растения в комнате не стали гнить из-за высокой влажности. Поддавшись всеобщему тлену в комнате забытой любви, Эгор из солидарности с цветами тоже решил увять. Он перестал плакать, мысли его замедлили свой ход и перестали читаться, превратившись в серый телевизионный шум. Спина и конечности одеревенели, крылья-тряпочки, как осенние листья, прели под лопатками, волосы на затылке слиплись и спутались с погибающими растениями, челка упала на пол и пыталась пустить корни. Жизненные соки и токи в его организме теперь не бежали, а шли медленным шагом, совсем уже зажившая было рана на груди снова капельно закровоточила, как порез на березе весной. По его телу стали ползать короеды сомнений, мокрицы совести и черви сожалений. Его бы точно съели или превратили в нафаршированного насекомыми зомби, если бы однажды в комнату не вошли четыре здоровенных бугая.
— Вот он, гад, загорает, — услышал Эгор знакомый басок Тру-Пака, но сил открыть глаз уже не нашлось. — Да тут же дышать нечем. Уф-фу.
— Как его только ползучие твари не заточили? Вот ведь печальная картина полного морального разложения и физического истощения, — узнал он и Покойника.
— Ладно, хватит базлать! Взяли — понесли, только аккуратно. Чтоб не рассыпался. Королева ждет. Повезло парню, что наша Маргит такая добрая и отходчивая…
ГЛАВА 22
Королевский секс
Вот уже три дня все тридцать три тысячи королевских фрейлин дружно приводили в чувство и в форму так некстати ушедшего в депрессию жениха Королевы. Сама Маргит не отходила от любимого Эмобоя ни на шаг, не выпуская из виду его воскрешающееся тело, словно боясь, что строптивый жених опять что-нибудь выкинет. Королева простила Манию, потому что та покаялась и рассказала, где прячется беглый Эмобой, чьи феромоны изгоя заглушили мощные цветущие афродизиаки. А еще потому, что всегда тайно симпатизировала этой кукле-смутьянке: в роду Мертвоголовых все оставались диссидентами и революционерами. И вполне возможно, в Мании сидит имаго мертвой головы. Пусть живет эта чертова нимфоманка, главное, что герой, которого упустили тупоголовые гвардейцы, нашелся. Маргит простила Манию, но к процедурам исцеления Эгора не допустила — нечего ей здесь делать. И вообще хватит играть в куклы-наложницы! В этот раз она не будет миндальничать с Эгором. Маргит нужно потомство. И она его получит. Конечно, это не то, чего она ждала, и не то, что было обещано Великой книгой, где герой влюблялся в красавицу Королеву с первого взгляда и они улетали вместе на седьмое небо играть красивейшую свадьбу во Вселенной. Не суть. Главное — он здесь и вполне дееспособен. И сегодняшняя ночь будет ее ночью. Ночью любви и зачатия новой расы сверхсуществ. Тысячи оматидиев- глаз Маргит светились желанием и предвкушением счастья.
Первые сутки Эгор в абсолютной фрустрации пролежал в знакомой ванне, наполненной розовой водой, а труженицы огневки, моли, бражники, медведицы дружно поливали его нектаром из своих хоботков, и из него, как из червивого белого гриба, повылезали и повсплывали все черви сомнений, слизни сожалений и клещи самообвинений. Ванна кишела паразитами угрызений совести. Душа Эгора очистилась, в ней осталось только жаркое раскаяние, и Эгор потихоньку приходил в себя, глядя на мир наливающимся осмысленностью глазом. Но Эмобой все еще был очень слаб. На следующий день его перенесли в другую комнату, побольше и посветлее, и положили в большую ванну из розовой яшмы, наполненную пенистым янтарным нектаром. Его поили жидким сиропом из счастья, любви и радости с добавками бодрости и вдохновения, пока Маргит не решила, что худое тело находится в достаточном тонусе, а в глазу хватает понимания жизни. На третий день Эгора снова перенесли. На этот раз он оказался в темной-темной комнате на чем-то мягком. Когда Королева зажгла свечи, он понял, что весь пол комнаты занимает огромная мягкая перина. Хотя правильнее ее называть «чешуйчиной», поскольку наполнена она была не пером, а волосками и мягкими чешуйками с крыльев бабочек.
— Это моя опочивальня, Эгор. Не пугайся, я не причиню тебе боли, как все твои прошлые любимые. Выпей этот бальзам, он тебе поможет, — нежно и даже печально сказала Королева, и Эгор в очередной раз удивился ее способности меняться. Он послушно выпил приторный, чуть горьковатый напиток, не похожий ни на нектар, ни на вино гвардейцев.
— Что это? Конский возбудитель? — Это были его первые слова, произнесенные после расставания с Манией.
Он сидел голый, но нисколько не смущался. Стыд, как и многие другие чувства, покинул его в королевских ваннах и не спешил возвращаться. Полное безразличие ко всему поселилось в его дистиллированной душе, заволокло своей аморфностью, все шевелящиеся где-то в глубине останки эмоций затушило раскаяние, а потом и вовсе вытеснило душу куда-то в область пяток.
— О-о-о, Эгор. Я вижу, ты совсем пришел в себя, — обрадовалась Королева. — Нет, это сок растений из мира демонов и фурий, волшебный сок «Амаро-аморозо», который унесет тебя в ворота счастья.
— С тех пор как я попал сюда, я постоянно слышу про счастье, пью счастье, ем счастье, но почему-то счастливым не становлюсь. Наоборот. Становлюсь все более и более несчастным, боюсь, я не пролезу в эти чертовы ворота.
— Когда в реальном мире ты пил чай, ты тоже ведь не становился чаем? И даже не отчаивался.
— Надоели мне все эти ребусы. Я уже давно пришел в себя, Маргит. И как видишь, не убегаю. Хотя помню все, что ты со мной сделала, и все, что хочешь сделать. Я устал, сломлен, раздавлен. Если это считается героизмом в Эмомире, то я твой герой — Эмобой. Я решил плыть по течению. Посмотрим, что будет.
Эгор сидел на мягком полу и удивлялся тому, что несет его рот. Зато бабочка с лицом Умы Турман и губами Анжелины Джоли совсем не удивлялась. Она знала, бальзам подействовал, Эгор почти полностью был в ее власти. Он говорит то, что думает, а это уже большой плюс.
— Что будет? Сегодня ночью ты познаешь рай. Это говорю тебе я, королева Маргит.
— Звучит угрожающе, но я почему-то не боюсь, — сказал Эгор, погружаясь в приятную расслабленность. — Только если ты опять насчет любви… Знаешь, ты не поверишь, но толстое волосатое насекомое с шестью лапками почему-то меня не возбуждает.
В глазах Маргит сверкнула смешинка.
— Два существа разумных всегда найдут какой-то способ, как удовольствие друг другу доставлять, какими разными они бы ни родились.
Эгор с опаской покосился на мясистые губы Маргит.
— Нет, — улыбнулась она, — мы ведь с тобой детей заводим. Хотя, конечно, если ты попросишь…
Она взмахнула членистой лапкой, и в комнату залетело облако ее фрейлин.
— Не понимаешь ты, Эгор, насколько, — мягко продолжила Королева, перейдя на белый стих, — для насекомых важно оставлять потомство, особенно для бабочки ночной. Для многих эта жизни цель становится последней, равной смерти. Ночная бабочка откладывает яйца и умирает, обессилев, успев лишь отползти подальше, чтоб не привлечь вниманья к кладке.
— Да уж, — сказал Эгор, — и зачем тебе, Маргит, все это? Мир насекомых вообще крайне жесток и нелеп. Некоторые паучихи, насколько я помню, откусывают партнерам головы сразу после оплодотворения. Может, устроим вместо ночи любви ночь игры в шахматы, доставим друг другу интеллектуальное удовольствие?
— Но я не паучиха и не бабочка, Эгор. Я — идеальное создание, поэтому у нас все будет хорошо.
Маргит снова взмахнула лапкой, и тысячи ее верных слуг закружились вокруг Эгора. А потом пестрым маскарадным костюмом облепили его обнаженное тело и стали легко, но довольно настойчиво массировать своими лапками каждый миллиметр его тела. Это было великолепно. Эгор закрыл глаз и погрузился в многочасовую нирвану. Душевные переживания не тревожили его, сменившись полным безразличием к своей судьбе. Зато тело, восстановленное королевскими ваннами, стало гиперчувствительным и с восхищением принимало массаж тысяч тонюсеньких лапок. Эгор погрузился в сон наяву. Топчущиеся на нем бабочки мобилизовали яркие счастливые картинки из детства, томившиеся в подсознании, и, кроме удовольствия чисто физического, он получал тепло приятных ассоциаций. Он словно доверился сильным и добрым материнским рукам, доставшим его из ванночки и завернувшим в мягкое махровое полотенце, каждую ворсинку которого он ощущал нежной кожей. Массаж расслабил каждую клеточку тела Эмобоя и длился долго, словно целую жизнь, пока Эгор не услышал громкий резкий звук. Это Маргит щелкнула крючьями пальцев, и бабочки разом отпрянули от Эмобоя. Эгор, уже привыкший к новой одежде, вдруг почувствовал себя таким голым и беззащитным, что даже испугался, что бабочки улетели вместе с его кожей.
— Понравилось? — спросила Маргит, подлетев вплотную к Эгору.
— Неплохой массажик, — сказал Эмобой, чуть отклонившись.
— Выпей это, и тебе станет еще лучше, — протянула Маргит к его рту очередной кубок.
— Обычно я спаиваю девчонок, Королева. Может, хватит загружать меня всякой химией. А может, это галлюциноген? Или анестезия? Хотя, наверно, это водка. Ты веришь в сказку, что не бывает страшных баб, бывает только мало водки? Но, Маргит, в твоем случае мне столько просто не выпить.
— Ты много говоришь, Эгор. Расслабили тебя неплохо, браво! Пей! Это «Деламорэ- деламортэ», рецепт Кота и мой. Тебя в сплошной нейрон он превратит, чувствительность твою в мильоны раз повысив.
— О, узнаю знакомый слог. Ну ладно, честно говоря, мне все равно. Надеюсь, что козленочком не стану, хотя, возможно, это лучший вариант.
Эмобой осушил кубок до дна. Мир вокруг него моментально преобразился. Воздух стал приятным на ощупь. Он слышал нетерпеливый стук
