форменку. Пока он стаскивал ее одной рукой (другая держала винтовку), форменка занялась огнем и опалила ему волосы. Тимчук бросился на помощь Гаврюшину. Преследуемые огнем по пятам, с обожженными лицами и руками, они кинулись с разбегу в воду. Спустя минуту пожар овладел всем берегом Шатухи.

Все трое погрузились в реку по самые плечи, но дым настигал их и тут, душил, ел глаза. Держа оружие над головой, скользя и оступаясь на неровном дне, Синицын, Тимчук и Гаврюшин спешили вниз по течению (это была теперь единственная дорога к океану), стараясь держаться на равном удалении от обоих объятых пожаром берегов.

Всходило солнце, наступило утро, но черная стена дыма, прорезаемая, как молниями, языками пламени, скрывала солнце возвращала ночь. Красный отсвет ложился на воду, на камыши, на песчаную косу, вспыхивал в брызгах морского прибоя, воздух сделался горячим, сухим и струился, как из печи.

Всем троим не давала покоя мысль: не случилось ли беды бухте? Сейчас — утро; значит, поджог был совершен ночью, когда все спали… Если часовые не успели вовремя поднять тревогу… Синицын стиснул зубы.

Шагая по пояс в воде, они приблизились к левой протоке, где река мелела, как вдруг Гаврюшин вскрикнул. Из камышей, которыми густо заросла протока, показался человек в коричневой китайской кофте. Он шел чуть пригнувшись, держа в руке большой бидон. Что было в нем: керосин, бензин? Так вот за кем охотились они столько времени! А где остальные?

Человек в кофте поднял голову. В смешанном свете утра и начинающих гореть камышей Синицын разглядел его лицо. Это… это был Пак-Яков.

Все походило на галлюцинацию. Синицын закрывал и открывал глаза, но человек, который был убит, чье обезглавленное тело он сам видел, продолжал двигаться в камышах.

ПО ТУ СТОРОНУ

Неудачи преследовали Илью Дергачева.

После случая с моряком Ху Чи переменился к нему, сделался недоверчивым, придирчивым. Смерть моряка, по всем расчетам, должна была выглядеть несчастным случаем и не вызывать подозрений. Тем не менее за фанзой на Черной сопке начали следить — ею нельзя было больше пользоваться, и даже был обнаружен тайничок под фанзой с выходом на тропу.

День ото дня Ху Чи становился подозрительнее и злее. Это он приказал сбросить упорствующего моряка в море, а теперь винил в этом Илью. Все теперь не нравилось Ху Чи. Взять, например, затею со змеями или с камнями, которые скатывали на тропу, чтобы помешать морякам следить за фанзой. Затею со змеями в расщелине скалы одобрили оба: Ху Чи и его помощник (Илья прозвал его Желтоглазым), а камни сбрасывал не Илья, а Желтоглазый, но теперь оба говорили, что все это было пустой тратой времени: Илье бы только нажраться да на боку лежать. Их было двое, Илья — один, ему приходилось молчать.

Ху Чи твердил, что за ними следят. Возможно, это было верно, но верно было и то, что сам Ху Чи следил за Ильей и Желтоглазому приказал. Илья не мог шагу ступить один.

Вдвоем с Желтоглазым они продолжали наблюдать за бухтой, где строились военные укрепления. Опасаясь пользоваться фанзой на Черной сопке, они пробирались к бухте с северной стороны и там, хоронясь в буреломе, проводили дни и ночи, не разводя огня и питаясь впроголодь.

Желтоглазого это не трогало. Он мог по целым дням сидеть на корточках, сосать свою длинную трубку и смотреть из укрытия на то, что делается в бухте. Наверно, он получал за это немалые деньги. А Илья ничего не получал, кроме угроз и попреков. Из Харбина, от Ивана Семеновича, тоже не было известий, а если и были, Ху Чи их скрывал.

Опять Илью томили злоба и страх.

Буря настигла его и Желтоглазого в то время, когда они возвращались к Песчаному Броду. Они поднялись на прибрежный гребень — и, неожиданно для Ильи, увидели на противоположном берегу отряд моряков.

