— Материалы Сида и Максима введены полностью.
— Остальные надо тоже… Скорее! Эдди… Данные, которые собрал Эдди… Это главное… Почему ты не начал с них?.. Неужели не понимаешь?
Гилл понимал. Понимал и признавал — Норман прав. Прав, как всегда. Материалы, собранные Эдди, несомненно, составляли важнейшую часть, смысл и стержень всей работы, проделанной экспедицией.
— Все, до последней мелочи… сохранить! — Гнев, обуяв Нормана, придал ему сил. — Неважно, понимаешь ли ты это… Сделай! Слышишь… Что, не хватает воображения?
Гилл не ответил. Воображение… Разве не Норман всегда стремился подавить воображение холодными фактами, называл пустым фантазером? И вот теперь… Непонятно.
— Ты отнесешь меня в мою кабину, — с трудом продолжил Норман. Уйдешь и сам. Мы все радиоактивны… Повредим Мозгу… Нельзя… Лифт тоже… Опусти его вниз, сейчас же…
Гилл нажал кнопку на пульте.
— Опустил.
— Ты опытный врач, биолог… И еще кибернетик… Как ты мог не подумать об этом? — Норман задыхался от бешенства.
«Да, я врач, а передо мной умирающий, — думал Гилл. — Нет, не я и Норман, а умирающий и врач. И я помню об этом, я сильнее его».
— Проверь кондицию… Состав воздуха… — Шепот Нормана становился все тише, несмотря на крайние усилия. — Вентиляцию выключи… Чтобы ни одной радиоактивной пылинки… и не забудь… Ты не можешь умереть… Не должен… Пока все данные… Уйдешь вниз… потом… после…
Губы Нормана продолжали беззвучно шевелиться, но понять его стало уже невозможно.
Материалы, накопленные Эдди, было не так-то легко собрать. Через две недели после того, как «Галатея» опустилась на эту планету, Эдди наткнулся на первый человеческий скелет, а еще два дня спустя великодушно уступил его Гиллу, ибо встретился наконец с живым человекообразным обитателем открытого ими мира. Начиная с этой минуты, для антрополога Эдди существовало только два состояния души: вдохновение и отчаяние. Туземцы оказались существами боязливыми и недоверчивыми. Эдди гонялся за ними, не разбирая дороги, таща на собственной шее портативный консоциатор, но даже упрощенная модель весила более десяти килограммов, а Гилл бежал рядом, охраняя одержимого антрополога от всяческих бед. После долгой и изнурительной погони им все же удалось загнать в угол какого-то ущелья троих. Те дрожали от страха, но, когда Эдди, демонстрируя благожелательность, с улыбкой подошел, замахнулись на него дубинками. Тогда Гилл, не медля ни секунды, уложил их на землю, усыпив лучом своего инфрапистолета, а Эдди, урча от возбуждения, тут же надвинул на череп одного из троицы, казавшегося на вид постарше, полусферу своего консоциатора. Однако если бы предусмотрительный Гилл не настоял на том, чтобы связать повергнутого в полусонное состояние аборигена по рукам и ногам, тот, очнувшись от непродолжительного шока, непременно размозжил бы Эдди голову своей дубиной, — в неуклюжем теле таилась огромная физическая сила. Оставшимся двоим Гилл накинул на шеи веревку и, пользуясь тем заторможенным состоянием психики, в которое повергает всякое живое существо направленный луч инфразвукового пистолета, отвел их подальше от места эксперимента в родные джунгли. Для совершения такой операции требовались немалое искусство, ловкость и опыт, поскольку инфразвуковой луч действует только на определенные точки мозга. Стоит лишь немного усилить или ослабить интенсивность луча или отвести его в сторону, как объект либо рухнет на землю в глубоком забытьи, либо выйдет из-под воздействия инфразвука, и тогда горе неумелому! Прежде чем расстаться с косматыми, Гилл чуть-чуть усилил луч, и те оба повалились на траву. Через полчаса, когда они придут в себя, у них не останется никаких воспоминаний о случившемся.
Эдди между тем стоял на коленях перед распростертым телом, по самые уши надвинув себе на голову вторую полусферу консоциатора и включив его на прием. Старый инопланетянин, напрягая мышцы, отчаянно бился в своих путах.
— Ничего, Гилл, ничего! Никаких проблесков разума. Только страх и желание бежать, искать спасения…
— Ну а слова, понятия?
— Попадаются, но вне всякой логической связи. В таком возбуждении…
— Дай сюда! Может быть, мне повезет больше.
