В аэропорт Вера решила не ехать. Сбор был назначен в вестибюле театра. Туда она и приехала. Провожающих было значительно больше, чем гастролеров. Вера с трудом отыскала Шипу. Та отдавала последние ЦУ своему «поэту». «Поэт» с очень серьезным видом что-то записывал. «Мог бы и запомнить. Не так трудно: не пей, любимый», — подумала Вера.

— Ой, Веруша, птичка моя, — защебетала Шипа. — Я так рада, что ты пришла. Ты уж не забывай моего мальчика. Позванивай.

— Непременно. Дмитрий, простите, — Вера отвела Шипу в сторону. — Это тебе на счастье. — Она сняла с пальца маленькое серебряное колечко с малахитом и надела его Шипе.

— Ну ты вообще?! Ой, Верка! Я так счастлива! Спасибо тебе. — И она облобызала Веру. — Что тебе привезти?

— Эйфелеву башню, — попросила Вера.

— Артистов прошу в автобус. Провожающие — своим ходом, — сообщил администратор.

Вера искала глазами Игоря.

— Ты — Игоря? — робко спросила Шипа. — Ему разрешили прямо в аэропорт. Чего-нибудь передать?

— Да нет. Просто привет. Давай прощаться.

Они крепко обнялись. Шипа заплакала.

— Ну и дура же ты, Верка.

— Ты очень умная, — засмеялась Вера.

Автобусы тронулись. Провожающие кинулись ловить такси.

В квартире было тихо. Вера прошла на кухню и вынула из холодильника кастрюли. И вдруг, как молнией, ее пронзила жуткая мысль: УМЕРЛА.

Бабушка лежала на спине с закрытыми глазами. Петя спал на ее груди. Нолик — на ногах.

— Буся, — тихо позвала Вера.

Коты подняли головы и немигающими глазами посмотрели на Веру.

— Бусенька, — громче позвала Вера. — Буся.

Вера дотронулась до ее лба. Холодный, как мрамор.

— Кыш, кыш отсюда. Уходите.

Но коты не двинулись с места.

«Я осталась совсем одна», — подумала Вера.

Петя исчез сразу же, как увезли Бусю. Вера искала его, но тщетно. Нолик выходил на крышу и возвращался. Он прыгал Вере на руки, обхватывал шею лапами и, мурлыча, слюнявил ей лицо. Но и Нолик не пережил горя. Через три дня он исчез.

С отъездом труппы работы в театре стало мало. В основном шли оперы. Вера решила привести в порядок квартиру. Для начала она выбросила все лишнее. Выкрасила белой водоэмульсионной краской потолок и стены в кухне. В квартире стало просторнее и светлее. Потом занялась книгами. Книг много, стояли они в ужасном беспорядке. Были просто лишние. В руки попалась книжица ее детства. «Крылья холопа» — о чем это? Она стала листать и увлеклась.

Никита Выводков. Русский умелец, смастеривший крылья и пытавшийся взлететь. В эпоху Ивана Грозного! В кровавое смутное время опричнины, казней, мракобесия. А он — крылья?! Иностранцы прозвали Никишку — «Икар из московитов». С ума можно сойти! Готовое либретто балета.

Веру трясло. У нее вспотели руки.

Гибель Юрия Гагарина Вера восприняла как личную утрату. Она была убеждена, что кто-нибудь из хореографов сочинит балет в его честь. Но пока такого спектакля не было. Никишка Выводков был первым русским человеком, мечтавшем о полете. Ура, Никишка! Ура, «Икар из московитов»! Как жаль, что рядом нет Игоря.

«Икар» — легенда, а Никишка — простой русский парень — явь. Какой замечательный материал для композитора, хореографа и художника. Вера вспомнила, что у нее есть альбом с рисунками Эйзенштейна к фильму «Иван Грозный». Музыку к фильму она хорошо знала. Вот каким должен быть первый спектакль Градова. Тогда игра стоит свеч. Вера ликовала. Ей не хватало воздуха. Она приставила стремянку к подоконнику (он находился на уровне глаз) и вылезла на крышу.

Ленинград спал.

Громаду Исаакиевского собора, «Адмиралтейскую иглу», «Невы державное теченье», каналы, улицы — все увидела Вера. Даже очертания зданий Кировского театра и Консерватории. Сверху любимый город воспринимался как макет к удивительному, вечному спектаклю. Как гравюры Махаева, которые она так любила. Вера вздохнула полной грудью и распростерла широко руки.

Наверное, вот так же там, в Москве, на колокольне, стоял ее Никишка Выводков. Вера посмотрела вниз. Голова закружилась, и она отпрянула к окну.

«Он даже не мог перекреститься, — подумала Вера, — крылья мешали». И Выводков прыгнул, к великому ужасу царя и народа. Вера видела их испуганные задранные вверх лица: а вдруг полетит? Вдруг чудо?

Холоп упал к ногам Ивана Грозного, ломая кости и крылья. Как большая раненая птица. Крестясь, все опустились на колени. Кроме царя.

Из оцепенения Веру вывели частые телефонные звонки. Чуть не свалившись со стремянки, она побежала к телефону.

— Одиннадцать-тридцать восемь-сорок шесть? Париж на проводе.

У Веры забилось сердце. Игорь!

— Веруша! Рыбонька моя! — раздался в трубке Нинкин голос — Мы только сегодня узнали о твоем горе. — И сквозь слезы стала скороговоркой рассказывать о гастролях. — Позвони моему. Скажи, чтобы был умницей. Что просил — купила. Пусть обязательно встречает. Целую тебя, моя птичка. — Телефонистка уже дважды предупреждала, что разговор подходит к концу. — Поговорить не дадут с человеком. Вообще… — И их разъединили.

Спала она плохо. Заснула только под утро. В дверь постучали. На пороге стоял большой толстый человек при бороде и усах.

— Боже мой! Дядя Тенгиз!

Тенгиз Рухадзе — первый партнер Вериной мамы, быстро покончив с балетом, стал известным театральным художником. Жил он в Тбилиси.

— Прости, Верико, за столь ранний визит. Я прямо с самолета. Понимаешь, никто не встретил. Куда? Что? «Срочно приезжайте! Горим!» Приехал. — Разговаривал он с сильным грузинским акцентом. — Слушай! Какая ты красавица. Бабушка еще спит?

— Бусенька недавно умерла.

— Какое несчастье. Где ты ее похоронила?

Они прошли в комнату.

— Урну подхороню к маме, — тихо сказала Вера.

— Умница… — и он положил свою тяжелую руку ей на плечо. — Они были замечательные женщины. Пусть земля им будет пухом. Как мы танцевали лезгинку с твоей мамой! Там па, там па-па. Там па, там па- па. — И он прошелся в танце по комнате.

Вера смеялась. С дядей Тенгизом ей всегда было легко и уютно. Глядя на его мощную фигуру, трудно было себе представить, что когда-то он был худеньким стройным юношей. Танцором.

— Слушай, у тебя сегодня какие-нибудь дела есть? — И не выслушав ответа, продолжал: — У меня никаких. Пусть ищут. Будем кутить. Накрывай на стол.

— Сейчас сварю кофе, — встрепенулась Вера.

— Какой, слушай, кофе? Вино будем пить. Обедать пойдем в ресторан. Устроим грандиозное свистоплясание. Я сниму пиджак?

И он повесил его на спинку стула. Пиджак образовал вокруг стула небольшой шатер. Сбегав в переднюю, Тенгиз Рухадзе принес плетеную корзину.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×