Борис Соколов
Неизвестный Жуков: портрет без ретуши в зеркале эпохи
Еще не военный; Детство и юность
Будущий маршал родился 19 ноября/1 декабря 1896 года в деревне Стрелковщина Угодско- Заводской волости Малоярославецкого уезда Калужской губернии[1]. Именно так — Стрелковщина — писал название родной деревни маршал в автобиографии 1931 года и в собственноручно заполненной анкете в начале 50-х. Правда, в мемуарах и во второй и последней из сохранившихся автобиографий, датированной 1938 годом, Георгий Константинович называл деревню иначе — Стрелковка. Также именуется она в официальных документах, в частности, в метрической книге Никольской церкви села Угодский Завод (ныне город Жуков). Но, хотя с середины XIX века употреблялись оба названия, все-таки исконное, народное название — Стрелковщина. Названия с таким суффиксом нередки в Западнорусских землях.
Стрелковщина возникла в начале XVIII века. Предание гласит, что при Петре I сотни крепостных мастеров были переселены с уральских заводов в Калужскую губернию. Местные жители называли их «стрелковщиной», потому что мастера отливали пушки на Угодеком Заводе и испытывали их на стрельбище вблизи большой деревни Огуби, расположенной в 5 км от завода. Селились мастера там же, на окраине Огуби. Постепенно их поселение заняло две трети прежней деревни и стало самостоятельной деревней, так и названной — Стрелковщина.
Происхождение Георгия Константиновича темно. По отцовской линии оно не прослеживается далее отца. Дело в том, что отец нашего героя, Константин Жуков, был подкидышем. Крестьянская вдова Анна Жукова усыновила его в Москве в начале 50-х (по другим данным — в начале 40-х) годов XIX века. Казна платила приемной матери немалые по тем временам деньги: три рубля в месяц. Для бедных крестьянок Калужской губернии брать приемных детей из Московского воспитательного дома стало своеобразным доходным промыслом.
Вот что писал о своей родословной в мемуарах сам маршал:
«Дом в деревне Стрелковке… стоял посредине деревни. Был он очень старый и одним углом крепко осел в землю. От времени стены и крыша обросли мохом и травой. Была в доме всего одна комната в два окна.
Отец и мать не знали, кем и когда был построен наш дом. Из рассказов старожилов было известно, что в нем когда-то жила бездетная вдова Аннушка Жукова. Чтобы скрасить свое одиночество, она взяла из приюта двухлетнего мальчика — моего отца. Кто были его настоящие родители, никто сказать не мог, да и отец потом не старался узнать свою родословную. Известно только, что мальчика в возрасте трех месяцев оставила на пороге сиротского дома какая-то женщина, приложив записку: «Сына моего зовите Константином». Что заставило бедную женщину бросить ребенка на крыльце приюта, сказать невозможно. Вряд ли она пошла на это из-за отсутствия материнских чувств, скорее всего — по причине своего безвыходно тяжелого положения».
Когда родился отец будущего маршала, доподлинно неизвестно. Калужский краевед А.И. Ульянов, благодаря чьим неустанным трудам мы имеем сегодня достоверные сведения о первых годах жизни полководца и его родословной, считает: «Есть основания полагать, что до конца XIX века Константин Жуков занижал свой возраст, а в советское время, наоборот, завышал его». В метрической записи 1892 года о браке родителей Георгия Константиновича возраст Константина Артемьевича Жукова определен в 41 год, следовательно, он должен был родиться в 1851 году. И на памятнике, который Георгий Константинович поставил на отцовской могиле, написано, что Константин Артемьевич Жуков «умер 28 марта 1921 года на 77-м году жизни». Это тоже свидетельствует в пользу 1844-го как года рождения отца маршала. Эту дату А.И. Ульянов считает более достоверной» хотя не исключает и 1843-й год. В записи о регистрации первого брака Константина Артемьевича указана еще одна дата его рождения — 1841 год. Где тут истина, мы вряд ли когда-нибудь точно узнаем.
Константин Жуков даже настоящего отчества не имел. Правда, в записях метрической книги в связи с двумя браками и рождением детей он именуется Константином Артемьевичем. Но в честь кого было дано отчество, неизвестно. И имена подлинных родителей подкидыша покрыты тайной. В связи с этим существует множество легенд об этническом происхождении знаменитого полководца. Младшая дочь Георгия Константиновича утверждает: «По описанию, у Константина Артемьевича были тонкие черты лица, выдававшие человека некрестьянской породы». Ох уж это извечное стремление найти дворянскую породу во внешности человека. В реальной жизни граф порой выглядит как простой сапожник, а сапожник, если его причесать и одеть в мундир или смокинг, будет смотреться настоящим графом.
