первые отметины и слезы на глазах, страх и трепет, сперма, пот, сладкая боль, истома, превращающаяся в пытку.
Подавлять и причинять страдания. Звериные инстинкты просыпаются, смешиваясь с материнскими. Это ли не извечный лейтмотив родительской любви? Покопайтесь в своих воспоминаниях, вспомните детство. Естество сильнее, чем любой наркотик, здесь вряд ли поможет доктор Маршак, из этой страсти нет выхода, с этой подсадки не соскочить до самой смерти. Та, что хоть раз в жизни испробовала физическую власть над мужчиной, никогда уже не станет прежней. Она всегда и всюду будет искать таких отношений. Лишь методы становятся все изощреннее, на смену воску приходят опыты с электричеством, иголки, японский бандаж.
Настает черед философии, изучая ее постепенно, шаг за шагом, женщина утверждается в темной, ведовской, оккультной ее основе. Религиозные ищут спасения в Церкви и не находят. В конце концов, они начинают ненавидеть даже этот институт. Со временем они и сами становятся городскими… Кем? Я размышляю над подходящим определением. Пожалуй что ведьмами, точнее и не скажешь. Печальными городскими ведьмами с кучей комплексов и ранимой душой. Точно. Половина гардеробной в моей квартире занята подаренными мне женщинами игрушками. Наручники, стеки, кляпы, страпон… Специалисты называют их девайсами…
– Если у нее нет детей, – вместо всего этого обширного крамольного текста только и произношу я, – или есть, но под крылом у папаши, который ее, свою экс, на дух не переносит…
– Еще бы, – мой друг понимает меня с полуслова, – стерва, развела мужика на кучу лавэ!
– Ну вот, – подытоживаю я, нехотя вновь принимаясь за еду, – вот она и хочет обратить на своего избранника материнскую заботу. Она может и пожурить, и приласкать, и так далее. Фишку надо рубить. Они разводят своих папиков, а мы разводим их, своих мамочек.
– Бред все это, – категорично заявляет Макар. – Я, например, никого не развожу, что я, шлюха, что ли?
– Интересно, милый, а то, чем ты живешь, как, по-твоему, называется?
– Никак не называется, – режет Макар. – Если у моей подруги денег немерено, она может со мной поделиться, не обеднеет. Знаешь мой принцип по жизни?
– Приятель, я думал, что такого понятия как «принцип» в наши дни просто не существует.
Мимо нашего столика проходят молодые модели, они сплошь в поддельном DsQuared2 и D&G, я морщусь, а Макар провожает их долгим взглядом и цокает языком.
– Так вот, – спохватывается он, – мой принцип – никогда ничего ни у кого не просить.
– Да что ты! – издевательски хихикаю я. – Не может быть! – И делаю круглые от удивления глаза.
– Вот именно, – говорит Макар, – я ни у кого ничего не клянчу, хочет – дает, не хочет – не дает.
– Видно, чаще всего хочет, – усмехаюсь я, – да к тому же ты общаешься только с богатыми…
– И что с того? – кривится мой друг. – Хочет – не хочет. Да плевать мне на это, на моральный этот аспект. Я бизнесом занимаюсь, по крайней мере, пытаюсь, а не разглагольствую вхолостую о славе великого недоумка-промоутера.
О да, это правда. Макар действительно занимается бизнесом. За то время, что я его знаю, он разорил уже несколько мелких лавочек, подаренных любимыми женщинами. Последнее предприятие, какая-то дикая биллиардная на улице Рылеева, презент одной прославленной актрисы советских еще времен (Макар ласково называл ее «моя тетя Валя»), продержалась на плаву удивительно долго и сгинула в тартарары только пару месяцев назад.
– Короче, все равно все они хотят только одного…
Он ждет от меня ответа, а я думаю о девайсах, всех этих хлыстах и стеках, масках и наручниках… При этом я не знаю, нравятся ли эти игры мне самому.
