закричал:
– А ну, живо убирайтесь отсюда! Вы думаете, я так и оставлю эту вашу выходку? Нет! Плохо же вы знаете старого Баба. Богам я пожалуюсь, а не учителю, а твое вино, юнец, принесу в жертву с мольбой, чтобы они простили вам ваши грехи!
ГЛАВА ВТОРАЯ
Храм, во внешнем дворе которого Паакер ожидал возвращения жреца, ушедшего за врачами, назывался «Дом Сети» [15] и был одним из самых больших храмов Города Мертвых. Он уступал в величии лишь великолепному храму, построенному еще во времена прошлой династии, свергнутой дедом царствующего фараона. Заложен он был Тутмосом III, а Аменхотеп III украсил его грандиозными колоссами. [16] Дом Сети занимал первое место среди святынь некрополя. Поэтому Рамсес I приступил к его восстановлению вскоре после того, как ему удалось силой завладеть египетским троном, а его сын – великий Сети – завершил эти работы. Храм был посвящен культу душ усопших фараонов новой династии и служил местом торжественных празднеств в честь богов подземного царства На украшение храма, содержание жрецов и научных заведений расходовались каждый год огромные суммы. Эти научные заведения не должны были уступать древнейшим очагам мудрости жрецов в Гелиополе и Мемфисе, более того, они были устроены по их образцу и призваны возвысить Фивы – эту новую столицу фараонов в Верхнем Египте – над главными учеными центрами Нижнего Египта.
Среди научных заведений Дома Сети особой славой пользовались школы [17], и прежде всего высшая школа, где жрецы, врачи, судьи, математики, астрономы, филологи и другие ученые не только могли приобрести знания, но, достигнув высшей образовательной ступени и получив звание писца, находили постоянное пристанище. Живя здесь на всем готовом за счет фараона, избавленные от житейских забот, постоянно общаясь с другими учеными, они имели возможность целиком отдаться научным исследованиям и наблюдениям.
К услугам ученых была богатая библиотека, где хранились тысячи рукописных свитков, а рядом находилась мастерская по изготовлению папируса. Некоторым из ученых было вверено воспитание младших школьников, учившихся в начальных школах, которые тоже находились в ведении Дома Сети. Доступ в эти школы был открыт сыновьям всех свободных граждан. Здесь жили сотни учеников. Правда, родители должны были либо платить за их содержание, либо присылать в школу еду для своих детей.
В отдельном доме помещался пансион храма, где жрецы за большие деньги воспитывали сыновей из самых знатных семейств. Сам Сети I, основавший этот пансион, отдал сюда на воспитание своих сыновей и даже наследника – Рамсеса II.
Учеников в начальных школах было множество, и палка в их воспитании играла такую видную роль, что один из учителей как-то изрек: «Уши ученика находятся на спине, ибо когда его бьют, он лучше слышит».
Юноши, пожелавшие перейти из начальной школы в высшую, должны были сдавать специальный экзамен. Выдержав такой экзамен, юноша имел право выбрать себе наставника из числа известных ученых, который руководил его научными занятиями и которому он был предан до конца своей жизни. Сдав второй экзамен, он получал степень «писца» и право занять общественную должность.
Наряду с этими школами для будущих ученых существовали также заведения, где учились юноши, пожелавшие посвятить себя архитектуре, ваянию и живописи. И здесь каждый ученик тоже выбирал себе наставника.
Все учителя принадлежали к касте жрецов храма Сети, насчитывавшей свыше 800 членов и разделенной на пять классов во главе с тремя так называемыми пророками.
Первым пророком был верховный жрец храма Сети, одновременно являвшийся главой нескольких тысяч низших и высших служителей божества, населявших Город Мертвых в Фивах.
Главное здание храма Сети было сложено из массивных известняковых плит. Длинная аллея сфинксов тянулась от самого берега Нила до окружавшей храм стены и заканчивалась первым широким пилоном, который служил входом в большой двор, окаймленный с обеих сторон колоннадой, а дальше виднелись вторые ворота. Пройдя через эти ворота между двумя башнями в форме усеченных пирамид, можно было попасть во внутренний двор, несколько напоминавший первый, окруженный стройной колоннадой, которая была уже частью главного здания храма.