Иногда говорят, что неизвестные дед и бабка Георгия Константиновича были греками. Может быть, таким образом хотят приписать Жукову родство с народом, давшим миру Александра Македонского? Другая версия говорит о татарских корнях Георгия Константиновича (с намеком на Чингисхана или Батыя?). Однако все предположения об экзотическом происхождении Георгия Константиновича и его родстве с великими людьми — не более чем красивые легенды.
Недолго прожила Анна Жукова с приемным сыном. Она умерла, когда Константину исполнилось всего восемь лет. Земля в Стрелковщине родила плохо — почвы песчаные. Крестьянским трудом не прокормиться. И Константин пошел в ученики к сапожнику в волостной центр — село Угодский Завод. Георгий Константинович вспоминал, что, по рассказам отца, ученье свелось больше к помощи мастеру по хозяйству. Тем не менее ремесло Константин освоил и через три года отправился в Москву, где поступил в сапожную мастерскую немца Вейса, славившуюся собственным магазином модельной обуви.
В автобиографии 1931 года Георгий Константинович написал: «Отец — рабочий, сапожник», постаравшись таким образом улучшить свое социальное происхождение до заветного пролетарского.
Жили Жуковы трудно. Особенно тяжелыми выдались осень и зима 1902 года. Тогда от ветхости обвалилась крыша дома. Пришлось перебираться в сарай и срочно, еще до холодов, покупать новый сруб. Константину, можно сказать, повезло: занял у односельчан денег и сумел купить по сходной цене в рассрочку плохонький, но все-таки сруб. Соседи помогли к ноябрю поставить дом и покрыть его соломой. Георгий Константинович вспоминал: «Год выдался неурожайный, и своего зерна хватило только до середины декабря. Заработки отца и матери уходили на хлеб, соль и уплату долгов. Спасибо соседям, они иногда нас выручали то щами, то кашей. Такая взаимопомощь в деревнях была… традицией дружбы и солидарности русских людей, живших в тяжелой нужде».
Егор Жуков впервые занялся крестьянским трудом, когда ему не исполнилось еще и семи лет. Вместе с взрослыми растрясал граблями сено и сгребал его в копны. Ловил рыбу (в голодные времена рыбалка становилась важным подспорьем). Жал рожь. Во время жатвы будущий полководец получил первое в своей жизни ранение. Егор случайно резанул серпом по мизинцу левой руки. В мемуарах маршал писал: «Сколько лет с тех пор прошло, а рубец на левом мизинце сохранился и напоминает мне о первых неудачах на сельскохозяйственном фронте».
Жуков в мемуарах утверждал, что вскоре после начала революции 1905 года отца, как и многих других рабочих, выслали из столицы за участие в демонстрациях. Боюсь, что причина, заставившая Константина покинуть первопрестольную, была куда прозаичнее. По признанию Георгия Константиновича, отец сильно пил: «…Как-то отец был в хорошем настроении и взял меня с собой в трактир пить чай… Мужчины и молодежь любили собираться в трактире, где можно было поговорить о новостях, сыграть в лото, карты и выпить по какому-либо поводу, а то и без всякого повода… Когда… отцу удавалось неплохо заработать на шитье сапог, он обычно возвращался из Угодского Завода подвыпившим». Чувствуется, что, в отличие от маленького Егора, старший Жуков в трактире не чаем баловался, а гораздо более крепкими напитками.
Первое время Константин присылал жене из Москвы два-три рубля в месяц — для захолустной деревни деньги немалые. Однако вскоре переводЫ сократились до одного рубля, да и то не каждый месяц. Георгий Константинович вспоминал: «Соседи говорили, что не только наш отец, но и другие рабочие в Москве стали плохо зарабатывать. Помню, в конце 1904 года отец приехал в деревню. Мы с сестрой очень обрадовались и все ждали, когда он нам даст московские гостинцы.
Но отец сказал, что ничего на сей раз привезти не смог. Он приехал прямо из больницы, где пролежал после операции аппендицита двадцать дней, и даже на билет взял взаймы у товарищей».
Подозреваю, что не в аппендиците было дело, а в том, что заработанные деньги все чаще шли в кабак. Недаром на Руси говорят: пьет как сапожник. В профессии ли дело, в неведомой ли наследственности,
