— Ему нельзя.
Тренер:
— Он не пойдет дальше! — и тут же представителю «Буревестника»: — Берите колесо, товарищ!
Гонщик из «Буревестника», у которого было разбито колесо, бросился к велосипеду Ивана.
— Ой, обод погнут…
В это время Владислав Николаевич услышал гудок паровоза. Он вздрогнул, обернулся к старшему судье на повороте, быстро спросил:
— А кто из судей на переезде?
— Не знаю. Наверное, сам главный.
Тренер глянул на часы. Поезд должен миновать переезд через пять минут. И тренера охватило волнение. А вдруг на переезде нет никого? И гонщики у переезда. Разве их остановит шлагбаум, страх перед опасностью?
— Товарищ судья, поехали со мною. Мы еще успеем к переезду. Вдруг там никого нет…
Судья и тренер побежали к «Симсону». Владислав Николаевич развернулся и увидел, что гонщик из «Буревестника» пытается выправить восьмерку на Ивановом колесе. Рядом с ним стоял и давал ему советы Володя Смирнов.
— Володя, — крикнул тренер уже на ходу. — Володя, пусть парень не возится! Отдай ему запасное колесо! У Лили возьми!
— Ладно!
Владислав Николаевич не слышал ответа. Ему в уши ударил рев «Симсона», стремительно набиравшего скорость. А тренер продолжал хладнокровно тянуть ручку газа на себя и щелкал переключателем скорости. Мотоцикл и двое оседлавших его разрезали плотный горячий воздух со скоростью ста сорока километров в час. Тренер спешил к переезду. Очень спешил…
81-й километр. Когда Барышев оглянулся, то увидел, что его и преследователей разделяет примерно метров семьсот. Это его обрадовало. Впереди чернел упирающийся в небо шлагбаум. Послышался близкий гудок паровоза. Шлагбаум, до которого оставалось метров триста или чуть меньше, начал медленно опускаться.
Алексей поднялся на ноги и резко увеличил скорость. «Только бы успеть, только бы успеть», — повторял он про себя и сильнее давил на педали.
Шлагбаум был уже закрыт. Барышев нажал на оба тормоза, рискуя пожечь велотрубки об асфальт, и спрыгнул с седла. Он сделал это неудачно, упал на колени, но быстро поднялся и побежал. А поезд был в ста метрах от переезда. У будки стоял железнодорожник с желтым флажком в руках. Он оглянулся и увидел Барышева, который подлазил под шлагбаум с велосипедом на плече.
— Куда прешь, дура? Обожди маленько?
Но Барышев не обратил внимания на эти слова. Он торопился разделить себя и преследователей поездом. А паровоз был совсем рядом…
Владислав Николаевич, промчавшись как вихрь мимо четверки, спешащей вперед, видел, что Барышев соскочил с велосипеда, упал, поднялся и побежал к шлагбауму. Тренер скрипнул зубами и, стараясь перекрыть рев мотора, закричал судье:
— Включите секундомер! Включите секундомер! Но судья уже включил. Он пустил секундомер в тот момент, когда Барышев спрыгнул с седла.
А тренер нажал кнопку сигнала. «Думай, думай, Акбар!» — надрывался мощный клаксон «Симсона».
И Барышев услышал. Он сделал шаг назад, замер. И еще через секунду его обдало дымом и паром. Он стоял, опустив голову. Мимо с лязгом проносился поезд. «Как же это я? — горестно думал Алексей. — Как я не успел? Как? А если бы я поскользнулся? Тогда что?»
Голос тренера был спокоен, его рука легла на плечо Барышева:
— Алеша, послушай меня. Алеша, твою задержку судьи учтут…
Поезд проносился мимо. Это был товарный состав, груженный ставропольским хлебом, и он казался нескончаемым.
— Алеша, ты упал? Больно?
Барышев, не глядя на Соболева, отрицательно покачал головой.
— Алеша, ты молодец! Слышишь? Ваня упал на повороте. Он сошел. Вас осталось трое, только зачетные. Понимаешь? А гонку все равно нужно выиграть. Во что бы то ни стало! И от тебя, сынок, многое зависит…
Барышев облизал пересохшие губы, хрипло спросил:
— Владислав Николаевич, у вас есть вода?
— Алешенька, Лиля с бачками на повороте. А я приехал с судьей. Дай мне велосипед, я подержу его, а ты зайди к обходчику. Попей, но немного. Самую малость.
В будке обходчика уже были гонщики. Они жадно пили воду.
Гонка шла третий час. Машина врача неотступно следовала за велосипедистами вместе с другими судейскими машинами. Владислав Николаевич катил на своем «Симсоне» чуть позади. Судьи не пускали его слишком близко к гонщикам — таков закон соревнований.
— Я и за мильен не стал бы гонщиком, — сказал шофер. — То ли дело в машине, сиди и верти баранку…
— Быть гонщиком интереснее, чем иметь в кармане миллион, — возразил Володя.
— Спорт нужен для того, чтобы закалять людей, — сказал врач и, прищурясь, поглядел на Смирнова, — физически закалять!
Володя пожал плечами. Вот открыл Америку!
— Впрочем, — сказал врач, — перед этим мы выяснили, что спорт, как считает ваш тренер, нужен для интеллектуального развития.
— Вот именно. Только не надо иронии, Владимир Семенович!
— Помилуйте! Какая тут ирония! Ни капельки иронии. Хотя я с вами не совсем согласен. Спорт и мудрость — разные вещи.
— Неправда, доктор, неправда. Вы посмотрите на Акбара. Смотрите. Он шел первым, но силою обстоятельств перестал возглавлять гонку. Сейчас он идет с товарищами и напряженно думает.
— Простите, над чем?
— Над тем, как снова оторваться от группы, чтобы победить. У него сил столько же, сколько и у других. Он так же тренирован, но он человек, выбирающий наиболее верный вариант, тот вариант, который ведет к победе. Вы думаете, ему легко? Ему чертовски тяжело. Ведь уже пройдено более 90 километров по жаре. Он сейчас вбирает в себя максимальное количество информации, все учитывает: свою волю, свои силы и то, как чувствует себя каждый из его противников.
— Смотрите, он бросается из стороны в сторону! Зачем он виляет? — спросил шофер.
Смирнов глянул вперед. Действительно, Барышев, который перед этим то и дело бросался в атаку, пытаясь оторваться, сейчас изменил тактику. Он шел, как говорят гонщики, «змеей», пытаясь оторваться от противников. Славка и Виктор старались помочь ему, но эти, из «Буревестника», и двое спартаковцев были достаточно опытны и разрушали все замыслы Барышева и его друзей.
— Пожалуй, он зря надрывается, — сказал Володя. — У него перед ними есть преимущество — запас времени.
— Какой запас? — спросил доктор.
— Судья зафиксировал его задержку около поезда. У Акбара есть запас с минуту или больше. И все равно жаль, что он не успел проскочить переезд до поезда. Очень жаль…
— Ничего, убежит ото всех еще раз.
— Он так и хочет. Только…