Гилл напялил на себя шлем, и тотчас передалось всеподавляющее чувство животного страха. Беги, бега, спасайся! — вопила в нем каждая клеточка тела, все внутри и все вокруг. Мышцы напряглись, словно для прыжка. Эдди смотрел с тревогой.
— Надо изменить диффузорное соотношение, сейчас отрегулируем. Хорошо еще, Эдди, что ты не кинулся бежать куда глаза глядят!
Впрочем, Гиллу тоже не удалось достигнуть более внятного результата. Он различал в мутном потоке инстинктов, скорее ощущал, чем понимал, отдельные слова-понятия: дерево, кустарник, жевать, бежать… Но самого главного, связи их между собой, и что еще важнее, стремления к контакту, обнаружить не удалось. Ни в этот раз, ни позднее. Эдди пришлось отказаться от прямых контактов и действовать с помощью скрытых камер и микрофонов. Собрав кучу записей, он в течение нескольких месяцев без устали трудился над составлением словаря. Однако опробовать его не представлялось никакой возможности косматые, в результате настойчивых экскурсий Эдди, все дальше держались от «Галатеи», избегая встреч с дотошным антропологом. Эдди решил использовать вертолет, но шум мотора летучей диковины внушал аборигенам еще больший ужас. Тогда он перебрался на воздушный шар, наполненный гелием. Астронавты с тревогой наблюдали, как меняющийся ветер над джунглями швырял беспомощный шарик взад и вперед. Правда, выдумка Эдди позволила ему передвигаться бесшумно, но вид повисшего на стропах антрополога, похожего издали на паука, заставлял их невольно содрогаться. Отговаривать Эдди от этого занятия было, разумеется, бесполезно. Ведь именно этому пузырю с газом он был обязан тем, что в двухстах с лишним километрах к западу от «Галатеи» обнаружил большую группу, точнее, целое племя местных жителей, находившихся на более высокой ступени развития, нежели те первые человекообразные аборигены. Установить с ними контакт, к сожалению, тоже не удалось, но Эдди отснял уйму пленки, совал микрофоны чуть ли не в каждую расселину скал вокруг стойбища племени, составил новые списки слов и выражений. Кинопленки, фотонегативы, звуковые записи, просто бумаги и карточки со словами постепенно загромоздили его личную каюту, киностудию, фонотеку и, наконец, хранилище микрофильмов, дверь которого, из уважения к стародавней традиции и тем временам, когда люди еще читали книги, почитая их главным носителем информации, украшала табличка с надписью: «БИБЛИОТЕКА».
Гилл пожал плечами. Рассортировать этакую груду материалов невозможно. Надо, пожалуй, в самом начале сразу же о том предупредить. Впрочем, и это излишне: пусть сами тогда поймут, что эта задача оставлена для них. Гилл не испытывал ни малейшей симпатии к тем, кто некогда высадится на эту планету. Они будут живыми, а он мертвым; и его череп, если найдется, будет скалиться на них с неумолимой ненавистью ушедших. Ему казалось, что видит наяву, как новоприбывшие с опаской пробираются по переходам и лестницам «Галатеи», обводят настороженным взглядом стены, приборы, пульты, а в глубине глаз светится затаенное даже от самих себя торжество — ведь им повезло больше, чем тем, погибшим.
Однако нужно взять фильмы. Осторожно сложив башню из коробок с пленкой, Гилл перенес ее в командирский отсек. Установил на пульте нормальную скорость, включил кнопку перезаписи. Только так можно определить качество съемки, брак никому не нужен.
Одна из катушек запечатлела последние кадры, сделанные Эдди. С нее он начал. На экране возникло стойбище «более развитых». Колоссальная скала, косо нависшая над вытоптанной площадкой, к бездонному небу поднимается тонкая струйка дыма от костра. Огонь, зажженный рукой человека, обложен камнями, защищающими от ветра, вокруг очага на корточках — женщины. Лишь длинные, до пояса волосы да подобие каких-то передников прикрывают их наготу. На краю площадки, в начале пологого склона, резвятся и прыгают дети, мужчины расположились поодаль, в ленивых позах возлежа под сенью деревьев на опушке рощицы. «Полная идиллия, — отметил про себя Гилл. — Хорошо, что экран не передает запахов. Впрочем, то, что для меня вонь, для них неосознанное средство защиты. Тлеющие на костре кости, полусгнившие шкуры действительно испускают зловоние, но для обоняния хищных зверей, рыскающих вокруг, оно ассоциируется со смертоносным пламенем, с огненными стрелами, с искрами, прожигающими шкуру до мяса. Сорок тысяч лет назад наши предки пахли ничуть не лучше, а наши прапраматери были столь же далеки от
