Бриллианты требуют жертв

– Ты уж расстарайся, Гансик, – сказал техасец, посасывая сигару. Феллер ненавидел, когда его именовали Гансиком, но тут терпел – деньги и постоянный клиент. – А я уж за ценой не постою.

Главное: техасца совершенно не волновала криминальная история получаемого им товара и способ его доставки в США. Наоборот, он мог похвастаться своим приятелям, из какого музея доставлен тот или иной экспонат. И приятели хвастались тем же самым. У Ганса Феллера было много клиентов среди техасских миллионеров.

За сто лет до описываемых событий

Трое русских, наверное, были уверены, что справятся. У них имелось огнестрельное оружие, у десяти китайцев – только знание боевых искусств (о чем русские не подозревали). Хотя должны были бы. Ведь их капитан понял: перед ним не законопослушные граждане. А члены любой банды должны уметь драться. Хорошо уметь – чтобы выжить.

И китайцы могли бы выстоять, если бы… Если бы не сидели в трюме, куда их поместили русские. Хотя китайцы сами хотели покинуть порт незамеченными.

Только Ли Сунь смог улизнуть. Единственный. Пока его товарищи выпрыгивали из трюма и боролись с русскими. Те-то явно не знали, на какую высоту способен прыгнуть человек. И что человек после определенных тренировок может научиться ходить по стене. Китайцы умели.

Ли Сунь прыгнул в воду. И даже успел прихватить с палубы спасательный круг.

Хорошо, что было темно. Русские действовали ночью. Ночью в открытом море. Ли Сунь надеялся только, что они не успели очень далеко отойти от берега и его скоро подберет какое-то рыболовецкое судно. Или хоть какое-нибудь.

А потом он думал, что лучше бы умер на борту корабля. Пить! Как ему хотелось пить! Кругом была вода и под ним была вода, но пить-то ее нельзя! А сверху было солнце. Солнце, которое неумолимо палило, казалось, прожигало его насквозь. Солнце больно било по глазам, если китайцу вдруг приходило в голову поднять веки. И небо было голубое-голубое, без единого облачка. А когда не надо – то идет дождь и над тобой нависают тучи. Хотя что тут бывает, в этих широтах? И почему сейчас не сезон дождей?! Но тогда он мог бы попасть в бурю и точно не выжил бы. А так его окружал спокойный, безмятежный, бескрайний океан. Но неужели мимо не пройдет ни одно рыболовецкое судно? Или какой-нибудь торговый корабль? Еще день – и Ли Сунь умрет от жажды. Он впадет в забытье и никогда больше не очнется. И никто никогда не узнает, что сделали русские.

Нет! Он должен держаться. Должен. Обязан. Но как хочется пить… Пить!..

А потом ему показалось, что он видит удивительный сон. На него лилась вода. Живительная влага. Вода! Он пьет! Да будьте благословенны люди, спасшие его! Да будьте…

Он выжил.

* * *

Высокая женщина смотрела очередную передачу Юлии Смирновой. Она вообще часто смотрела «Криминальную хронику» и читала «Невские новости». Следовало быть в курсе происходящих в городе событий. Может, ей представится шанс, которого она давно ждет? Ждать уже надоело.

Глава 2

– Что ты обо всем этом думаешь? – спросил меня Андрей, когда мы выехали от банкира. Завтра, в субботу, на нашем телеканале нет «Криминальной хроники». Сюжет пойдет в «Новостях», а в понедельник, наверное, повторим и у меня в программе. Надеюсь, добавим что-то новенькое.

– Ох, не знаю… – произнесла я.

Я в самом деле не знала… Но обо всем по порядку.

Закончив дела в особняке банкира Глинских, опергруппа поехала домой к его двоюродному брату. Адрес был любезно предоставлен Виктором Анатольевичем. Банкира оставили в особняке одного, никаких подписок о невыезде с него не брали, не говоря уже о том, чтобы доставить в ИВС, для непосвященных – изолятор временного содержания.

Уже по пути в моей машине, как и обычно, используемой для доставления сотрудников органов к нужному месту (взамен на предоставление фактуры), начали обсуждать рассказ банкира.

