употреблять этот эпитет. Глаза мои закрылись.
Сейчас, лежа на диване с сигаретой в руках, я слышал, как миссис Хансен готовит на кухне завтрак. Мне предстоял нелегкий денек. Накануне Мэйзи вручила мне список учеников. У меня было три урока по часу каждый с утра до полудня, затем обед, и еще пять уроков до шести вечера.
– Все они только что закончили изучение теории, – сообщила мне Мэйзи. – Никто из них раньше не управлял машиной. Единственный, на которого надо обратить внимание, – это Хенк Соберс. Нахальный тип, который воображает, что он знает все лучше всех. С ним надо держать ухо востро.
Я пообещал ей это, а затем спросил, согласна ли она называть меня просто Кейт, раз уж я зову ее Мэйзи. Она наклонила голову в знак согласия. Для своих шестнадцати лет это была очень серьезная девочка. Я попросил у нее учебник по правилам дорожного движения, признавшись, что я их основательно подзабыл. Мэйзи успокоила меня, сказав, что Берт сам проводит соответствующие занятия с учениками; тем не менее я захватил с собой этот учебник, надеясь полистать его на досуге, и, конечно, забыл.
Я побрился, принял душ и оделся; затем я вышел на веранду. Я подумал о Берте Райдере. Рассказав ему часть правды об истории моего заключения в тюрьму, я опустил некоторые детали и солгал Берту, когда он спросил, сохранил ли я честолюбие. После возвращения из Вьетнама, где я был свидетелем того, как самым невероятным образом сколачивались огромные состояния, меня постоянно преследовали мысли о быстром обогащении любой ценой. Там, во Вьетнаме, был один сержант, который так наладил дело, что по возвращении в Штаты он стоил по меньшей мере миллион долларов. Ему с приятелем удалось украсть и продать даже три танка «шерман», не говоря уже об автоматах, гранатах, обмундировании и продовольствии. В атмосфере полной неразберихи, царившей тогда во Вьетнаме, никто и не заметил пропажи огромного количества снаряжения и боеприпасов. Как я завидовал этим людям! Миллион долларов! Вернувшись в контору Бартона Шермана, я постоянно вспоминал об этом сержанте, более похожем на гориллу, чем на человека. Узнав о готовящемся слиянии компаний, я не колебался ни секунды. Это был мой шанс, и я должен был им воспользоваться. Как только новость станет известна, цена акций этих компаний утроится. Я открыл счет в одном из банков и внес на него на 450 тысяч долларов ценных бумаг, доверенных мне одним из клиентов. Обратив их в деньги, я купил акции. Как только будет объявлено о слиянии, я их продам, положу в карман прибыль и выкуплю ценные бумаги моего клиента.
Казалось, ничто не могло нарушить моих планов, однако слияние не состоялось из-за вмешательства экономической комиссии. Я солгал Берту, сказав, что никто не пострадал, кроме меня. Мой клиент лишился своих ценных бумаг; правда, я знал, что он утаил их от налогообложения, то есть хотя и в меньшей степени, но был таким же жуликом, как и я.
Я обманул Берта и в другом. Мое честолюбие с годами отнюдь не уменьшилось. Стремление стать обладателем крупного капитала жгло меня как паяльная лампа. Оно мучило меня, как зубная боль. В течение пяти долгих лет, проведенных за решеткой, я не переставал думать об этом и строить самые несбыточные планы. «То, что смог этот горилла сержант, смогу и я», – говорил я себе. Я не соврал Берту насчет своего терпения. Чего-чего, а его-то у меня было хоть отбавляй. Рано или поздно я добьюсь своего. Я стану богатым. У меня будет прекрасный дом, роскошный «кадиллак», яхта и все прочие атрибуты жизни миллионеров, чего бы это мне ни стоило. Начинать с нуля в тридцать восемь лет, да еще имея за плечами судимость, нелегко, но для того, кто стремится к своей цели, нет ничего невозможного. В бытность мою служащим Бартона Шермана я повидал немало финансовых воротил и близко узнал некоторых из них. Это были люди твердой воли, решительные и не особенно разборчивые в средствах. Какие-либо моральные принципы были чужды большинству из них. Их жизненное кредо было простым: пусть неудачник плачет, побеждает лишь сильнейший!
