предотвратить…
— И получили все, по самые помидоры, — продолжил вслух Вячеслав.
Николай остановился в темном, вырытом в земле коридоре. В дальнем конце уже виднелась обитая звериной шкурой дверь их подвала. «Как странно, — подумал он. — Мы думаем об одном и том же. Даже мою мысль он высказал».
— Слава.
— Чего?
— Неужели все действительно кончено? Все двадцать лет я думал, что все-таки для чего-то мы живем. Что еще что-то может быть в будущем. Но сегодня я вдруг осознал, что все это пустое. Что мы лишь глупо цепляемся за давно закончившуюся жизнь, но лишь продолжаем болезненную агонию. А зачем?
— Ты охренел? Еще раз такое от тебя услышу — в репу получишь…
— А разве ты так не думаешь? Ведь все твое постоянное веселье, все твое чувство юмора, это лишь маска! Ты отгораживаешься от своих страхов, потому что боишься признаться самому себе, что думаешь точно так же!
— Сейчас врежу…
— Да оглянись вокруг!
— Оглянулся! Я оглянулся, истеричка ты эдакая! И знаешь, что я увидел?! Я увидел двух людей, на глазах у которых весь мир канул в бездну! Но они спустились в этот серый мир из безмятежного космоса и за каким-то хреном двадцать лет искали дорогу к нам! Потому что они не потеряли в себе человеческое! Потому что они не размазывают сопли по собственной морде, а верят в жизнь. Верят в то, что, пока они живут, жизнь продолжается! Черт тебя подери, Коля! Человечество уже пережило один ледниковый период!
И тогда люди даже писать не умели. У них автоматов не было! Охотились с палками на мамонтов и жили. И верили в жизнь! Рисовали кабанчиков в пещерах какими-то какашками и построили цивилизацию!
— И что с ней стало?! Тот холод был естественным! Он наступал тысячелетия! Люди не замечали его, успевая привыкнуть! Это не их рук дело было! А сейчас? Да люди должны исчезнуть с земли за то, что они с ней сделали! — Николай вдруг зарыдал. Совсем по-детски. Отчаянно.
— Коль. Колька. — Вячеслав с сочувствием посмотрел на давно ставшего ему младшим братом человека. — Братишка, успокойся. Я бы обнял тебя, но если кто увидит, подумают, что мы эти…
— Иди ты к черту! — дернул плечом Васнецов. Ему просто захотелось оказаться в далекой и безлюдной глуши, чтобы никто не видел происходящего с ним. Было очень стыдно. Было безнадежно больно.
Дверь подвала приоткрылась, и оттуда показался часовой из внутреннего поста охраны.
— Ребята, ну имейте совесть, сами не спите и другим не даете! — недовольно произнес он. — Люди уже жалуются.
— Калитку закрой! — огрызнулся Сквернослов.
Часовой запер дверь, что-то бормоча в адрес Вячеслава.
— Коля. Я кое-что странное заметил во взгляде профессора.
— Чего? — всхлипнул, утирая слезы, Николай.
— Какой-то живой огонек. Я не помню его таким. И я это заметил, когда мы у него сидели.
— К чему ты клонишь, не пойму.
— В его взгляде я прочитал НАДЕЖДУ! Понимаешь? И сдается мне, что это как-то связано с тем красным пятном над Аляской! Он ведь очень умный человек! И просто так у него надежда во взгляде не появится! И космонавты не зря сюда ехали! Они что-то знают!
— Что тут знать? Планету ядерными ракетами разутюжили. Какая, к чертям собачьим, надежда?
— Пока мы живем, жизнь продолжается. А если есть жизнь, есть и надежда. Пошли. Скоро подъем, а мы еще не спали.
Они тихо прошли в свое жилище, стараясь не обращать внимания на злобное ворчание часового, обещавшего доложить коменданту о нарушении режима и об оскорблении при исполнении. Из некоторых «квартир» тоже доносилось недовольное ворчание. Молодые люди вошли в свое жилище и как есть, в одежде, улеглись на свои койки. Не прошло и пяти минут, как Сквернослов захрапел. Коля уснуть не мог. Он ворочался некоторое время на предательски скрипящей койке и затем сел, уткнувшись лицом в ладони. Он понимал, что не уснет. Его съедала депрессия. Тревожные мысли рвали душу. Да и храп этот доканывал. Васнецов вышел из своего жилища и направился к выходу из подвала.
— Ты куда? — спросил часовой внутреннего поста.
— Я на блокпост. Я там рукавицы сегодня забыл.
— Ты спятил? Нельзя одному через снежный тоннель. Потерпи до утра.
— Руки мерзнут.
— Я сейчас дров подкину в печку. Иди спать.
— Я схожу, — настаивал Николай тоном, не терпящим возражений.
— Эх, влетит мне за это, — недовольно вздохнул часовой и, поднявшись, зазвенел связкой ключей. Он открыл стоявший рядом оружейный шкаф и достал оттуда автомат. — Это твой?
— Мой, — кивнул Васнецов.
— Держи. И давай осторожней там.
— Спасибо.
Васнецов двинулся по привычной траншее в сторону блокпоста. Освещение в переходах было практически все погашено ночью. Горела лишь каждая десятая лампа в вереницах гирлянд. Однако Николай знал этот коридор наизусть и в темноте ориентировался неплохо, как и должен ориентироваться человек, всегда живший в полумраке подвалов, лишь изредка выходящий на сумеречную поверхность, спрятанную навеки от яркого солнца тяжелой, непроницаемой завесой свинцовых туч. Он шел довольно уверенно, пока не достиг резкого поворота траншеи, протянувшейся к центру города. В сторону блокпоста уходил резкий подъем с обложенными досками земляными ступенями, которые вели в снежный коридор. Там не было даже этих редких и тусклых ламп. И стало страшно. Он вспомнил историю с пропавшими дозорными. Теми, что пошли в странным образом появившийся снежный коридор. Николай медленно поднялся по ступенькам и в нерешительности смотрел в чернеющую пустоту перед собой. Фонаря у него не было. Это была непозволительная роскошь в их мире. Фонарями обладали только искатели и старшие офицеры. Еще патруль и командиры дозоров. Можно было пойти с лучиной, но прихватить ее дома Коля не догадался. А идти в темный коридор было страшно. Что, если вдруг там появилось загадочное ответвление? В темноте он запросто может его не заметить и войти в него машинально.
Поколебавшись, он все же двинулся в темноту. Он вдруг ощутил удовольствие от собственного страха. И еще большее удовольствие ему дарило то, что вопреки страху он идет вперед. Однако эта эйфория резко закончилась, когда он почувствовал острый холод справа. Оттуда тянуло слабым ветром. Николай медленно вытянул в ту сторону руку и ощутил пустоту. Стенки снежного тоннеля не было. Теперь страх не дарил удовольствия выбросом адреналина. Теперь страх бил по коленям и неприятно щекотал спину. И словно ведомый некой гипнотической силой, он шагнул в темноту. Он не понимал, что заставляет его идти вперед, в неизвестный тоннель, но шел, пока не услышал какие-то звуки. Кто-то шепчется? Николай передернул затвор автомата.
— Стоять! Пароль! — раздался крик откуда-то из глубины.
Васнецов опешил. Люди? И голос знакомый.
— Я не знаю нового пароля! — не своим голосом воскликнул Николай.
— Тогда лови гранату!
— Стойте! Это я, Васнецов!
В лицо ударил яркий свет фонаря.
— Черт! Колька! Ты какого рожна тут бродишь?
— Бессонница замучила, — ответил Николай.
Оказывается, не было никакого загадочного ответвления.
Он все это время шел на блокпост, а все эти фокусы с ощущениями провела его собственная психика.
