Он едва прикоснулся к «настройке», как в помещении раздался голос диктора, чья русская речь звучала необычно мягко.
– «Немецкая волна» из Кельна, – сообщил всезнающий Славик.
– А ну-ка, цыц у меня! – испуганно замахала руками тетушка Зандбург. – Уймешься ты или нет, окаянный! Ребята, музыку слушайте сколько влезет, но чтоб никакой агитации! И сводку погоды тоже только из Риги, иначе я забираю свои акции обратно.
– А где мы будем хранить наше радио по ночам, здесь, да? – спросила Райта, показывая на шкаф.
– Само собой разумеется, – ответила тетушка Зандбург, но быстро спохватилась: – Нет, наверно, нельзя тут, эта штука ведь не числится в инвентарной книге.
– Буду держать у себя дома! – хозяйским жестом протянул руку к приемнику Герберт.
– Какой умник нашелся! – возразил Мексиканец Джо. – А почему бы не у меня?
– Нас двое, у нас больше прав, – воскликнул Славик.
– Я отказываюсь, мне все равно, – сказала Райта.
– А я нет, – упрямо заявил Янка. – Чем я хуже других?
– По очереди, – мудро решила тетушка Зандбург. – Каждый будет отвечать за приемник одну неделю. И чтобы вы больше не переживали, на первый раз аппарат я унесу к себе – как владелица главного пая акционерного общества.
Самовластное решение тетушки Зандбург никого в глубокое уныние не повергло. Пусть лучше радио постоит у нее, чем у кого-либо из своих – еще вдруг испортят новую вещь.
– Кажется, мы и спасибо по-настоящему ей не сказали, – заговорил Славик, когда они по пути домой решили посидеть на скамеечке напротив памятника рыбакам, погребенным в морской пучине.
– Отец мой всегда ворчит, что у нас весь чердак завален устными благодарностями, да вот на хлеб их не намажешь, – сказал Рудис.
– Надо бы старухе что-нибудь подарить на память, – предложила Райта.
– Чего ты ей подаришь? Корзиночку для рукоделия или полотенце с вышитым нравоучением, чтобы повесить в кухне? – ехидничал Мексиканец Джо. – «Кто рано встает, тому бог подает». А может, подарить ночной горшок с дружеским призывом: «Не более пяти минут».
– Ладно, ладно, не расходись, – осадил его Герберт. – Действительно, почему бы нам не приволочь Жандармаме что-нибудь такое, чтобы ей было приятно?
– Старику можно было бы притащить пол-литра, и полный порядок…
– Поди, знай, а может, она киряет втихаря? – вполне серьезно предположил Янка.
– Кончайте треп! У меня гениальная идея! – воскликнул Славик. – Подарим ей щенка. Тетка ведь обожает всяких зверюг, недавно так оплакивала своего римского императора… она и сегодня еще в трауре.
– А у наших соседей как раз щенки есть, – поддержал Владик. – Если попросить получше и дать клятву, что будет хороший уход, они и задаром отдадут.
– Породистый? А то, может, «двор-терьер», – засомневалась Райта.
– Подрастет, увидим, – успокоил Славик. – Но мать настоящая сибирская лайка.
– Дареному коню в зубы не смотрят, – рассудительно заметил Герберт. – Щенята все симпатичные. А пока они превратятся в паскудных барбосов, люди успевают к ним привыкнуть.
– Пойдет! – Мексиканец Джо очень любил, чтобы последнее слово оставалось за ним.
…Когда тетушка Зандбург, нагруженная покупками, к вечеру пришла домой, на крылечке трогательно скулило маленькое и пушистое четвероногое существо. Конец поводка был привязан к дверной ручке, в узелок всунуто письмо:
«Дорогая акционерша! Терпя бедствие в океане благодарности, мы хотим таким способом погасить хоть малую толику нашего неоплатного долга. Очень надеемся, что вы друг дружке понравитесь и найдете общий язык. Не советуем давать ему кличку Брут. Ваши преданные компаньоны».
– Но я же дала клятву никогда больше не заводить собаку! – громко простонала тетушка Зандбург, взяла щенка и погладила его предательски дрожащей рукой. – Окрещу тебя Томом Джонсом Найденышем.
