– Ни одна не знает и не будет ничего знать! – спокойно сказал Федерстон. – Даже «Дейли Глоб». Я не хочу, чтобы вы печатали эту историю. Потому и послал за вами. Я знаю эту даму, и ее действия объясняются очень просто. Понятно, что для вас это большое разочарование: с газетной точки зрения, убийство, в котором не замешана загадочная женщина под вуалью, вообще не убийство!
Холленд ухмыльнулся.
– Ну, что ж, раз вы этого хотите, – сказал он.
– Зато я дам вам одну или две улики, которые восполнят вашу потерю, – продолжал комиссар, играя серебряным разрезным ножом. – У человека, который убил Кригера, на плече красный шрам.
– Это предположение? – спросил пораженный Спайк.
– Это факт… И вот вам еще: у убийцы с собой очень толстая палка, либо связка палок для игры в гольф. Я склоняюсь к последней версии, так как неподалеку оттуда есть поле для гольфа. Правда, не знаю, как могут пригодиться эти сведения, но, может быть, вы оставите их пока что при себе.
– Что значат ваши слова о шраме на плече? – с любопытством спросил Спайк, не надеясь однако на ответ.
К его удивлению Федерстон объяснил:
– Не знаю, как долго вы пробыли в Великобритании и насколько знакомы с английскими законами. За некоторые преступления у нас наказывают поркой. Кое-кто считает это жестоким, и, может быть, так оно и есть.
Порка назначается, например, за нападение на тюремное начальство. Кригер в течение семи лет был главным порщиком в Пентонвильской тюрьме. Это неприятная обязанность, где требуются крепкие нервы и большая ловкость, так как по закону плеть не должна попадать ни выше, ни ниже плеча… Я предполагаю, что убийца – человек, который в свое время был выпорот Кригером и ждал случая отомстить!
– А при чем здесь толстая палка или палки для гольфа?
– Кригер был убит стрелой, посланной из могучего лука, сделанного из очень тонкой и крепкой стали.
– Но как его туда пронесли?
– Конечно, по Лондону нельзя разгуливать с луком и стрелами, не обращая на себя внимания… Лук можно спрятать в толстой пустой палке или же в палочном футляре для гольфа.
Спайк задумался и собрался спросить еще кое о чем, но хозяин кабинета попрощался и выпроводил его из Скотленд-Ярда.
Репортер вернулся в редакцию с таким чувством, словно от его захватывающей истории ничего не осталось.
– Можете вычеркнуть все про эту женщину, мистер Сайм! – сказал он редактору. – Полиция все знает и не находят в ней ничего таинственного… Ничего загадочного!
– А я никогда и не верил в таинственных женщин! – ответил ему Сайм и прибавил: – Для вас есть телеграмма.
Он протянул руку к сетке с письмами и бросил своему подчиненному рыжий конверт. Тот раскрыл его и прочел:
«Как вы думаете, согласится ли ваш Беллами пожертвовать что-нибудь на мое дело? Производит ли он впечатление человека, любящего детей?»
Спайк опустился на стул в приступе хохота. Он смеялся до слез, до упаду.
– С чего это вы впадаете в истерику? – недовольно спросил его редактор.
Глава 8
Фэй встречает старого приятеля
Мысли Валерии Хоуэтт пребывали в ужасном хаосе. Безграничное отчаяние, раздражение и сознание своего глупого положения – эти чувства затмевали все остальное.
– Дорогая моя, – ответил отец, когда она обратилась к нему. – Я вынужден был поступить так. Ты для меня – все на свете, и я не мог рисковать.
– Но почему ты не предупредил меня о том, что он сыщик?
Вечно грустное, серьезное лицо отца неожиданно расплылось в улыбке.
– А как ты это обнаружила?
– Он сам сказал.
– Надеюсь, это не помешает ему приходить к нам, – проговорил Хоуэтт, – я чувствую себя как-то спокойнее, когда он здесь.
– Федерстон сказал мне, что придет завтра к ужину… Ах, папа, как неприятно чувствовать… что за тобой следит полиция!
Но это ничуть не помешало ей потребовать от молодого человека исполнения его обещания. В день отъезда ее отца в Шотландию, он заехал за ней и пробыл в ее обществе ровно пять минут. У Мраморной Арки, на углу парка, она остановила свой автомобиль и многозначительно отворила дверцу.
– Тут, значит, я слезаю, не так ли? – улыбнулся Джим.
Теперь он перестал быть образцом портняжного искусства. Его платье приняло какой-то более человеческий вид, и это было ему к лицу. Она подумала, что ему трудно дать полные тридцать лет, а также, что он очень красив.
– Я не стану допрашивать вас о том, куда вы направляетесь или в какую сторону пойдете! – сказал