– Все хотят только одного, – повторяет Макар.
И он умолкает, ожидая от меня, наивного, вопроса, чего именно хотят все женщины мира, но я молчу, делая вид, что увлечен этой сраной капустой, и ему не остается ничего другого, кроме как вернуться в самое начало диалога.
– Ладно, забудь, – говорит он.
– Я уже это сделал, приятель.
– Так вот… – говорит Макар и смотрит мне в глаза с усмешкой.
Я отворачиваюсь.
– Представь, что тебе предлагается сделка, – не отстает он. – Представь, что ты живешь вон с тем толстым, – он снова кивает в угол ресторана, и мне все-таки приходится оторваться от диетпитания и посмотреть.
– С тем лысым, что ли, в сером костюме? – уточняю я.
– Ага, – кивает Макар, – короче, ты живешь с ним в его шикарном загородном доме, заботишься о нем, ведешь хозяйство…
– Судя по этому костюму, у него как раз нет ши-кар-но-го загородного дома. В лучшем случае – простой двухэтажный коттеджик.
– Да полно, неужели мало примеров по-настоящему богатых придурков, совсем не заботящихся о своей одежде. Возьми, к примеру, Степанова.
– Это верно, старый жмот одевается, как малоимущий пенсионер.
– Вот именно, – Макар важно кивает. – Сколько там у него миллионов? Он всем врет, что и шести не наберется, а я так думаю, эту сумму можно смело умножать на десять.
– Ну, оперирует-то он только единичкой. Остальные лежат себе в разных банках.
– А скорее даже надежно зарыты, где-нибудь в родной деревне.
– Какие у тебя точные данные! Что, все общаешься тихонечко с его дочуркой?
– Нет уж, увольте! – Макар выразительно вертит пальцем у виска. – Идиотка конченая. Малахольная и недоразвитая. С ней и сам таким станешь. И потом, ты рожу ее видел?
– Зато какой тесть… – тяну я мечтательно.
– Да ладно тебе, у него зимой снега не допросишься, он и дочке своей жидится. Когда я к ней подкатывал, он ей как раз первую машину купил. Знаешь, какую?
– Интересно.
– Да ни хуя интересного, Фил. Дерьмовую шкоду «Фелицию» девяносто хрен его знает какого года. И зеленого цвета к тому же. Прикинь?
– Да, – соглашаюсь я, – похоже, со Степановым каши не сваришь.
– Ладно, плевать, что там говорить, если у него даже любимый коттедж дешевым сайдингом отделан, понял? Чтобы недорого и покрасивше. Вот такая экономия. Нет, с ним каши не сваришь, сколько дочку ни окучивай. До тех пор пока старый мерзавец не сдохнет, ловить там нечего, а с учетом того, что он плотно подсел на здоровый образ жизни, это произойдет ой как не скоро.
– Степанов что, занимается хатха-йогой? – спрашиваю издевательским тоном.
– Кто его знает, чем этот мудила занимается, но сто пудов не пьет, не курит и постоянно по врачам ошивается, то иглоукалывание, то какая-то там специальная оздоровительная параша. И еще трахает своих секретарш. Молодость их лакает, старый козел.
– Вот как…
– Он их специально только за этим и нанимает. Только с таким условием – спать с ним не реже раза в неделю.
– И что, много таких дур находится?
– Целая огромная хохлятско-молдавская армия. Но это не важно, не важно, плевать на Степанова, – машет руками Макар, – ты представь, что этот в костюме богатый и ты живешь с ним, ведешь хозяйство…
– В смысле? – уточняю я. – Разве у него нет прислуги?
– Ну, есть, – раздраженно кивает Макар, – есть там шофер и кухарка, я имею в виду, ведешь хозяйство в общем понимании…
Мимо нашего столика проходит Оскар Кучера в сопровождении съемочной группы Муз ТВ. На Оскаре – белая олимпийка Fake London, а все телевизионщики сплошь в свитерах Zara, и все они, как один, курят
