Она плеснула коньяку в пузатые бокалы.
— За вас! Ваши успехи. Вы ведь помните, «Икар» мне очень понравился. Это я вас рекомендовала в наш театр.
— Спасибо. Я не знал. Ваше здоровье. — Они чокнулись. Игорь выпил.
— Скажите, пожалуйста, — грея бокал в руке, сказала Балерина. — Только, ради бога, не обижайтесь. То, что я видела на репетициях… это окончательный вариант или… Как бы поточнее сказать? Знакомство с труппой?..
— Вас что-то не устраивает? — тихо спросил он.
— Не то, чтобы не устраивает, — засмеялась она. — Совершенно другой почерк. Если бы я не знала, что это поставили вы. Ради бога, простите, я бы не поверила. Нет, конечно, так тоже можно, но…
В соседней комнате зазвонил телефон.
— Извините. Да, у меня… Нет, недавно… Еще нет… Это не телефонный разговор… Хорошо… Поняла. До завтра.
Градов слышал разговор Балерины и понял, что приглашен сюда не случайно.
Он опустился в глубокое кресло. Рядом на инкрустированном столике лежали стереофонические наушники. Он машинально надел их и повернул рычажок на радиоустановке.
Голову заполнил голос Азнавура.
Градов видел, как с подносом в руках вошла Балерина. Как поставила поднос на стол. По движению губ понял, что она что-то говорит. Но снять наушники у него не было ни сил, ни желания.
Вдруг пение заглушил резкий, пронзительный свист. С правой стороны у глаза возникла черная квадратная пустота, по которой пронеслась алая спираль. Балерина начала расплываться.
Вера закрыла книжку и погасила свет. Петлик, несмотря на категорическое запрещение, тут же влез на тахту, лег в ногах и устроился поудобнее.
Веру разбудил лай Петлика и телефонные звонки. Она босиком подбежала к телефону.
— Вера Николаевна, извините, что так поздно, — говорил женский голос. — Это Градова.
— Кто? — не поняла Вера.
— Никитенко Лена. Вера Николаевна, у нас большое несчастье. Игорю очень плохо. Он в больнице в Москве. Без сознания. Вы меня слышите? Алло. Алло. Вера Николаевна? Алло, алло…
Вера повесила трубку. Стула рядом не оказалось, и она опустилась по стене на пол. Так и застыла.
Они сидели в двухместном купе «Красной стрелы». По местному радио громко передавали эстрадную музыку. Вера убавила звук. Проводник отобрал билеты.
— Чаю не желаете? — поинтересовался он вскоре.
— Принесите, пожалуйста, два стакана, — попросила Лена.
Вере чая не хотелось. Но она отхлебнула темной безвкусной жидкости. «На вид крепкий», — подумала она.
— Они в него соду кладут, — читая ее мысли, сказала Лена.
Они пили молча. В коридоре лязгали двери. Лена с силой поставила подстаканник на стол. В стакане звякнула ложка.
— А вы знаете, что произошло? Я ведь была на репетициях в Москве. Он просто не смог. У него ничего не получалось. А вас рядом не было. Он надорвался. Не смог прыгнуть выше себя. Нет, я вас не виню. Я поступила бы так же. Он питался вами. Вы не видели, как он смотрел на вас в проходном дворе. Тогда, после спектакля. Вы думаете, я одна это понимаю? Васька подал заявление об уходе. И будут уходить. Тем более теперь. Без вас его бы не было. Я это поняла давно. Поэтому и смотрела на ваши отношения вот так, — она растопырила перед лицом пальцы. — Он — миф.
— Никаких отношений не было, — тихо сказала Вера. — А если и были, то так давно, что ни он, ни я о них не помним. — Вера говорила неправду. Она-то помнила. — Давай спать.
Лена повернулась лицом к стене и через секунду заснула. Ей шел двадцать второй год.
Вера лежала с открытыми глазами. «Бедный Игорь. Бедный Игорь. Бедный Игорь», — отстукивали колеса.
В вагоне заиграла музыка. Потом она резко оборвалась, и безразличный мужской голос сказал:
— Поезд прибывает в столицу нашей Родины — город-герой Москву.
Лифт поднял их на пятый этаж, и они вступили в небольшой холл, выложенный розовой и зеленой плиткой. Стены выкрашены розовой масляной краской. Напротив лифта — аквариум. На дне — ракушечный замок. Маленькая красная рыбка выплывала из его ворот.
Дверь кабинета главного врача отделения находилась рядом с аквариумом. Лена постучала, и они вошли. Молодая, восточного типа женщина в белоснежном накрахмаленном халате и такой же шапочке поливала цветы из небольшой пластмассовой красной лейки.
— Одну минуту. Простите, — сказала она. Закончив поливать, подошла к умывальнику, вымыла руки и тщательно их вытерла. — Я вас слушаю, — сказала она, садясь за стол и приветливо улыбаясь.
— Мы из Ленинграда. Как он? В каком состоянии Градов?
С лица главврача отделения сошла улыбка.
— Вы его жена? — обратилась она к Вере.
— Нет, — сказала Вера. — Она, — и показала головой на Лену.
— Положение серьезное. Но он в сознании, — увидев их лица, спохватилась женщина в белом. — Двигательные функции восстанавливаются. Думаем, что с речью тоже должно быть все в порядке. У нас замечательный логопед. Так что для особых волнений, по-моему, нет оснований. Еще молодой человек. Нет, нет. Все должно быть в порядке. — И после долгой паузы: — А как с погодой в Ленинграде? В Москве, видели? Намело, как на Северном полюсе.
— Скажите, это надолго? — спросила Лена.
— Понимаете, болезнь протекает у всех по-разному. Он танцор?
— Балетмейстер, — поправила ее Лена.
— Скажите, какой он в жизни?
— Как какой? — не поняла Лена.
— Ну, энергичный, сильный, мужественный, жизнерадостный?
— Да, очень. Простите, я сразу не поняла.
— Не хочу вас расстраивать. Но, к сожалению, такие больные, как ни странно, дольше не находят в себе сил вернуться к нормальной жизни. Парадокс. — И она встала. — Простите, у меня обход. Да не волнуйтесь. Сделаем все, что в наших силах.
— Скажите, пожалуйста, к нему можно?
— Только ненадолго. Ему необходим полный покой. Он в реанимационной.
Вместе они вышли в холл.
— Вера Николаевна, идите вы первая. Я боюсь, — попросила шепотом Лена.
Игорь лежал напротив дверей на высокой, специально оборудованной кровати. У изголовья капельница, на тумбочке фаянсовый поильник, лекарства и его часы фирмы «Сейко». За стеклянной перегородкой что-то писала медсестра. За окнами шел снег. Осторожно ступая, Вера подошла к кровати. Увидя ее, Игорь медленно, с трудом приподнял обе руки и слегка развел их в стороны. Он хотел что-то сказать, но из сухих, потрескавшихся губ вырвалось мычание, и он заплакал.
— Что ты, что ты, родной. Не надо. Все будет хорошо, — вытирая ему слезы, повторяла Вера.
Игорь прикрыл глаза. Боясь разрыдаться, Вера отвернулась.
На табуретке лежала фанерка с листом бумаги и карандаш. Видимо, больной писал, разрабатывая руку. На листе коряво, крупными печатными буквами много раз было написано одно слово «САМ».
В палату вошла Лена…
Хлопьями на больничный сад ложился снег. В коричневых теплых халатах прогуливались больные. Нянечка с ведрами в руках и калошах на босу ногу бежала к соседнему корпусу. Из ведер валил пар.
