– Хорошо, – согласилась она, подумав, и оба вышли на улицу.
Пансион миссис Шипмет находился в наименее удобном для жилья районе Брокли, и все люди нормального телосложения и образа мыслей, когда они «выходили погулять», инстинктивно направлялись в сторону Хилл-Фильдс, что вполне заменяло прогулки в самых красивых парках Лондона.
Гвенда и Чик также отправились к этим притягательным холмам и лужайкам. В течение некоторого времени оба молчали.
Гвенда была миловидна и миниатюрна. Все обитатели пансиона нашли ее «живой и интересной» (сенсационное появление в его стенах настоящей актрисы дало дополнительную пищу для воображения и языка). Однако в течение первой же недели со дня ее приезда интерес к ней иссяк. Мужчины, которым она сразу же – и не без основания – дала отпор, решили, что она страдает излишним самомнением, а девицы, которых она затмила своим появлением, поджимали губы и многозначительно переглядывались, когда ее имя упоминалось в разговоре: Гвенда носила обручальное кольцо и никогда не говорила о своем муже!
– Чик! – Она внезапно остановилась. – Я уезжаю…
Чик побледнел.
– Уезжаете, миссис… То есть, я хотел сказать – Гвенда? – Он нерешительно произнес ее имя. – Куда?
Гвенда пожала плечами.
– Я не знаю, Чик, но миссис Шипмет сказала мне, что ей нужна моя комната. Я уже задолжала ей за три недели.
Чик поглядел на нее с удивлением.
– Неужели? – переспросил он упавшим голосом.
– Да, это правда, – усмехнулась она невесело. – Мне пришлось купить несколько платьев для новой пьесы, ведь Сольберг заставляет нас одеваться за свой счет, а теперь, Чик, когда у меня все есть, – она подавила рыдания, – Сольберг заявляет, что отдаст мою роль, что есть другая претендентка, отец которой знаком с одним лордом. И этот лорд Чени попросил Сольберга передать ей мою роль…
– Давайте присядем, – предложил Чик, овладев собой, – Но разве он не обязан предоставить вам роль, Гвенда?
– Нет, Чик, – ответила она. – Правда, у меня есть контракт, но какой мне смысл бороться с Сольбергом? Он слишком влиятелен: меня будут бойкотировать тогда все театры. Мне остается искать себе что-нибудь другое.
Чик был подавлен. Гвенду он считал своим самым близким другом и искренне хотел помочь ей. А теперь она уходила из его жизни…
Внезапно ему пришла в голову блестящая мысль.
– Миссис Гвенда! – воскликнул он с энтузиазмом. – Три недели, – это составляет только семь с половиной фунтов! У меня есть больше тридцати фунтов в банке. Как я мог забыть об этом!
Она поглядела на него пристально, и вдруг, к величайшему ужасу Чика, из глаз ее потекли слезы.
– Вы смешной, дорогой мальчик, – сказала она. – Нет, Чик… нет, мой дорогой, я не могу взять ваших денег. Я вам очень, очень благодарна, милый, милый Чик!..
– Почему вы называете меня мальчиком, Гвенда? – удивился он. – Я ведь на год старше вас. Конечно, знаю, что вы замужняя женщина, но это не делает вас старше.
Она улыбнулась ему сквозь слезы.
– Я чувствую себя на тысячу лет старше вас, Чик… Теперь рассказывайте мне о вашем дяде.
– Когда вы уезжаете? – спросил Чик упрямо.
– В будущую субботу; должна сказать, что миссис Шипмет оказалась довольно сговорчивой. Я заплатила ей за неделю вперед. Не могла же я рассчитывать, что она будет держать меня безвозмездно. Если бы я только получила роль в этой новой пьесе… Но, довольно! – Она попыталась улыбнуться. – Я совершенно поглупела. А вот еще идет ужасное существо – Терренс. Я вовсе не желаю, чтобы он видел мои красные глаза.
Мистер Фред Терренс считал себя настоящим денди. Этот гордый титул давал ему право носить чрезвычайно декоративные рубашки и галстуки, цвет которых гармонировал с его носками. В дополнение к своему светскому величию он старался поддерживать репутацию врожденного юмориста. Он был одним из тех, – даже первым – кто обнаружил в миссис Гвснде Мейнард особу, зазнавшуюся не по достоинствам.
Теперь он приближался к ним через лужайку, размахивая тросточкой и попыхивая огромной сигаретой.
– Хелло, Чик! Развлекаетесь?
Чик медленно поднял голову.
– Нет, – ответил он коротко.
Терренс с любопытством поглядел на Гвенду.
– В чем дело, а? – изумился он. – Слезы! Ого, это не годится! В чем дело? Как светский человек…
– Не думаю, чтобы вам стоило здесь задерживаться, – перебил его Чик, лишь только Терренс собрался присесть.
– Почему же?
– Потому что мы не желаем разговаривать с вами, – ответил Чик прямо.
Хотя они жили в одном доме в течение восьми месяцев, мистер Терренс еще не имел случая познакомиться с Чиком поближе, и теперь он был ошеломлен.
– И вот что еще, мистер Терренс, – продолжал Чик. Меня никто не называет «Чик», кроме моих самых близких друзей.
– О, в самом деле! – воскликнул Терренс тяжело дыша и все более и более краснея. – Если уж мы будем говорить о том, что вам нравится и что вам не нравится, вы, молодой птенец…
Не будет преувеличением сказать, что Чик смутился.
– Я очень сожалею, что причинил вам неприятность, мистер Терренс… – начал он, но «светский человек» окатил его целым потоком слов.
– Научитесь быть повежливее, мой друг, – воскликнул он. – Я тоже мог бы рассказать про вас! Где это вы пропадаете каждый вторник и пятницу, э? Может быть, миссис Мейнард пожелала бы это знать. – Он намеренно сделал ударение на слове «миссис». – Вы один из тех подленьких вздорных подлиз, которые разбивают женские сердца, и если бы миссис Мейнард имела каплю здравого смысла, она бы держалась от вас подальше!
Чик глядел на него, не находя слов. Гвенда беззвучно смеялась.
– О, вы – разбиватель сердец! – удивилась она.
– Но нет же, нет! – возразил возмущенный Чик. – Я еще в жизни не разбил ни одного сердца!
– Становится прохладно. – Идемте в наш зверинец.
Вечером перед сном Чик был приглашен в «святилище».
Миссис Шипмет тщательно закрыла за ним дверь.
– Я уверена, что вы не обидитесь на меня, мистер Бин, но, смотря на вас, как на собственного сына, я думаю, что вы поступаете очень неблагоразумно, часто проводя время в обществе актрисы.
– С миссис Мейнард! – воскликнул Чик удивленно.
Миссис Шипмет кивнула.
– Вы молоды, – объяснила она, – и… как бы это сказать?.. легко можете поддаться влиянию. Всякая актриса привыкла, чтобы ею восторгались, и не всегда говорит то, что думает. Я не могу оставаться спокойной, если ваше сердце разбито, мистер Бин.
– О, мое сердце! – воскликнул Чик с облегчением. – Мое сердце вовсе не разбито, миссис Шипмет. Благодарю вас. Спокойной ночи!
– Я говорю об этом ради вашего блага, – добавила она, придерживая дверную ручку. – Я говорю, как ваша родная мать.
Чик посмотрел на нее странным взглядом.
– Как моя мать или как ее мать, миссис Шипмет? – спросил он.
– Как ваша, конечно!
Миссис Шипмет поспешила отвергнуть даже намек на какие бы то ни было материнские чувства к своей неаккуратной плательщице.
