Сказано это было скорее одобрительно.
Вернулись взрослые, и Леночка снова заговорила про опыты. А Борису с Глебом хотелось произвести только один опыт – с участием Леночки, и потому самое слово «опыт' в ее устах звучало для них как намек.
После чая Леночка сразу заторопилась, чмокнула братьев в щеки, а когда те полезли было с ответными поцелуями, засмеялась и ускользнула. Им же ее не схватить, пока сама не захочет.
Исчез и Иван Павлович, не стал докучать своим присутствием.
– Вот и праздник прошел, – сказала мама. – Проходят, и не заметишь. И никакое Пал-Пал принес не вино. Даже и не почувствовала.
И мама стала напевать: «лишь один не спит, пьет шампанское». Очень давно она не пела.
– Чего ты, Мышка, какой он тебе «Пал-Пал»?! – грубо оборвал Борис.
– Пал-Пал – не попал, – откликнулся Глеб.
– Не попал, – засмеялась мама. – Очень нужен!.. – А сейчас бы хорошо – шампань. У нас в салоне говорили «шампунь». Ваш папа сначала не понимал.
– А давай сейчас купим шампуня! Сходим вместе, Мышка! И будем сами праздновать!
Борису показалось, что его никогда еще не осеняла такая великолепная мысль.
– Прибежала Мышка, Мышка-коротышка, – мурлыкал Глеб.
– Ложитесь, мальчики, ложитесь. Мы и так сами лучше всех празднуем. Ложитесь, – шепнула мама, – я в пирог особенной травки положила, чтобы вам что-нибудь приснилось.
С общего согласия близнецы улеглись на спины. И сразу замолчали в ожидании чудесного сна.
Дверь тихо открылась и мама вошла к ним в комнату. Когда-то давно она всегда заходила поцеловать их перед сном, но потом перестала, сказала: «Хватит, вы уже взрослые». И вот – вошла.
Неслышно, как мышка, она подошла и молча погладила по головам. Оба замерли под ее рукой.
– Бедные вы, бедные, – прошептала она наконец. – Взрослые уже. Взрослые мужчины, да? А живем тут как в монастыре.
Она гладила их по головам, потом ее маленькие ладошки спустились ниже – на шеи, на плечи.
– Кто же вас выберет, кто пожалеет? Какая девушка?
Мама гладила их по плечам, по груди. Они боялись пошевелиться.
– Я во всем виновата, что родила вас такими. Я. Я и одна помочь вам могу. Кто же кроме мамы вас полюбит? Кроме мамы и помочь вам некому.
Из окна в комнату вливался слабый свет. И близнецы, не отрываясь, смотрели, как мама встает, медленно расстегивает халат – а под халатом она оказалась как Венера из эрмитажного альбома.
– Я ведь тоже не старая, мальчики мои. Может, понравлюсь вам.
По радио часто передают арию, которую поет сладкий тенор: «И вот она без покрывала вдруг предстала предо мной».
Но никогда Борис и Глеб не смели думать, что счастье, доступное оперному красавцу, достанется и им.
Но мама медлила.
Не мама – мышка. Женщина, прекрасная как на картине – и маленькая родная Мышка.
Она стояла со стороны Глеба. И Борис видел, как поднялась сильная правая рука брата и потянулась к Мышке. Маленькая Белая Мышка вздрогнула от прикосновения, вытянулась и сразу наклонилась, шепча:
– Мальчики мои... кто же... какая другая...
Она гладила обоих, но больше доставалось Глебу, который был ближе.
Глеб вскочил бы, чтобы обнять женщину и повалить на тахту, если бы не висел на нем гирей брат. А так оставалось принимать ласки и ждать, что быстрая Белая Мышка что-нибудь сделает сама.
А Борису сделалось страшно. Это был не сладостный страх, пережитый недавно с Леночкой, а страх панический, позорный. Тогда с Леночкой была игра, он не мог идти до конца и Леночка не ждала от него этого – и потому можно было играть роль настойчивого и страстного мужчины. А сейчас не игра, сейчас не притворишься, сейчас надо доказать свое мужество на деле... Но вдруг не получится?! Вдруг он опозорится?! Постыдный страх нарастал, захотелось в уборную, немедленно в уборную! Единственное желание, единственная страсть.
– Идем скорей, – хрипло сказал он. – Дупелиться. Не могу.
– Ты чего?
– Идем, говорю, скорей! Дупель-шесть!
Борис дернулся, чтобы привстать, таща за собой Глеба.
Почти всегда подобные позывы возникают у них в резонанс, но сейчас Глеб был весь захвачен непривычными ласками и резонанс разладился.
– Лежи ты!
– Идем! Скорей!
– Ну что вы, мальчики, идите, – шепнула Белая Мышка. – Я же никуда не денусь. Подожду.
Как были, голые, они заковыляли в уборную. Глеб слегка ворчал, но скоро ощутил, что цель похода близка и ему. Но при этом первым бздуном показал себя Борька – даже и удачно получилось.
Борис же едва успел донести свой груз до цели. Но все-таки – успел. И пережил облегчение, как громадное наслаждение, почти равное предстоящему.
– Я тоже, – пришлось признаться Глебу.
И Борис с удовольствием расслышал, что брат выдал примерно такую же порцию – а притворялся, что не хочет!..
Отдупелившись, они весело пришагали назад.
Мышка лежала, натянув одеяло на самый нос.
– Все в порядке? – спросила она обыденно.
И вопросом этим сделалась еще ближе и родней: значит, между ними нет стыда, ничего не нужно скрывать, стесняться – как не стесняются друг друга поневоле Борис с Глебом.
Страх у Бориса прошел совершенно: как получится, так и получится. Перед ним была ждущая женщина – но и мама, родная Белая Мышка, которая все поймет и не станет презирать его за то, что в первый раз может получиться не так уж здорово.
– Животом – хрипло сказал Глеб.
Скомандовал.
А какое право он имеет – командовать?!
– На спину, – ответил Борис.
Они видели ночью фильм по телеку, и там мужчина лежал на спине. Можно и так, значит.
Если бы лечь животом, Мышка оказалась бы со стороны Глеба – и значит, он надвинулся бы на нее первым. А если на спине, выберет она. Кого она выберет?
– Животом давай! – повторил Глеб.
– Не ссорьтесь, мальчики, не ссорьтесь. Все будет хорошо. Ложитесь на спинки, очень хорошо.
У них-то, раскормленных, «спинки»!
Маму они слушаются, и Глеб больше не спорил. Дружно спиной вперед близнецы вползли на тахту. И Мышка оказалась со стороны Бориса.
Он потянулся к ней, в первый раз робко погладил такую белую, такую нежную кожу. Мышка выпрямилась, стоя на коленях. И руки, и щупальца приподнялись к ней навстречу. А ее ласкающие ладони спускались от головы, от шеи – ниже... ниже...
Глеб попытался приподняться правым боком вслед за своей рукой, но большего он сделать не мог, прикованный к Борькиной туше.
А Борис – Борис еще был не совсем готов, и Мышка это увидела, ощутила. Она поцеловала Бориса и, стоя на коленях, перешагнула к Глебу.
Вот она – столько лет запретная зона! И наконец Глеб оказался в ней законно. Зона ждала его, устроена для него... Все чувства сосредоточились в одной точке, как в боеголовке стартующей ракеты.
Дерганья Глеба напрягали и Бориса. Теперь и он был готов, совершенно готов.
Глебу казалось, он несется в каком-то неведомом пространстве, ускоряется – и головка взорвалась