Том на удивленье скоро освоился с новой обстановкой. Тетушка Зандбург только еще готовилась налить ему в Цезареву миску молочка, а он уже успел оставить – и не одну! – визитную карточку на паркете гостиной. Утолив голод, песик стал еще деятельней, проковылял в спальную и, следуя врожденному инстинкту, вытащил из-под ночного столика тетушкины шлепанцы, прибежал с тапкой в гостиную, бросил и вцепился зубами в бахрому скатерти. Потянул что было силенок, и в последний момент спрятался под стол от падавшего на него транзистора.
– Дурачок! Твой единственный долг – прожить на этом свете дольше меня. – Тетушка Зандбург погладила дрожащего щенка по коричневой головке и лишь потом осознала нанесенный им урон.
С такими трудностями купленный японский приемник «Сикура» продолжал издавать звуки, но от пластмассового корпуса отломился столь большой кусок, что взгляду открылись почти все внутренности. И на самом видном месте красовалось название изделия:
«Дзинтар». Сделано в СССР».
День первый
С вокзала он хотел прямиком направиться в городской отдел МВД, но, увидев уйму народа возле автобусной остановки, повернул назад, чтобы оставить чемодан в камере хранения. Затем сунул папку под мышку, повесил на плечо спортивную сумку со съестными припасами, которые дала ему мать на дорогу, и гордо прошествовал мимо толпы приезжих, все еще терпеливо ожидавших автобуса.
«Надо будет принять меры, чтобы согласовали время отправления автобусов с прибытием поездов», – подумал Тедис Яункалн и остановился у края тротуара. Достав из кармана приобретенную вчера записную книжку, он зафиксировал эту мысль на первой странице, как свое первое неотложное дело. На зеленой обложке красовались выведенные черной тушью буквы: AGENDA. Конечно, с тем же успехом можно было написать: «Неотложные дела» или совсем лаконично: «Сделать», но это было бы не так изысканно. К тому же таким образом представлялась возможность ненавязчиво показать, что в университете он успешно усвоил основы латыни. Правда, на милицейской службе навряд ли удастся применить эти знания, но ведь Яункалн отнюдь не намеревался оседать надолго в Министерстве внутренних дел. Отработает сколько положено после окончания, и – прощайте. Перейдет в адвокатуру, как он тогда пригрозил руководителю практики подполковнику Кашису, только сперва надо приобрести навыки оперативной и следственной работы. К сожалению, председатель комиссии по распределению даже слышать не хотел о назначении молодого юриста в коллегию адвокатов и направил Яункална в родные края – в распоряжение вентспилсской милиции. И вот теперь Теодора Ансовича Яункална, 1950 года рождения, от будущего места работы отделял всего лишь двадцатиминутный переход.
Длинные ноги Тедиса как нельзя лучше соответствовали своему природному назначению. Убедившись, что, несмотря на идеальный рост, из копотливого парня никогда в жизни баскетболиста не сделать, университетский тренер пытался уговорить Яункална заняться спортивной ходьбой, обновить и, быть может, придать новый блеск былой славе латвийского спорта в этой дисциплине. Напрасные усилия. Тедис смотрел на все эти упражнения, которыми надлежало укреплять мускулы и закалять организм, как на пустопорожнюю трату времени, и не внял уговорам. «Эх, мне бы Яункалновы ноги!..» – по-сокрушался тренер и вовремя прекратил бессмысленные мучения юноши, не успев отбить у него охоты к дальним прогулкам. Так что четырнадцать километров, отделявшие хутор родителей, где он погостил три дня, от станции Угале, он без труда проделал пешком.
Ночью Тедиса мучила бессонница – спать не давало странное возбуждение, будто предстояло одолеть некий очень важный рубеж. Завтра он будет уже не такой как все: как его родственники, соседи или бывшие одноклассники; завтра он будет уже не просто дылда Яункалн, а представитель власти, сотрудник милиции Теодор Яункалн, долг которого – оберегать общество от всякой злокозненности, применяя при необходимости даже оружие.
Интересно, каков он будет в милицейской форме? Тедис долго пытался себе это представить, создать так называемый словесный портрет, вернее – автопортрет. Итак: длинный, сутуловат, шея тонкая с кадыком; мощный подбородок, скуластое лицо; волосы льняные, глаза неопределенного цвета, поскольку