Мне необходимо было запастись терпением, и, если появится новый шанс, на этот раз я его не упущу. Я знал, что для этого понадобится стать более твердым, более решительным и более безжалостным, чем я был прежде. И я стану таким, раз это необходимо!
Миссис Хансен постучала в дверь и вошла, принеся мой завтрак. Она спросила меня, хорошо ли я спал и подойдет ли мне жареный цыпленок на ужин. Я ответил, что это будет прекрасно. Как только она вышла, я уселся за стол, на котором стояли аппетитные тосты и омлет с ветчиной. Как только я разбогатею, решил я, миссис Хансен получит щедрый дар от неизвестного благотворителя. Скорей бы это произошло!
– Ну, как ваши успехи, Кейт? – спросил меня Берт, когда я в полдень зашел в контору. – Были проблемы?
– Никаких. Эти ребята весьма ловко крутят руль. Держу пари, что они не раз тренировались на папиных машинах, иначе они не смогли бы так ездить на первом же уроке.
Берт засмеялся:
– Вы наверняка угадали. Ну а вообще, работа вам нравится?
– Если называть это работой, то да. Ладно, пойду перекушу. Через час буду здесь.
– Послушайте, Кейт… Можете взять машину. Мне она практически не нужна. Я никогда не умел водить, а сейчас уже поздно учиться. Платите за бензин, и она в вашем распоряжении.
– Большое спасибо, Берт.
– У миссис Хансен за домом есть гараж. Кстати, сэкономите на автобусных билетах.
– Замечательная идея.
Услышав, как я сделал ударение на прилагательном «замечательная», Берт улыбнулся:
– Я вижу, что вы начинаете улавливать суть. По стаканчику перед обедом?
– Нет, спасибо. На работе – ни капли.
Заказав в маленьком кафе напротив пару бутербродов и бутылку кока-колы, я принялся размышлять. Пока работа казалась мне несложной. Юнцы старались побыстрее получить права, чтобы иметь возможность прокатиться на старенькой машине, купленной на заработанные в каникулы деньги, поэтому они были весьма послушны и прилежны. Кроме того, я умел обращаться с молодыми. Во Вьетнаме я повидал их не одну сотню и знал все их фокусы. Я решил, что столь спокойное существование имею право вести месяц, от силы два. После этого, если ничего не произойдет, придется перебираться в Сан- Франциско. В столь крупном городе у меня будет больше шансов на желанную удачу.
Когда я вернулся в автошколу за несколько минут до начала очередного урока, Хенк Соберс уже ждал меня. Вспомнив предупреждение Мэйзи, я внимательно посмотрел на него. Это был нескладный прыщеватый парень лет восемнадцати, с длинными волосами, носивший майку с надписью: «Можешь больше никого не искать, детка, ты уже нашла свое счастье».
– Это Хенк Соберс, – объявила Мэйзи. – Наш юный гений.
И она отвернулась к своей пишущей машинке.
– Поторапливайся, папаша, я не собираюсь терять здесь целый день, – сказал мне Хенк.
Я смерил его взглядом. Необходимо было поставить его на место, и как можно быстрее.
– Это ты мне? – отрывисто пролаял я.
Этому искусству меня обучили в армии, и я его не забыл. Он был настолько удивлен, что отступил на шаг и раскрыл рот.
– Ну, ладно, ладно, – пробормотал он. – Я плачу за эти проклятые уроки и хочу, чтобы меня обслуживали как следует.
Я повернулся к Мэйзи, которая перестала печатать и смотрела на нас широко раскрытыми глазами.
– Это он платит или его отец?
– Отец, конечно.
– Ну так вот, – проговорил я, снова обращаясь к Хенку, – теперь послушай меня внимательно, малыш. Для начала ты будешь называть меня «мистер Девери», понял? А когда ты сядешь за руль, то будешь делать лишь то, что я тебе скажу. Рот будешь открывать, только если я тебя об этом попрошу. В этом случае я соглашусь давать тебе уроки вождения. Если тебе не нравится моя манера преподавания, можешь идти на все четыре стороны. – Так как я знал, что в Уикстиде другой автошколы нет, я ничем не рисковал. – Ты все понял?
После некоторого колебания он пробурчал:
– Ладно, понял.
– А дальше? – прорычал я.
– Я понял, мистер Девери.
– Пошли.
