
– Теть Надь, для меня это очень важно, – серьезно сказала Оксана и потерлась подбородком о теть Надины колени. – Если бы вы только знали… Пожалуйста, пойдемте! Пожалуйста, а?..
Алексей ясно видел, до какой степени Ксюшка жаждет согласия тетки Надьки. И та видела. Мягко толкнула Ксюшку в лоб ладонью, освобождаясь от ее хватки, и буркнула расстроенно:
