Трава здесь была высокая, в разгаре цветения, и каждый, усаживаясь, с удовольствием вдыхал ее аромат. Солнце позолотило край неба. Все вокруг, словно устав от дневного зноя, затихло.
С опаской поглядывая на горизонт и на свои незаправленные самолеты, мы удивлялись, почему нас так близко перебросили к беспокойной маньчжурской границе. Вдруг покажутся в небе японцы, — мы ведь и взлететь не сможем?
С надеждой уставились все на нового командира полка. Он небольшого роста, энергичный, с моложавым лицом. Строгие, умные глаза внимательно прощупывали каждого. Видимо, командир прекрасно понял наше состояние.
— Не волнуйтесь! — Глазыкин взглянул в сторону Халхин-Гола. — Сегодня они уже в гости не явятся, поздно. А за ночь точка будет всем обеспечена. И горючим, и маслом. Спать будете в юртах, — он показал на еле заметные вдали светлые точки. — Там же для вас приготовлена и кухня. Скоро построят столовую.
«Нас ждали, о нас заботятся». — На лицах летчиков появились улыбки.
Объяснив общую обстановку, майор отпустил летный состав, а командира эскадрильи и меня оставил, чтобы коротко «ввести в историю» халхин-гольского конфликта. И вот что мы узнали.
С начала 1939 года японская военщина неоднократно устраивала провокации восточнее реки Халхин- Гол, часто нарушала границу Монгольской Народной Республики, а с 11 мая перешла к открытым военным действиям, сопровождая их массовыми налетами своей авиации. Одновременно японцы стягивали к границе значительные силы. Наше командование, выполняя условия договора о взаимопомощи, заключенного еще в 1936 году между правительствами Советского Союза и Монгольской Народной Республики, отдало распоряжение перебросить некоторые воинские части к району конфликта. Полк Глазыкина прибыл сюда 26 мая, чтобы усилить уже действовавших здесь истребителей под командованием майора Забалуева. Не изучив района, обстановки, почти ничего не зная о противнике, летчики с ходу вступили в боевые действия. Летать начали мелкими группами. В первом же бою шестерка наших И-16, поднимавшаяся из засады, подверглась нападению большой группы японских истребителей И-96. Три наших самолета было сбито.
— Жалко товарищей… Хорошие были летчики, — сказал майор Глазыкин.
28 мая 2500 японцев при поддержке бомбардировщиков перешли в наступление. Истребители Глазыкина немедленно поднялись в воздух. Группу из десяти И-15 повел Павел Афанасьевич Мягков. На подходе к Халхин-Голу на нее сверху напали японские истребители. Японцев было раза в два больше. Но ни один наш летчик не дрогнул, никто не вышел из боя. Предпочли смерть, но хвост противнику не показали. Никто на аэродром не вернулся: восемь из десяти погибли, двое, подбитые, сели в степи…
— Вот как печально кончились для нас майские бои, — резюмировал Глазыкин.
Из дальнейшего его рассказа мы узнали и о наземных боях.
На земле противника встретили две советские стрелковые роты и около трехсот монгольских кавалеристов. Японцам удалось потеснить наших, однако с подходом резервов наступление противника было приостановлено. Бросив на поле боя около 400 убитых солдат и офицеров, японцы отошли за государственную границу.
Согласно приказу от 21 мая командующего японской дивизией, которая действовала здесь, захватчики имели своей целью «уничтожить войска Внешней Монголии в районе Халхин-Гола». Но вскоре, по-видимому, японская военщина убедилась, что Советское правительство намерено серьезно защищать границы Монголии. С той поры противник особой активности не проявлял. Наша сторона никаких поводов для обострения конфликта не создавала, войска не подтягивала, японские самолеты преследовались только до границы — все делалось для того, чтобы решить конфликт мирным путем. Но вот в последние дни японцы снова начали сосредоточивать свои силы, особенно авиацию. Как они себя поведут дальше — неизвестно, но нужно быть готовым в любой момент дать достойный отпор.
— Ваша первая задача, — сказал Глазыкин, — немедленно изучить район полетов, а то у нас уже были случаи потери ориентировки, и хорошо узнать противника, особенно тактику его истребительной авиации На японских истребителях летчики с опытом войны в Китае. Это — сильные бойцы, и вы должны знать, с кем придется иметь дело. Самолеты у них неплохие, маневренные, но по скорости, хотя и немного, все же уступают нашим И-16. А вот И-15 хуже японских, но скоро мы их отсюда уберем совсем…
К аэродрому подошла колонна автомашин.
— Это для обслуживания вашей эскадрильи, — пояснил командир полка, приглашая поужинать.
Мы с Василием Васильевичем решили сегодня же провести открытое партийное собрание. Вопрос на повестке дня один: «Задачи личного состава эскадрильи в боевой обстановке».
Уже не один раз нам, летчикам, не имеющим боевого опыта, доводилось слушать рассказы Героя Советского Союза Григория Кравченко и Александра Николаева о воздушных боях против японских захватчиков в Китае, а Ивана Лакеева и Сергея Грицевца — о схватках с фашистами в Испании. В каждой из этих бесед всегда было нечто особенное и волнующее. Рассказы боевых командиров строились, в сущности, на весьма обыденных для нас понятиях: осмотрительность, высота, скорость, маневренность, огонь. Но в эти привычные слова всякий раз вкладывалось новое значение, в них открывался новый смысловой оттенок, вытекавший именно из данного конкретного случая. Это заставляло задумываться, и мы начинали понимать: тактика авиации, ее приемы и возможности, формы управления в воздушном бою разнообразны так же, как разнообразны человеческие характеры.
Иногда же, утомленный долгим сидением в кабине самолета — мы дежурили с рассвета и до захода солнца, — я решал про себя, что в тактике ничего мудреного нет, стоит только взлететь, схватиться с противником, как все станет ясно само по себе: бей врага — и точка!.. Это шло от молодого нетерпения, от задора, а разум говорил: одного желания мало, нужны знания, нужен опыт. И я с жадностью ловил каждое слово бывалых летчиков. Боевых действий пока не было, ветераны времени на нас не жалели.
Вот и сейчас, сидя под крылом самолета вместе с летчиками двух звеньев и слушая майора Герасимова, я боюсь упустить какой-нибудь жест его руки, обозначающий целый маневр, короткую фразу, в которой — глубокий тактический вывод. На этот раз Герасимов говорил только об одном составном элементе воздушного боя — об осмотрительности:
— Кто не умеет видеть в воздухе, тот не истребитель, а летающая мишень. Главное условие, решающее успех боя, — осмотрительность. Когда истребитель видит противника, то враг ему уже не страшен, так как есть возможность принять разумное решение. Коль наш И-16 имеет превосходство в скорости над японским И-96, то за нами и инициатива: хочу — нападаю, хочу — выжидаю, а если нужно — выхожу на время из боя. Мы не пехотинцы в окопе. Простора в небе хватает. Истребитель должен опередить противника. Опередил — победил, прозевал — обречен на поражение. Но знать все это — мало. Это надо прочувствовать, больше того, необходимо выработать рефлекс и реагировать на приближение опасности мгновенно. Всегда чувствовать и видеть, что происходит кругом, и своевременно принимать меры. Непрерывно наблюдая за воздухом, обязательно следить и за землей, а то можно заблудиться и даже сесть на территорию противника. Такие случаи бывали. Советую в первых боях по возможности не отрываться от своих ведущих, ни в коем случае не гоняться в одиночку за самолетами противника, никогда не смотреть в одну точку, постоянно крутить головой — эта «гимнастика» приучит вас к осмотрительности…
Майор вспоминает случай, когда он сам, увлекшись погоней, едва не поплатился жизнью. Выразительные жесты смуглых ладоней, несколько точных фраз — и перед нами возникает реальная обстановка боя. Необходимость осмотрительности становится почти физически ощутимой. Я невольно оглядываюсь назад, словно стараюсь увидеть, откуда ему, рассказчику, когда-то угрожала опасность…
В заключение майор Герасимов напомнил, что японские истребители очень легкие, весят всего около 1300 килограммов, поэтому маневреннее наших, посоветовал облегчить И-16. В частности, порекомендовал снять с самолетов все кислородное оборудование, некоторые приборы, а также и радиооборудование. Правда, только на двух наших самолетах стояли приемники, но их сняли еще в Забайкалье. Радиооборудование снимали не потому, что недооценивали, и не потому, что оно громоздкое. Оно просто не работало и оказалось бесполезным грузом.
Кто знает, может быть, эта разумная в ту пору мера и затормозила внедрение радиосвязи в истребительной авиации.
Окончив беседу, Герасимов, сидевший на земле, разжался, словно пружина; его крепкая, рослая фигура выпрямилась. Мы все тоже поднялись. Прощаясь, он окинул нас дружеским взглядом и сказал попросту:
