— Михаил Николаевич?
— Ну-у... чего надо?
— Из Пучежа я, от Голубева Петра Степановича, — сказал Ленков, протягивая Некрасову записку.
— Если так, заходи в хату.
Николай остановился у порога, а хозяин подошел к столу, к семилинейной лампе, и начал читать письмо.
— Фу ты, черт, напугал! — воскликнул Михаил Николаевич, поворачиваясь лицом к гостю. — Думал, бандит пришел... Проходи, раздевайся. Чай будем пить со свеклой.
— Заходят булановцы-то?
— Нешто! — ответил Некрасов, раздувая сапогом самовар. — Только что нашкодили.
— У вас? — порывисто спросил Ленков.
— К Грязновым и Разуваевым наведывались. Телку увели, поросят взяли...
— А куда ушли? — перебил Ленков.
— Леший их знает, управы на них нет.
— Надо срочно узнать, Михаил Николаевич. Я их ищу. Они мне вот так нужны! — ребром ладони Ленков провел по горлу.
Хозяин оценивающим взглядом смерил статную фигуру гостя, покачал головой и крикнул:
— Василь, иди сюда!
Прихрамывая на одну ногу, в горницу вошел крепко скроенный парень с большими голубыми глазами и копной русых волос на голове. Выслушав отца, Василий понимающе кивнул и бесшумно исчез за дверью. Хозяин поставил на стол самовар.
— Ну, как там Петр Степанович поживает?
— Трудновато ему приходится. Дома почти не бывает.
— А кому сейчас легко? — невесело спросил Некрасов, подавая на стол тарелку с пареной свеклой, хлеб, чашки. — Всей России сейчас трудно. На нее вся мировая буржуазия навалилась. А накось стоим! И Врангеля сломим. Как, сломим Врангеля?
— Определенно сломим. Всей контре скоро конец будет.
Хозяин налил чай, заваренный листьями черной смородины, переглянулся с гостем и, приглушив голос, сказал:
— Петр Степанович просит оказать тебе помощь, а какую, не пишет. Что надо-то?
— Надо узнать, Михаил Николаевич, где скрывается банда Буланова, как пройти в ее логово. Возможно, кто-либо из крестьян...
Ленков не договорил: в комнату вошел Василий.
— В Лужинки подались, — произнес Василий, подходя к столу.
— В Лужинки? — переспросил Некрасов.
— Вроде бы Буланов гулять собрался у Захватова.
Ленков вопросительно посмотрел на хозяина.
— Кулак, лютый враг Советской власти, — пояснил Некрасов. — Его дочь — Маруська в любовницах у атамана ходит.
— Та-ак, — протянул Ленков. Скулы его сдвинулись, плотно сжались губы. Пальцы правой руки начали тихо выбивать по столу дробь. Николай задумался.
Дуя на блюдечко, Михаил Николаевич пил чай. Тихо. Слышно, как поет самовар. Тишину спугнул Василий:
— Была бы граната, швырнул бы в окно — и нет бандитов!
— Помалкивай! — осадил его отец. — Не мешай человеку думать.
— Нет, нет, говори, Вася, говори, — оживился Ленков. — Швырнуть гранату? Да, не плохо бы, — Ленков провел ладонью по лицу, точно сметая с него пыль. — Н-да, гранату! Патронов и тех нет...
Николай вынул из кармана наган. Покручивая барабан, стал считать:
— Один, два, три... Кот наплакал. Ну ничего.
Жестом руки он пригласил Василия присесть, а сам подсел поближе к хозяину...
...Ночь. Оголтелый ветер с яростью набрасывается на Ленкова и Некрасовых, идущих вдоль высокого забора. Впереди смутно вырисовывается задняя пристройка к дому. Некрасовы остановились, а Ленков один подкрался к дому. Подошел к хате, заглянул за угол. Никого. Три окна. Они занавешены, ничего не видно. Из дома доносятся залихватские переборы гармошки, дробь каблуков, нестройное пение.
Ленков осторожно приблизился к правому углу избы и замер: на крыльце темнела фигура сидящего человека.
Да, атаман осторожен, выставил охрану. Часовой, конечно, вооружен и при первой же опасности будет стрелять. Тогда конец внезапности, той самой внезапности, на которую так рассчитывал Ленков.
Как же без шума снять часового? Задача не из легких. «Взять его втихую можно лишь тогда, — подумал Ленков, — когда он сойдет с крыльца. Но как вынудить его к этому? Как? Без помощи Василия тут не обойтись...»
Получив инструкции от, Ленкова, Василий ушел, а Николай и Некрасов заняли позицию под окнами, у правого угла хаты.
Где-то невдалеке послышалась песня:
Затем из мрака выплыла фигура пьяного человека. Поравнявшись с крыльцом, около угла дома, пьяный взмахнул руками, поскользнулся и, не удержавшись на ногах, упал. Песня оборвалась. Через несколько секунд, грязно ругаясь, понося Советскую власть и большевиков, пьяный попытался подняться, но снова растянулся на земле да так и остался лежать.
Ленкова охватило волнение: клюнет часовой на приманку или не клюнет? Это решало сейчас судьбу его дерзкого замысла.
Часовой «клюнул». То ли он принял пьяного за одного из своих, то ли решил прогнать его отсюда, но, во всяком случае, он не долго раздумывал. Подойдя к лежащему в грязи Василию, он нагнулся над ним. А через мгновение уже свалился без звука от удара Ленкова...
...Большая горница Захватова была полна гостей. За длинным столом, заваленным тарелками со снедью и заставленным бутылками, в дальнем правом углу под образами сидел в белой рубашке сам атаман. Рядом с ним — красавица Маруська, ближайшие дружки Буланова. Все пьяные, потные, раскрасневшиеся от самогона и духоты.
Распахнув ударом ноги дверь, Ленков ворвался в комнату с наганом в руке. Он с первого же взгляда понял, что статный мужчина в белой рубахе — это Буланов. Кого же еще посадят в красный угол, под образа, на самое почетное место? Надо кончать атамана, решил Ленков, с другими будет легче.
— Руки вверх, контра-а! — гаркнул Николай и выстрелил в Буланова.
«Не промазал!» — с радостью подумал он, когда атаман качнулся назад.
Но что это? Отстранив Маруську и опираясь руками о стол, Буланов начал подниматься, точно хотел произнести тост или приветствовать нового гостя. На белой рубашке разлилось кровавое пятно. Все оцепенели, в том числе и Ленков, пораженный огромной физической силой Буланова, сраженного в грудь пулей. Но вот атаман глотнул ртом воздух, в то же мгновение ноги его подкосились, и он ничком грохнулся на стол.
Внезапное вторжение Ленкова и его дерзость ошеломили даже отъявленных головорезов. Они решили, что дом окружен отрядом милиции. Не давая бандитам опомниться, Николай с помощью Некрасовых разоружил и связал пятерых дружков Буланова. Знали бы они, что у него в нагане осталось всего два патрона!
