Я начал писать своею рукою эту мою жизнь, как можно видеть по нескольким склеенным листкам, но, рассудив, что я теряю слишком много времени и так как это мне казалось непомерной суетой, мне повстречался сынишка Микеле ди Горо из Пьеве а Гроппине, мальчуган лет четырнадцати приблизительно; и был он хворенький. Я начал его сажать писать и, пока я работал, сказывал ему мою жизнь; и так как я находил в этом некоторое удовольствие, то я трудился много усерднее и делал гораздо больше работы; так я и оставил ему это бремя, каковое надеюсь продолжать настолько и впредь, насколько буду помнить.
КНИГА ПЕРВАЯ
Все люди всяческого рода, которые сделали что-либо доблестное или похожее на доблесть, должны бы, если они правдивы и честны, своею собственною рукою описать свою жизнь; но не следует начинать столь благого предприятия, прежде нежели минет сорок лет. Убеждаясь в этом теперь, когда я переступил за возраст пятидесяти восьми полных лет, и находясь во Флоренции, моем отечестве, памятуя о многих превратностях, постигающих всякого, кто живет, будучи в меньших таких превратностях, чем когда-либо до сих пор, — мне далее кажется, что я в большем душевном довольствии и телесном здравии, чем когда-либо раньше, — и вспоминая о кое-каких благих отрадах и кое-каких неописуемых бедствиях, каковые, когда я оборачиваюсь назад, ужасают меня удивлением, что я достиг до этого возраста пятидесяти восьми лет, с каковым, столь счастливо, я, благодаря милости божией, иду вперед.
Хотя те люди, которые потрудились с некоторым оттенком доблести, и дали миру весть о себе, ее одной должно бы быть достаточно, видя, что ты — человек, и ведомый; но так как приходится жить тем способом, как видишь, что живут другие, то таким образом сюда привходит немного мирского суеславия, каковое имеет многоразличные начала. Первое — это поведать другим, что человек ведет свой род от людей доблестных и стародавнейших. Меня зовут Бенвенуто Челлини, сын маэстро Джованни, сына Андреа, сына Кристофано Челлини; мать моя — мадонна Элизабетта, дочь Стефано Граначчи; и тот, и другая — флорентийские граждане. Мы находим написанными в летописях, составленных нашими флорентинцами, весьма стародавними и людьми достоверными, как то пишет Джованни Виллани, что можно видеть, как город Флоренция построен в подражание прекрасному городу Риму, и можно видеть некоторые следы Колоссея и Терм. Все они возле Санта Кроче; Капитолий был там, где теперь Старый рынок. Ротонда вся еще цела, которая была сделана для храма Марса, теперь она для нашего Сан Джованни. Что это было так, отлично видно, и отрицать этого нельзя; но сказанные здания много меньше римских. Тот, кто велел их построить, был, говорят, Юлий Цезарь с некоторыми римскими вельможами, которые, победив и взяв Фьезоле, воздвигли на этом месте город, и каждый из них взялся построить одно из этих замечательных зданий. Был у Юлия Цезаря первейший и храбрый военачальник, каковой звался Фиорино из Челлино;8 есть такой замок, в двух милях от Монте Фиаскони. Этот Фиорино расположился станом под Фьезоле, там, где теперь Флоренция, чтобы быть ближе к реке Арно, ради удобства войск, и все эти солдаты и прочие, у кого было дело к сказанному военачальнику, говорили: идем во Флоренцию, — как потому, что сказанного военачальника звали Фиорино, так и потому, что в том месте, где у него был сказанный его стан, по природе этого места, было изобильнейшее множество цветов. И вот, когда зачинался город, Юлию Цезарю понравилось это красивое имя, и потому, что оно дано было кстати, и потому, что цветы служат добрым предзнаменованием, и это имя Флоренции он дал именем сказанному городу; также и для того, чтобы оказать эту честь своему храброму военачальнику; и он тем более к нему благоволил, что извлек его из весьма скромного места и сам сделал его таким замечательным человеком. То имя, которое говорят эти ученые измыслители и исследователи таких происхождений имен, говорят, будто от того, что она стоит на Арно; это вряд ли может быть, потому что и Рим стоит на Тибре, и Феррара стоит на По, и Лион стоит на Соне, и Париж стоит на Сене; однако же у них имена разные и происшедшие другим путем. Так мы находим и так полагаем, что происходим от доблестного человека. Затем мы находим наших же Челлини в Равенне9, еще более древнем городе Италии, и там они большие вельможи; имеются они и в Пизе, и я их находил во многих местах христианского мира; да и в этом Государстве их осталось несколько семейств, людей ратных; и не так еще много лет тому назад один юноша, по имени Лука Челлини, безбородый юноша, дрался с испытанным воином и храбрейшим человеком, который не раз сражался на поединках, по имени Франческо да Викорати. Этот Лука, по своей доблести, с оружием в руках одолел его и сразил с таким мужеством и доблестью, что изумил свет, который ожидал совсем обратного: так что я горжусь тем, что восхожу к доблестным людям. О том, как я снискал некоторую честь моему дому, каковая, при этом нашем теперешнем житье, по причинам, которые известны, и моим искусством, каковое не много приносит, в своем месте я об этом скажу; причем я гораздо больше горжусь10 тем, что, родясь простым, положил своему дому некоторое почтенное начало, чем если бы я был рожден от высокого рода и лживыми качествами запятнал его или очернил. Пока же начну о том, как богу было угодно, чтобы я родился.
Предки мои обитали в Валь д’Амбра, и там у них было великое множество владений; и как маленькие вельможи, удалясь туда из-за усобиц, они и жили; все это были люди ратные и весьма храбрые. В те времена один из их сыновей, младший, которого звали Кристофано11, затеял великую распрю с некоими их соседями и приятелями; и так как с той и с другой стороны за это взялись главы семейств и они увидели, что огонь зажегся настолько изрядный, что грозит опасностью обеим семьям разрушиться вконец, то, рассудив это, те, что постарше, по уговору, мои убрали прочь Кристофано, и так же и другая сторона убрала прочь другого юношу, причину распри. Те отправили своего в Сиену; наши отправили Кристофано во Флоренцию и здесь купили ему домик на Виа Кьяра, у монастыря Сант’Орсола; а у Понте а Рифреди купили ему очень хорошие владения. Сказанный Кристофано во Флоренции женился, и имел сыновей и дочерей, и устроил всех своих дочерей, остальное поделили меж собой сыновья, после смерти отца. Дом на Виа Кьяра вместе с кое-каким другим имуществом достался одному из сказанных сыновей, по имени Андреа. Этот точно так же женился и имел четырех детей мужеского пола. Первого звали Джироламо, второго — Бартоломео, третьего — Джованни, который потом стал моим отцом, четвертого — Франческо. Этот Андреа Челлини был весьма сведущ в зодческом деле того времени и, как своим искусством, им и жил. Джованни, который стал моим отцом, больше, чем который либо из остальных, занимался им. А так как, чтобы преуспевать в сказанном искусстве, как говорит, среди прочего, Витрувий12, необходимо знать немного музыку и хорошо рисовать, то Джованни, став хорошим рисовальщиком, начал заниматься музыкой и вместе с тем научился очень хорошо играть на виоле и на флейте; и, будучи человеком весьма прилежным, мало выходил из дому. Соседом у них стена об стену был некто, звавшийся Стефано Граначчи, у какового было несколько дочерей, всё красавицы. И вот богу было угодно, чтобы Джованни приметил одну из сказанных девушек, по имени Элизабетта; и так она ему понравилась, что он к ней посватался; а так как отцы, по близкому соседству, отлично были знакомы, то учинить этот брак было легко; и каждому из них казалось, что он очень хорошо устроил свои дела. Сначала эти добрые старики сговорились о браке; затем начали толковать о приданом; и был между ними небольшой дружеский спор, потому что Андреа говорил Стефано: “Мой сын Джованни — отменнейший юноша и во Флоренции, и в Италии, и пожелай я женить его раньше, то я имел бы одно из самых крупных приданных, какие даются во Флоренции людям нашего звания”; а Стефано говорил: “Ты