– Вообще-то ему было незачем убивать модельку, – сказал один из коллег Андрея.

– А если случайно? В состоянии аффекта? Увидел ее с братцем, которого явно недолюбливает? – высказал предположение второй.

– Надо вначале взглянуть на братца, – заметил Андрей. – И навести справки про всю семейку.

Потом сотрудники органов спросили мое мнение. Я считала, что банкир, если возникнет угроза его драгоценной заднице, обязательно подключит лучших в городе адвокатов, задействует все связи (а их у него явно немерено, причем с самыми верхами) и в любом случае выйдет сухим из воды. «За недоказанностью».

– Зришь в корень, – вздохнули сотрудники органов почти хором.

Они прекрасно знали, что дела, в которых каким-то образом оказываются замешанными «лучшие люди нашего города», обычно спускаются на тормозах. И «лучшие люди», если очень не повезет, отделываются легким испугом. А иногда еще и достается простым сотрудникам, посмевшим замахнуться на такое лицо. В прессу чаще всего информация не попадает, если что-то и удается узнать, то в частных беседах, а сотрудники, поставляющие фактуру, просят на них ни в коем случае не ссылаться.

– Но ведь вызвал же он вас, – напомнил Пашка ребятам из управления. – Сам вызвал. И на нас не вопил, не оскорблял, Юльку ни разу стервой и дрянью не назвал, камеру мне разбить не пытался, как раз наоборот…

Когда мы всей гурьбой на двух машинах прибыли к дому, в котором проживал Григорий Петров, и выгрузились, Сан Саныч объявил, что в квартиру пойдет он сам вместе с Андреем и еще одним парнем из управления. Потом взгляд следователя остановился на моей скромной персоне.

– Мы с Павлом готовы выступить в качестве понятых, – тут же предложила я, зная, как сложно найти граждан, желающих выполнить свой гражданский долг. Тем более время позднее, да и кто хочет демонстрировать соседям встречу с сотрудниками органов. Тем более, пожалуй, исход будет неблагоприятный.

Ребят я понимала: с них требуют раскрываемость, отчеты и всю остальную дребедень. Да ведь и этот Гриша вполне может быть виновен…

– Ладно, пошли, – вздохнул Сан Саныч, который тоже прекрасно знал, как сложно найти понятых.

И мы впятером отправились на седьмой этаж.

Квартира оказалась трехкомнатной, с изолированными комнатами и большой кухней. Как мы потом узнали, сестра Гриши, трудившаяся в банке у Глинских, не купила ее (как говорил Виктор Анатольевич), а доплатила при обмене трехкомнатной «распашонки» на эту квартиру, куда перебрались ее мать и брат. Себе самой с семьей купила другую квартиру.

На поздний звонок в дверь долго никто не открывал. Потом послышались робкие шаги и немолодой женский голос боязливо поинтересовался, кто звонит в такой час.

Сан Саныч представился. Женщина вначале открыла дверь на цепочку, внимательно изучила удостоверение Сан Саныча, потом Андрея, потом второго оперативника. Я уже приготовила свое, но оно не потребовалось.

– И вы тут? – вздохнула женщина. – Ладно, проходите. – Потом посмотрела на меня и на Пашку с камерой в руках. – Только, пожалуйста, все заснимите с самого начала. Вы потом можете сделать мне копию кассеты? Я заплачу.

Андрей незаметно толкнул меня в бок. Что это все члены этой семьи хотят получить копии встречи с органами? Или это банкир уже успел проинструктировать родственников? Вслух я обещала предоставить копию.

Гриша сидел в своей комнате и тихо пил в одиночестве. Был уже здорово пьян. Мать вошла в его комнату вслед за нами и заголосила.

Сан Саныч хотел приступить к допросу Петрова, но допрашивать его было невозможно: он лыка не вязал. Только время от времени поносил двоюродного братца и его банк. Тогда Сан Саныч обратил свой взор на его мать и поинтересовался, когда ее сын сегодня вечером убыл из дома и когда прибыл.