— добрая, знать, что за барчат заступилась перед барыней намедни, так иди без сумнений в детскую, Даша, не прогонит небось. Барчат своих погляди'. Вот и пришла, не обессудьте, барышня.
И она по-крестьянски в пояс поклонилась Ире. Потом на цыпочках подошла к детским кроваткам и долго любовалась детьми.
— Наденька, ангелочек Божий… Журочка, ненаглядный соколик мой, — зашептала она скороговоркой, склонившись над спящими, — кто вас, сироток болезных, пригреет, приласкает без Даши-то! Кто заступится за вас!
— Барышня! Миленькая! — неожиданно обратилась она к Ире, — не давайте их, барышня, «нашей- то» в обиду. Ведь, не приведи Господь, как она с ними последнее время обращалась. А мне каково-то на это было глядеть!.. Ведь я, почитай, больше трех лет при них состояла. От маменьки ихней, от Зинаиды Юрьевны, шесть месяцев тому назад к князю в чужую землю, в Венецию, сама же отвозила с барыней, матерью ихней… Барыня-то уехала моя, а я при них и осталась. Чего не повидала только, ох, Господи! Сколько обид из-за ангелочков только, перенесла! Княгиня Констанция Ивановна еще туда-сюда, горяча да отходчива, а Анастасия Юрьевна — что твой зверь-аспид, так и налетает на ребят, так и норовит обидеть их. Верите ли, мочи моей больше не стало видеть все это, согрубила ей нынче, всю правду-матку как есть отрезала, да и ушла.
— Напрасно ушли, Даша. Дети без вас скучать будут, привыкли они к вам.
— Привыкли, ангелочки, что и говорить, привыкли, а только не приведи Бог прожить с барышней молодой хоть одну неделю. Жаль мне вас, барышня, до смерти, да и вам скажу, хошь сердитесь на меня, хошь нет, а не жилица и вы в здешнем доме, даром что Андрею Аркадьевичу родною сестрицей приходитесь. Помяните мое слово, недолго вы останетесь с аспидкой этой, молодой барыней здесь.
И долго еще говорила на эту тему Даша, то отходя к детским кроватям и любуясь спящими детьми, то снова приближалась к Ире и развертывая перед молодою девушкою ряд самых безотрадных печальных фактов, происходивших в семье Вадберских и Баслановых.
— Жаль мне сердечно и братца вашего, Андрея Аркадьевича, — говорила Даша, — потому, как хороший они господин. Ненадолго их при такой жизни хватит. Работают они, трудятся день и ночь, почитай, в своей мастерской картины пишут, месяцами сидят над ими, картинами этими-то, а продали, смотришь, денежки получили, и опять ничего нет. По счетам от портних разных для молодой барыни так все и разойдутся. Все как есть до единой копеечки на наряды да выезды Анастасии Юрьевне идет.
— Уж так-то жаль молодого барина, так жаль, что и сказать невозможно, — заключила, едва не плача, свой рассказ Даша.
Поздно вечером ушла она из детской, предварительно перекрестив и поцеловав спящих детей и оставив новый ряд сомнений в душе Иры.
Глава 2
— Пятью шесть?
— Тридцать.
— Семью девять?
Надя замялась на мгновенье.
— Семьдесят два! — неудачно подсказал сестре Жура.
— Жура, не тебя спрашиваю, а сестру, — не повышая голоса, произнесла Ира.
— Дрянной мальчишка! Тебя за уши следует выдрать за твои подсказки, — сердито закричала Нетти, сидевшая тут же с модным журналом в руках.
Жура замолк и виновато опустил голову.
— Надя, сколько, по-твоему, будет семь раз девять? — снова обратилась к девочке Ира.
Та молчала.
— Живительная тупица эта Надька, — говорила сердито Нетти, — ничего не знает, самых обыкновенных вещей, простую таблицу умножения и то сколько времени запомнить не может.
— Не пугайте девочку, Нетти, вы видите, она и так растерялась совсем, — тихо по-французки, чтобы не поняли дети — обратилась к золовке Ира.
— Как же, испугаешь ее! — отвечала ей громко по-русски Нетти. — Лентяйка она и упрямица на редкость. Ну, говори же, сколько семью девять будет, не скажешь, за уши отдеру, — накинулась она на Надю.
Девочка готова была расплакаться. Ее маленький брат насторожился, приготовившись защищать сестренку.
— Надя, голубушка, — подойдя к девочке и положив ей руку на плечо, проговорила Ира, — подумай хорошенько над моим вопросом, а главное не волнуйся, никто не тронет тебя пальцем, уверяю тебя.
В ту же минуту Нетти, красная, как пион, с дрожащими губами очутилась перед нею.
— Как вы смеете! Как вы смеете! — зашипела она.
— То есть, что я смею? — не поняла Ира.
— Так говорить со мною… Дискредитировать меня в глазах этих идиотских детей. Раз я говорю, что смею выдрать за уши эту глупую, бестолковую девчонку, то, значит, могу сделать это… А вы отрицаете… Как смеете вы это отрицать?
— Послушайте, Нетти, — снова переходя на французский язык, произнесла Ира, — мы поговорим с вами после урока обо всем этом, а теперь не мешайте мне заниматься с детьми.
— Как? Что? Я мешаю вам заниматься? Да что это за заговоры против меня! Я ведь буду жаловаться на вас… Вы еще только неделю здесь, а уже такое позволяете себе со мною. Я не потерплю этого! Я хозяйка в доме, вы должны уважать меня, — кричала Нетти, нимало не смущаясь присутствием детей.
В первую минуту Ира было растерялась, но, стараясь быть спокойной, она снова обратилась к жене брата:
— Вы напрасно так волнуетесь, Нетти. Я и в мыслях не имела вас обижать. Что же касается неудобства заниматься при создавшихся условиях, — то это совершенно верно. С детьми следует говорить спокойно.
Последние слова не дошли до цели, так как Нетти демонстративно вскочила со стула и, помахивая модным журналом, направилась к двери. На пороге она остановилась и сказала с затаенной угрозой: — Мы еще побеседуем с вами на эту тему, сестрица!
— Слава Богу! Терпеть не могу, когда она торчит на уроках. Только Надю напугала, противная! — горячо вырвалось у Журы, тревожно глядевшего на сестру.
— Господи, и когда только она оставит нас в покое! — вздохнула Надя. — Если бы вы знали, Ирина Аркадьевна, какая мука была, когда она занималась до вашего приезда с нами… Каждую минуту обрывала, кричала, топала ногами, а иногда больно щипала и била нас линейкой по рукам. Еще хорошо, что на ее крики приходил дедушка и отнимал нас у нее. А то бы такая злючка, как тетя Нетти, насмерть могла бы забить нас.
— Перестань говорить глупости, Надя, как можешь ты так отзываться о тетке, которая заботится о тебе с братом, — остановила девочку Ира.
— Нет, нет, вы ошибаетесь, заботится не она, а дедушка и дядя Андрюша, — вступил в разговор Жура, — а она только кричит и дерется или по целым дням платья примеряет и часами перед зеркалом вертится, вот сами увидите когда-нибудь.
— Ты еще слишком молод, чтобы критикировать старших, — осадила расходившегося мальчика Ира, — и перестань осуждать других. Послушай лучше, что Надя скажет, сколько, по ее мнению, будет семью девять, а потом я расскажу вам нечто очень интересное из древней истории России. Ну-ка,