В этот поздний час храм был лишь слабо освещен несколькими фонарями.
Позади храма виднелись высокие постройки из простого нильского кирпича. Но, несмотря на этот дешевый строительный материал, вид у них был очень красивый и нарядный, так как стены были покрыты слоем штукатурки и расписаны яркими узорами вперемежку с иероглифическими надписями.
Внутреннее устройство у всех домов было одинаковое. Посередине каждого дома помещался открытый двор, куда выходили двери комнат жрецов и ученых; по обеим сторонам двора тянулись крытые деревянные галереи, а в центре был бассейн, украшенный декоративными растениями. Комнаты учеников помещались наверху, занятия же обычно проводились прямо в мощеных дворах, застланных циновками.
В сотне шагов позади храма Сети находилось обиталище пророков, стоявшее между зеленой рощей и прозрачным озером, считавшимся священным. Дом этот отличался от всех прочих красотой отделки и был украшен яркими развевающимися флагами. Однако это была лишь временная резиденция пророков, куда они приезжали только на время служения, а дворцы, где они жили со своими женами и детьми, находились в самих Фивах, на другом берегу Нила.
Поздних гостей не могли, конечно, не заметить и ученые. В их домах тоже царило необычное для этого часа оживление, походившее на суматоху в потревоженном муравейнике. Возбуждение охватило не только учеников, но и учителей и жрецов. Целыми группами подходили они к стенам храма, задавали различные вопросы, высказывали всяческие догадки. Кто-то говорил, будто получено известие от фараона о том, что на царевну Бент-Анат напали колхиты. А какой-то шутник из вырвавшихся на волю учеников убеждал своих слушателей, будто лазутчик фараона Паакер силой доставлен в храм, чтобы его здесь научили получше писать. И вот бывший питомец Дома Сети вновь стал объектом насмешек, потому что даже среди младшего поколения учеников еще ходили забавные истории о погрешностях слога, которыми он прославился в школе. А потому новость эта была встречена с шумным одобрением, несмотря на всю ее нелепость. Все прекрасно знали, что Паакер занимал высокий пост в армии. Однако когда один молодой, но серьезный и суровый жрец подтвердил, что он действительно видел во дворе храма лазутчика фараона, слова ученика вновь показались всем вполне вероятными.
Оживленная беготня, смех и крики учеников в столь поздний час не укрылись от верховного жреца.
Амени, сын Небкета, отпрыск древнего и знатного рода, отнюдь не был простым священнослужителем. Власть его распространялась далеко за пределы круга жрецов, мудро и твердо руководимых им в храме. Жреческие общины по всей стране признавали его главенство, обращались к нему за советом и никогда не осмеливались нарушить религиозные предписания, исходившие из Дома Сети, а следовательно, от самого Амени.
В нем видели воплощение священного промысла, и если он предъявлял общинам тяжкие, а подчас и странные требования, то им подчинялись беспрекословно, ибо все знали по опыту, что, указывая самые запутанные и сложные пути, он неизменно преследовал одну и ту же цель: укрепить мощь и могущество всей касты жрецов. Сам фараон высоко ценил этого выдающегося человека и не раз пытался привлечь его ко двору, обещая ему пост хранителя печати. Однако никто и ничто не могло заставить Амени покинуть свою, казалось бы, скромную должность. Он с презрением относился к внешнему блеску и пышным титулам. По временам он даже осмеливался оказывать решительное сопротивление приказам из «Великого Дома», и не собирался менять свою беспредельную власть над духами на ограниченную власть в мирских делах, состоя на службе у своенравного и трудно поддающегося чужому влиянию гордого фараона. Все это казалось ему слишком мелким.
Отличаясь необычайным постоянством в привычках, он очень странно устроил свою жизнь. Восемь дней из десяти он проводил в своем храме, а два дня уделял семье, жившей на другом берегу Нила. Однако он никогда и никому, даже своим родным, не сообщал, какие именно из десяти дней он намерен посвятить отдыху. Он довольствовался четырьмя часами сна, причем спал обычно днем, в комнате, куда не проникал шум, с плотно завешенными окнами. Ночью он никогда не спал, так как считал, что прохлада и тишина
