можно только хорошим ударом по голове.
Но я недооценил его резвости. Я знал, что он проворен, но насколько именно, я понял, только когда он резко бросился мне в ноги. Он врезался мне плечом в бедро, а кочерга, не попав по голове, опустилась ему на лопатки. Мне показалось, на меня обрушился дом. Мы с таким грохотом повалились на пол, что задрожала вся комната.
Я бросил кочергу и заехал ему кулаком по морде. Особой силы вложить в этот удар мне не удалось, и голова его откинулась назад. Я нанес еще один удар, метя в горло, но он резко дернулся, и удар своей цели не достиг. Зато он оглушил меня страшным ударом в шею. Упершись ему в подбородок, я оттолкнул его от себя, а он нанес удар по голове, но я его парировал и пнул его ногой в грудь. Он ударился о кушетку, и та поехала по полу, сдвинув столик и торшер.
Я успел встать и подготовиться к его наскоку. Мы столкнулись, как пара дерущихся быков. Я врезал ему правой по челюсти, он ткнул меня под ребра.
Он попятился, лицо исказилось от ярости, зубы обнажились в страшном оскале. Я принял стойку и ждал.
Когда он пошел в атаку, я двинул левой ему в лицо, а сам отпрыгнул, и его ответный удар прошел у виска, а сам он проскочил вперед. Я нанес ему удар сбоку по голове, но попал слишком высоко, и он двинулся на меня, нанеся четыре коротких удара по груди, отчего у меня отшибло дух. Я оторвался от него, заскочил за кресло, а когда он снова пошел на меня, двинул кресло на него.
Я понимал, что, обмениваясь с ним ударами, я ничего не добьюсь, – он гораздо сильнее меня. Он бил, как паровой молот, и каждый раз, когда удар достигал цели, я становился все слабее.
Я попятился. Он снова пошел на меня, из разбитой губы стекала на подбородок струйка крови. Я двинул левой и попал ему по носу, но это его не остановило, и он нанес удар сбоку, кулак прошел у меня над плечом и врезался в ухо. Удар вышел страшный, и я почувствовал, что у меня подкашиваются ноги. Я вскинул руки, чтобы прикрыть челюсть, получил еще один удар по корпусу и упал. Я приготовился к тому, что он прикончит меня, но ему не терпелось поскорее добраться до Джины. Он метнулся через комнату и с лету пнул в дверь спальни ногой… Удар пришелся на замок. Дверь треснула, но замок устоял.
Из комнаты донесся звон разбитого стекла, и Джина что было мочи закричала в окно. Уж и не знаю как, но я встал на ноги. Они у меня были будто ватные. Пошатываясь и спотыкаясь, я пошел к нему и, как раз когда он изготовился снова ударить по замку, обхватил его за шею и потащил назад. Но это было все равно что пытаться удержать дикую кошку, ведь он был гораздо сильнее меня. Он отвел мою руку, ткнул меня локтем, повернулся, и его пальцы сомкнулись у меня на горле. Я сунул руку ему под подбородок и стал давить. Мы долго оставались в равновесии: его пальцы впивались мне в глотку, а моя рука гнула его голову назад. Ему было больнее, чем мне, и он сдался, откинулся назад и уже встал на ноги, а я еще стоял на коленях.
Он размахнулся и нанес удар. Я видел его, этот удар, но увернуться от него уже не мог. У меня искры посыпались из глаз, и я упал.
Пришел я в себя секунды через три-четыре. В чувство меня привел треск открывавшейся двери спальни. Я услышал дикий крик и понял, что Карло добрался до Джины. Я с трудом встал. На полу рядом со мной валялась кочерга. Мои пальцы сжали ее ручку. Я проковылял в спальню.
Джина лежала поперек кровати, а Карло стоял над ней на коленях, душа ее своей лапищей за горло, и кричал:
– Где она? Отдай ее мне!
Я взмахнул кочергой. Он полуповернулся, но опоздал на какую-то долю секунды. Удар пришелся по макушке. Рука соскользнула с горла Джины, он сполз набок. Я ударил его снова. Он растянулся на полу. Отбросив кочергу, я переступил через него и склонился над Джиной:
– Тебе не больно?
Лицо у нее было белое, она подняла глаза и попыталась улыбнуться.
