— Люблю догадливых людей. Отдавай концы!
Кавасаки, тарахтя мотором, двигался к синей черточке, где небо сливалось с водой. Горячо припекало солнце. Костя сидел на сетях и с удивлением наблюдал, как остров опускается в воду. Вот осталась только сахарная голова вулкана с вечным белым облачком, будто привязанным к самой макушке; скоро и вершина вулкана скрылась, будто потонула в океане.
Михаил Петрович — ловец невысокого роста, с необыкновенно широкой грудью — вытащил из-под сетей корзину с зеленоватыми стеклянными шариками величиной с кулак и моток шпагата, подмигнул Косте и спросил:
— Приходилось этим делом заниматься?
— Нет еще! Но маты я вязал...
— Ну, тогда другое дело. Подвигайся смелей, давай на быстроту! — Он взял шар, конец шпагата, и его толстые короткие пальцы играючи забегали, завертели шарик, одевая его в серый плотный чехол.
Одновременно с ним взялся за работу Троня. И Костя долго не мог понять, кто же из них работает быстрее.
— Почин дороже денег! — наконец радостно воскликнул Михаил Петрович, любуясь наплавом и окидывая всех торжествующим взглядом.
Второй ловец пожал плечами.
— Ты, Михаил, как автомат. Прямо машина! — Зевнув, он развалился на сетях и, закрыв глаза, добавил: — Мне вот не дала природа такого таланта.
— Зато, Роман, она тебе лени прибавила на целую бригаду! — Михаил Петрович залился дребезжащим смешком.
Роман молчал, посапывая носом.
— Устал. Всю ночь сегодня дневалил, — уже другим тоном сказал Михаил Петрович, кинув заботливый взгляд на спящего товарища.
Троня тоже закончил первый наплав и молниеносно схватил новый стеклянный шарик, ревниво следя за быстрыми пальцами своего соперника.
Костя долго не мог совладать с необыкновенно скользким стеклом. Наконец с замирающим сердцем он держал за конец веревочки серый шарик.
— Продукция что надо! — услышал Костя голос старшины.
Михаил Петрович сказал:
— Пойдет дело! Только туже петли затягивай.
— А вы думали! — радостно воскликнул Троня, будто похвалили его, а не Костю.
За работой незаметно летело время.
Кузьма Ефимович неожиданно крикнул:
— Кончай дамское рукоделие!
Костя с удивлением осмотрелся, вокруг не было ни островка, ни рифа, по которым можно было бы определить место.
— Как он узнал, что здесь крабовая отмель? — спросил Костя у Трони.
— Видишь, волна выше пошла? На мелком месте всегда волна растет. Сейчас наши сети будут ставить, и мы с тобой порыбачим. — Троня вытащил из кармана две закидушки. — Тут бычков уйма! На пустой крючок берут!
Действительно, бычки хорошо клевали, только не на пустой крючок, а на кусочки камбалы, которую Троня предусмотрительно захватил с собой. Пока команда ставила сети, они наловили десятка два жирных бычков, вычистили их и принялись жарить, каждую секунду рискуя свалиться за борт вместе с примусом и сковородой. Дружной работе мальчиков помешала проказливая волна.
Кузьма Ефимович достал из-под брезента ковригу белого хлеба и, прижав ее к груди, стал разрезать на большие ломти острым как бритва ножом.
— Не томи! Давай какая есть! — сказал Михаил Петрович, жадно вдыхая запах жареной рыбы.
На корме присвистнул и затих примус. На узком борту показался Троня. Он нес сковороду, полную золотистых бычков. Лицо Трони, перепачканное сажей и маслом, сияло. Волна круто наклонила суденышко. Троня замер, балансируя на одной, ноге. Костя привстал. Ему хотелось помочь Троне, поддержать его.
— Сиди! — остановил его Роман.
Волна прошла, палуба выровнялась, и кок, пробежав по борту, поставил сковороду на палубу, вытер лицо и ладони ветошью, сел.
Костя изумился: все отнеслись к необыкновенной ловкости Трони, как к самому заурядному явлению. Руки потянулись к рыбе. Костя тоже взял целого бычка и с наслаждением стал есть нежное, сочное мясо и необыкновенно вкусный хлеб.
Ели молча, деловито, не спеша, как и работали. Костя старался подражать этим удивительным людям. Съел бычка, медленно потянулся за вторым, чувствуя себя таким же суровым и мужественным человеком.
Сковорода пустела. Михаил Петрович бросил за борт скелет бычка и сказал сонным голосом:
— Чайку бы...
— Сейчас поставлю, — ответил Троня.
— Нет! Чай вскипячу я, — решительно возразил Костя и пошел на корму.
— Давай кипяти, — согласился Троня, старательно выскабливая ложкой сковороду.
— Смотри чайник не утопи, — предупредил старшина.
Михаил Петрович залился смехом. Он смеялся долго, до слез, наконец вымолвил:
— Доставать-то со дна как будем без Тронькиной водолазной снасти? Нырять придется! А?
Троня пожал плечами.
— За чайник не беспокойтесь, достанем и так. А вот без аквалангов вам все равно не обойтись.
— Как так? — спросил Михаил Петрович, подмигивая Роману, старшине и мотористу.
— Очень просто. Как теперь не обойтись нам без мотора. Я читал про старых моряков-парусников. Они были против машин. Даже Наполеон в пароход не верил. Отсталые вы люди!
— Мы отсталые?! Роман, слышишь?
Ловцы захохотали. Старшина сказал с улыбкой:
— Ну что гогочете? Может, и правда скоро лов будем вести по-другому. Сеть-то — древняя штука.
Троня обрадовался поддержке старшины.
— Сетями еще в каменном веке ловили.
Михаил Петрович раскрыл рот, изображая удивление, и спросил, давясь от смеха:
— Капроновыми?
Троня сверкнул глазами, хотел было возразить, но в это время с кормы послышался Костин испуганный голос:
— Волна!
Оборвался смех. Головы повернулись, ища опасность, и замерли. С востока, сминая мертвую зыбь, прямо на кавасаки мчался гигантский вал.
— Ой!.. — простонал моторист и закрыл глаза.
Лицо Михаила Петровича подернулось серым налетом, он часто задышал, глядя на старшину.
Роман сказал:
— Ну, держись, ребята!..
Кузьма Ефимович вскочил. Он осмотрел суденышко, глянул на товарищей, молниеносно решая, что можно сделать в эту страшную минуту.
— Поднять якорь! — сказал Роман и бросился на нос.
— Не успеем, — остановил старшина и крикнул: — Встать! Носы не вешать! Держись за что можно, пока поднимет, потом ныряй подальше от борта. Трофим, Костя, не бойтесь! Это... — старшина не договорил.
Волна стеной поднялась перед глазами. Кавасаки будто на крыльях взмыл вверх и перелетел бы и через эту волну, если бы не якорь. Лапы якоря крепко вцепились в расщелину на дне отмели. Кавасаки зарылся носом в воду. Вода лавиной хлынула на палубу. Кавасаки вздрогнул. Хрустнула якорная цепь. Суденышко встряхнулось, как утка, и, сильно накренившись, стало боком взбираться по крутому склону волны.
