Самоубийство Владимира Высоцкого. «Он умер от себя»

спускаться».

Я приехала – девственная чистота в квартире, девственно на кровати спит Володя, в другой комнате спит одинокий Даль. Он проснулся, вышел, и я первый раз в жизни видела, как у человека трясутся руки и он пьет, держа стакан водки через шею на полотенце. У Володи такого не было. Я Володе потом ни слова не сказала, он извинялся. И еще потом был один неприятный эпизод – всего второй за два года».

Янклович эпизод с визитом Даля тоже запомнил: «1 мая к Володе приехал Даль «в полном разборе», сказал:

– Володя, я не могу идти домой в таком состоянии. Побуду немного у тебя…

Тогда Володя понял, что надо срочно что-то делать. Он сказал Олегу:

– Ты знаешь, у меня есть друг – врач Толя, он тебя посмотрит…»

Оксана: «В разобранном состоянии – это не то слово… Когда я зашла – первое впечатление, что человек неживой. К вечеру Даль пришел в себя».

А вот каким Даль запомнился личному врачу Высоцкого Анатолию Федотову: «Даль приехал… Володя говорит:

– Все! Надо вшиваться!

Есть такие таблетки «тетурам», их вшивают под кожу…

Еще эти таблетки называют «эспераль»… Метод лечения основан на страхе: выпьешь – станет очень плохо. Препарат блокирует фермент печени, который расщепляет алкоголь. Накапливаются кислые продукты – это мучительно…» 2 мая он вшил «эспераль» Далю.

Оксана, несмотря на измены, на Высоцкого не обижалась: «Он вообще был благодарным человеком. Когда мы начали с ним жить и я первый раз у него ночевала, мы утром встали, и я убрала постель. Для него это было потрясением. Клянусь. Он сказал: «Ты – первая женщина, которая убрала за собой постель…» Я же не знаю, как другие, но получалось, что они пользовались. А тут вдруг он понял, что я делаю это не потому, что он – Высоцкий, а человек, которого я люблю».

Оксана не знала, что Высоцкий изменял ей не дважды, а, по свидетельству Янкловича, не менее пяти раз.

Алкоголизм Высоцкого

В великом барде словно всегда боролись два начала? – темное и светлое.

Помните песню Высоцкого «Раздвоенная личность»?

И вкусы, и запросы мои странны,
Я экзотичен, мягко говоря,
Могу одновременно грызть стаканы
И Шиллера читать без словаря.

Во мне два «я», два полюса планеты,
Два разных человека, два врага.
Когда один стремится на балеты,
Другой стремится прямо на бега.

Я лишнего и в мыслях не позволю,
Когда живу от первого лица.
Но часто вырывается на волю
Второе «я» в обличье подлеца.

И я боюсь, давлю в себе мерзавца,
О, участь беспокойная моя!
Боюсь ошибки: может оказаться,
Что я давлю не то второе «я».

Когда в душе я раскрываю гранки
На тех местах, где искренность сама,
Тогда мне в долг дают официантки
И женщины ласкают задарма.

Но вот летят к чертям все идеалы.
Но вот я груб, я нетерпим и зол.
Но вот сижу и тупо ем бокалы,
Забрасывая Шиллера под стол.

А суд идет. Весь зал мне смотрит в спину,
И прокурор, и гражданин судья.
Поверьте мне, не я разбил витрину,
А подлое мое второе «я».

И я прошу вас, строго не судите,
Лишь дайте срок, но не давайте срок,
Я буду посещать суды, как зритель,
И в тюрьмы заходить на огонек.

Я больше не намерен бить витрины
И лица граждан. Так и запиши.
Я воссоединю две половины
Моей больной раздвоенной души.

Искореню! Похороню! Зарою!
Очищусь! Ничего не скрою я.
Мне чуждо это «я» мое второе.
Нет, это не мое второе «я».

Первое впечатление – замечательная шуточная пародия в образе пьяного хулигана на извечное русское свойство оправдывать даже самые низкие свои поступки воздействием неких внешних злых сил. Даже если эти силы вроде как составляют часть души лирического героя, но они все равно остаются там частью внешней, чужеродной, неосознаваемой. Словно герой стихотворения действуют в состоянии аффекта или в него вселяется дьявол. И пьяный, конечно же, совершенно не помнит наутро, что и как творил в хмельном угаре, и потому искренне недоумевает, почему его судят и собираются посадить.

А вот еще песня, одна из самых ранних:

Если б я был физически слабым —
Я б морально устойчивым был, —
Ни за что не ходил бы по бабам,
Алкоголю б ни грамма не пил!..

Если б я был физически сильным —
Я б тогда – даже думать боюсь! —
Пил бы влагу потоком обильным,
Но… по бабам – ни шагу, клянусь!

Ну а если я средних масштабов —
Что же делать мне, как же мне быть? —
Не могу игнорировать бабов,
Не могу и спиртного не пить!

Конечно, примерным пионером и комсомольцем Володя Высоцкий никогда не был. Не был он ни набожным христианином, ни примерным семьянином. А вращался он в такой среде, сначала дворовой, потом театральной, где не пить было просто нельзя. На беду, у Высоцкого скоро обнаружился природный алкоголизм (а склонность человека к этой болезни определяется исключительно генами), что предопределило его судьбу. Хотя, окажись его печень покрепче и не пристрастись Высоцкий к наркотикам, он и сегодня мог бы радовать нас своим творчеством. И, наверное, и женщины, и выпивка в его жизни в наши дни бы присутствовали. А вот песен того качества, что в 60 – 70-е годы, он, боюсь, больше не создал бы. Дело в том, что авторская, или бардовская, песня – жанр, к которому обычно относят творчество Высоцкого, – была востребована в период поздней оттепели и позднейшего «застоя», т. е. в период с конца 50-х до второй половины 80-х годов XX века. Затем, с началом перестройки и крахом СССР, значимых авторских песен, по крайней мере, у тех бардов 60 – 70-х годов, которым посчастливилось дожить до 90-х годов и полной, казалось бы, общественной свободы, написано больше не было. Дело было, конечно, и в наступившей старости, ослаблении творческих порывов. Но в еще большей степени? – в том, что время переменилось. Для тех настроений, которые ранее выражала авторская песня, появилась масса других каналов – радио, телевидение, пресса, общественно-политические дискуссии и прямая политическая борьба. Стало широко доступно творчество западных певцов и композиторов самых разных жанров. Напомню, что пионер авторской песни Булат Окуджава, скончавшийся в 1997 году в Париже, куда приехал на лечение, фактически перестал писать песни в 1988 году, когда создал их только три. Последнюю песню, «Отъезд», Окуджава создал в 1996 году, чувствуя приближение кончины:

С Моцартом мы уезжаем из Зальцбурга.
Бричка вместительна, лошади в масть.
Жизнь моя, как перезревшее яблоко,
Тянется к теплой землице припасть.

Высоцкий был младше Окуджавы на 14 лет. Если бы он прожил на свете столько же лет, сколько Булат Шалвович, ему суждено было бы умереть в 2011 году. Но вряд ли бы он много песен написал после конца 80-х. Хотя вполне возможно, что тогда Владимир Семенович обратился бы преимущественно к стихам и создал бы собственно стихотворные шедевры. А так его творчество свелось почти исключительно к песням. И ни одно из стихотворений Высоцкого так никогда и не обрело той популярности, какую имели его песни, ни одно не было признано поэтическим шедевром.

Вообще, Высоцкий неоднократно возражал, когда его творчество причисляли к авторской, или бардовской, песне, которую еще называли самодеятельной. Он резонно возражал, что он все-таки профессиональный артист и потому его песни? – отнюдь не самодеятельность. Но бардом Высоцкого, как мне кажется, вполне правомерно называть. Ведь кто такие были барды? Это поэты? – исполнители собственных песен, которые либо жили при дворах кельтских королей или вождей, либо странствовали (кельтское «bardos» означает «провозглашать, петь»). Фактически это были профессиональные артисты, зарабатывавшие на хлеб своим ремеслом. Любопытно, что кельтские барды славились не только своими песнями, но и своими любовными похождениями. Да и добрую чарку вина или пива любили пропустить чуть не каждый день. И в этом отношении от них в своем большинстве не отличались советские барды 60 – 80-х годов. Бывшая жена одного из них как-то признавалась в разговоре, что супруг был охоч до прекрасного