– Картонка у меня, Эд, – сказала она и, повернув голову, заплакала.
– Что тут происходит? – спросил чей-то голос от двери.
Я бросил взгляд через плечо. В дверях стояли двое полицейских, один с пистолетом в руке.
– В данный момент ничего особенного, – ответил я, стараясь держаться прямо. – Этот парень вломился сюда и устроил драку. Я – Эд Досон из «Вестерн телегрэм». Лейтенант Карлотти меня знает.
При упоминании Карлотти лица полисменов просветлели.
– Вы хотите предъявить этому человеку обвинение?
– Да еще какое. А пока уберите его отсюда, ладно? Я наведу тут порядок и приду в управление.
Один из полицейских склонился над Карло, схватил его за воротник и поднял.
Я уже усвоил, как опасно подходить к Карло слишком близко, и уже хотел было крикнуть и предупредить полицейского, но не успел. Карло ожил. Его правая дернулась, и полицейский получил удар по челюсти, от которого он налетел на другого полисмена. Карло встал на ноги, дал мне наотмашь по лицу, и я распластался на кровати, а сам он бросился вон из комнаты.
Полицейский с пистолетом в руке обрел устойчивость, развернулся, поднял пистолет и выстрелил. Я видел, как Карло пошатнулся, но он уже добрался до входной двери, когда полицейский выстрелил снова. Карло упал на четвереньки и повернул голову. Его лицо являло собой дикую маску боли и ярости. Каким-то образом он заставил себя подняться, сделал три неуверенных шага на лестничную площадку и остановился, пошатываясь, у перил.
Полицейский не спеша направился к нему. Карло глянул мимо него на меня. Его лицо исказилось уродливым подобием улыбки, затем глаза закатились, а колени подкосились. Он опрокинулся назад и приземлился этажом ниже.
Минут сорок спустя я уже был дома, занимаясь синяками и шишками. Джину я отвез на ее квартиру и позвонил Максуэллу, чтобы он все отложил, пока я снова с ним не свяжусь. В полиции сказали, что Карло еще жив, но надежды для него нет никакой, в пределах часа он умрет. Его срочно отвезли в больницу.
Я как раз наклеивал пластырь на порез над глазом, когда в дверь позвонили. Это оказался Карлотти.
– Манкини просит вас, – заявил он. – Он вот-вот отойдет. У меня машина. Поедете?
Я последовал за ним к полицейской машине. По дороге в больницу Карлотти сказал:
– Вы, похоже, здорово проводите время. Гранди сообщил мне, что это вы навели его на Сетти.
– Так здорово, что дальше некуда.
Он посмотрел на меня задумчивым взглядом:
– После того как повидаетесь с Манкини, я хочу поговорить с вами.
Ну вот, начинается, подумал я и ответил, что я к его услугам. Мы долго молчали, а у самой больницы Карлотти сказал:
– Надеюсь, он еще жив. Когда я его оставил, он едва дышал.
Нас сразу же провели в отдельную палату, где под охраной двух детективов лежал Карло. Он был еще жив и, когда мы вошли, открыл глаза и одарил меня кривой улыбкой.
– Привет, корешок, – хрипло прошептал он. – Я ждал тебя.
– Я тебя слушаю, – произнес я, возвышаясь над ним.
– Пусть фараоны уйдут. Я хочу поговорить с тобой наедине.
– Будете говорить только в моем присутствии, – отрезал Карлотти.
Карло посмотрел на него:
– Не будь падлой. Если хочешь узнать, как умерла Хелен Чалмерс, ты уберешься отсюда и прихватишь с собой этих двух. Сначала я хочу потолковать со своим корешком. Потом будет кое-что и для тебя.
Карлотти заколебался и пожал плечами.
– Даю вам пять минут, – бросил он и, кивнув двум детективам, вышел. Они последовали за ним и закрыли дверь.
Карло поднял глаза на меня:
– Ты смелый, кореш. Мне нравится, как ты дерешься. Я сниму с тебя все обвинения. Я скажу, что это я убил Хелен. Теперь уж им все равно со мной ничего не сделать. Мне недолго осталось на этом свете. Если я возьму все на себя, ты сделаешь мне одно одолжение?
