— Когда же ты хоть немного поспишь? — спросила она, увидев его красные от бессонницы глаза. — Разве так можно? Ты же нисколько не думаешь о себе.
Гусев ничего не ответил. Он лишь слегка улыбнулся Леле, потрепал ее по щеке, вскочил на коня и ускакал...
Зато хорошо, что в конце концов удалось напасть на след нарушителя. Сперва обнаружили кусок пирога в лесу. Пирог с картошкой и луком. А потом Виктора Лоди видели на станции. Нашлись люди, которые опознали его. Правда, пока они сообщали о нем в милицию, а затем в пограничную комендатуру, преступник сел в поезд и укатил. Но сообщение о нем уже поступило на все станции. Так что Лоди теперь ждали, его готовились встретить.
— Виктор Лоди, — повторил комендант Рогачев. — По правде говоря, это не очень умно с его стороны — появиться там, где его знают. — Он помолчал, тяжело дыша. — А как вам нравится Эльфрида? Принять у себя в доме нарушителя границы, лазутчика, и ничего не сообщить о нем нам. Печально, но она обманула наше доверие.
Гусев пошевелился, стряхивая с себя сонное оцепенение. Ему очень не хотелось разочаровываться в Эльфриде.
— Может быть, ее запугали? — спросил он.
— Это покажет следствие.
— Значит, Эльфриду Лоди необходимо арестовать?
— Нет, — сказал комендант Рогачев.
Он говорил медленно. Со стороны казалось, что он с трудом подбирает слова. Но это у него просто была такая манера говорить. Как и смотреть пристально в лицо собеседника.
— Эльфриду Лоди нельзя сейчас трогать, — продолжал комендант Рогачев. — Она нужна нам. Виктор Лоди обязательно вернется на хутор. Тогда мы возьмем его и разберемся во всем. Узнаем, почему Эльфрида Лоди приютила у себя лазутчика.
— Слушаюсь! — сказал лейтенант Гусев.
В голове у него шумело. Сейчас Гусеву хотелось одного — снять фуражку, расстегнуть воротник гимнастерки и улечься спать. Все равно где улечься. Хотя бы здесь, возле стола, на полу. «Так-так-так, так-так-так» — отстукивала в соседней комнате пишущая машинка. Ах, как сладко он уснул бы под этот верный стук!
— Вы свободны, товарищ лейтенант, — произнес комендант Рогачев.
Звякнув шпорами, Гусев поднялся со стула:
— Разрешите идти?
— Ступайте!
Гусев повернулся к двери.
— Постойте! — окликнул его комендант.
Гусев повернулся к столу.
— Приказываю... прежде всего отдохнуть. Слышите? Вам надо как следует выспаться.
— Слушаюсь! — еще раз отчеканил Гусев.
12
Эльфрида не обманула Андрейку. Она пришла к нему на свидание, как обещала. А потом они стали встречаться почти каждый вечер.
— Я люблю тебя, — повторяла Эльфрида, и Андрейка бросал на нее восторженные взгляды.
Однажды она сказала:
— Мы поженимся, да? Ведь ты хочешь, чтобы я стала твоей женой? Хочешь?
— Ну, конечно, хочу, — отвечал он, смущенный и растроганный, радуясь ее словам.
На другой день они, как всегда, встретились поздно вечером неподалеку от деревни.
На Эльфриде было новое шуршащее платье. От нее пахло сухими цветами.
Лето в том году было удивительное. И хотя стояли уже последние августовские дни, в воздухе еще веяло теплом.
Они шли по дороге. Светила луна. Поля, залитые голубым светом, раскинулись по обе стороны дороги. В скошенной траве оглушительно трещали кузнечики.
Никогда еще Андрейке не было так хорошо, как в этот вечер. Он несмело обнял Эльфриду. Она прижалась к нему, и он почувствовал у себя под рукой ее круглое и горячее плечо.
— Ты любишь меня? — спросила Эльфрида.
— Очень! А ты?
— Тоже. Поцелуй меня.
Она запрокинула к нему свое лицо, бледное при свете луны. Потом сказала:
— У тебя ведь нет никого — ни матери, ни отца? Ты тоже один, как и я? Несчастные мы с тобой, Андрейка.
Андрейка промолчал. Он не был согласен с Эльфридой. Почему он несчастный? Неверно. Он счастливый. С тех пор как появились колхозы, ему стало совсем хорошо. В МТС он не на последнем счету. И самая красивая в районе девушка любит его. Что, спрашивается, нужно еще для счастья?
— Послушай, — зашептала Эльфрида, — вот ты говоришь, что любишь меня. А мог бы ты ради меня совершить какой-нибудь смелый поступок?
— Какой поступок?
— Ну, скажем, в доме возник пожар, и пламя отрезало мне путь к выходу. Бросился бы ты за мной в огонь?
— Спрашиваешь!
— А если я буду тонуть?
— Вытащу!
— А если...
Она отодвинулась от Андрейки, зачем-то оглянулась и тихо спросила:
— А если я захочу бежать?.. Вот туда... — И показала рукой в сторону границы.
Андрейка слушал Эльфриду, недоумевая.
— Зачем бежать?
— Так! Чтобы хорошо жить и не работать.
— Глупости ты говоришь, Эльфрида.
— Нет, скажи, пошел бы ты со мной?
Андрейка взглянул на Эльфриду с тревогой. Ему непонятно было, шутит она или говорит серьезно? На всякий случай он строго спросил:
— Чего ты хочешь, Эльфрида? Что ты задумала?
— Что задумала?
Она помолчала.
— Ничего я не задумала. Я шучу, Андрей. Просто шучу. Но разве бы ты не пошел со мной?
— Нет! — сказал он. — Как можно даже думать про это? Нет! — повторил он твердо.
— Ты трус! Трус! — воскликнула она. — Можешь убираться. Мне не нужно такого мужа.
Он стоял около нее в растерянности, не зная, всерьез она говорит это или не всерьез.
— Я тебе, кажется, сказала: убирайся!
— Эльфрида...
— Ступай прочь!
— Ну, что ж, — сказал он наконец, — если так, я могу и уйти.
Он стал медленно спускаться с пригорка, а она упала в траву и заплакала злыми и горькими слезами.
Андрейка пошел по дороге, покусывая травинку. Он ничего не понимал. Что случилось? Почему Эльфрида внезапно стала совсем другой? Значит, она не любит его? Что же тогда происходит?