«Этого еще не хватало! Может, верно говорит Ху Чи: за ними охотятся?» Илья посмотрел на Желтоглазого, но тот не проявлял особого беспокойства, хотя моряки (то был отряд Евтушенко) направлялись прямо к фанзе. Очевидно, Ху Чи отсутствовал.

Илья хотел убраться подальше, тем более что и буря шла нешуточная. Но Желтоглазый твердил одно: «Ху Чи велел быть здесь, и надо быть здесь!»

Между тем хлынул дождь — не дождь, а потоп. Потоки воды низвергались с крутого гребня, грозя унести обоих. Не слушая, Желтоглазый полз за ним, что-то сердито бормоча. Когда они обходили поток, подмытое дерево рухнуло и придавило Желтоглазому ноги. Высвободить его Илье было не под силу. Он и не очень старался. Он отыскал местечко посуше и там переждал непогоду.

К утру буря стихла. Илья решил проведать Желтоглазого. Его тело под тяжестью дерева глубоко ушло в размокшую землю. Виднелись лишь голова и плечи. Лицо Желтоглазого сделалось черным, как эта земля. Илья испугался и побежал за Ху Чи.

Они долго возились, пока не освободили Желтоглазого и не отнесли его в фанзу. Ху Чи поил его настоем из трав, делал припарки из горячей глины, но это плохо помогало. Желтоглазый лежал с багрово- синим лицом, выкатив побелевшие глаза. «Не жилец»,— подумал Илья.

Так прошел день. Ранним утром Ху Чи разбудил Илью и велел сходить за продуктами. Илья повеселел. Он давно хотел узнать, где прячет Ху Чи продовольствие, потому что кормили его впроголодь. Он отвернулся, чтобы тот не заметил его радости. Но Ху Чи, казалось, забыл о нем. Лицо его было неподвижно, тонкие губы плотно сжаты, глаза в припухших веках странно светились. Илья поторопился уйти.

Следуя указаниям Ху Чи, он отыскал место, где были спрятаны запасы, ссыпал в мешок чумизной муки, картошки, добавил немного табаку — «маньчжурки», по которому соскучился, и пошел обратно напрямик, чтобы сократить расстояние. Дорогу ему преградил ручей. Илья опустил свою ношу, нагнулся напиться — и обомлел. На дне ручья сквозь неглубокую прозрачную воду блестели желтые крупинки.

Золото! Илья был старый уссуриец. Немало старательского золота прошло когда-то через его руки, немало наслышался он рассказов о счастливых находках.

Илья воровато оглянулся, словно за ним могли и здесь подсматривать, и как был, в штанах, башмаках, полез в воду. Крупинки золота попадались часто. Видимо, их нанесло сюда течением. Они застревали среди галечника, в прибрежном песке, в корнях коряги, лежавшей поперек ручья и гнившей бог знает сколько лет.

— Нашел… нашел… Теперь сам себе хозяин…— бормотал Илья, прижимая к мокрой груди найденные сокровища.

От жадности и нетерпения собрать все сразу он замутил воду и уже ничего не мог ни достать, ни даже видеть.

Наконец он немного пришел в себя от внезапно свалившейся на него удачи и сообразил, что за один раз всего не переделаешь. Хорошо еще, что ненадолго задержался. Не дай бог, если Хучишка пронюхает!

Илья отметил зарубкой место находки и заторопился к Песчаному Броду.

В темной, затвердевшей от грязи и пота кофте, подаренной ему Ху Чи, в стоптанных, еще не просохших башмаках Илья вошел в фанзу и, стараясь не обращать на себя внимания, принялся возиться возле очага. Ху Чи по-прежнему не замечал его. Он сидел перед входом в фанзу и тянул тонким голосом монотонную, жалобную песню. Вероятно, оплакивал Желтоглазого.

Желтоглазый умер. Это Илья понял с первого взгляда. Лицо его было закрыто платком, а тело неподвижно, как только бывает неподвижно тело мертвеца. Одно удивило Илью: Ху

Чи вырядил покойника в свои белые штаны и синюю рубаху, а сам облачился в его одежду. Может быть, у них такой обычай? Правда, прожив в Маньчжурии чуть ли не половину жизни, Илья еще ни разу не

Вы читаете Бухта Туманов
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату