пра-пра-военную логику, а именно: сыны отечества готовы лечь костьми за правое дело. Куда там. Когда был сбит один-единственный западный военный самолет, это восприняли как трагедию. На экранах телевидения показывали пленных, которые, чтобы спасти жизнь, озвучивали пропагандистские лозунги врага. Их показывали с симпатией. Бедняжки, их заставили силой. Забылось священное правило, что пленный патриот молчит и под пыткой.
По логике Пра-пра-войны их должны были бы предать публичному поруганию, или, как минимум, утаить жалкий инцидент! Но нет, напротив, все старались войти в их положение, им выказывали солидарность, они получали ну если не военные награды, то горячее поощрение масс-медиа за то, что правдами и неправдами сумели найти способ сохранить себя.
Короче говоря, Нео-война преобразовалась в шедевр масс-медийности, и в конце концов Бодрийяр, любитель парадоксов, заявил, что войн вовсе не было наяву, они были только в телевизоре[29].
1944 г. Лондон бомбили крылатыми ракетами «Фау-1», с 8 сентября 1944 г. — баллистическими ракетами «Фау-2». Англичане ответили бомбардировкой немецких городов и в феврале 1945 г. практически уничтожили Дрезден.
Масс-медиа продают, по определению, счастье, а не печаль. Масс-медиа обязаны вводить в логику войны принцип максимальной счастливости или хотя бы минимальной несчастности. По этой логике, война, не связанная с несчастностью и соблюдающая принцип максимальной счастливости, должна быть короткой. В силу этой логики масс-медиа, была короткой и война в Персидском заливе.
Но она была такой короткой, что оказалась по существу бесполезной. До того бесполезной, что неоконсерваторы снова налегли на Клинтона, а потом на Буша, чтобы Америка продолжала травить Хуссейна. Нео-война дала результат, обратный ожидавшемуся.
Все характеристики Нео-войны, наметившиеся во времена войны в Персидском заливе, снова проявились в пору косовской войны, вдобавок — в более интенсивном виде.
Не только западные журналисты продолжали транслировать из Багдада, но и Италия, отправляя самолеты бомбить Сербию, в то же время сохраняла дипломатические и торговые отношения с Югославией. Телеканалы стран НАТО аккуратно докладывали сербам, какие НАТОвские самолеты и когда взлетают с военной базы Авиано. Сербские пропагандисты озвучивали позицию своего правительства. Мы видели и слышали их на наших голубых экранах. У нас в доме свободно хозяйничал враг. У них в доме — тоже.
Все мы помним, как сербская журналистка Биляна Срблянович день за днем присылала корреспонденции, клеймившие Милошевича[30], в итальянскую газету «Репубблика». Как можно бомбить город, обитатели которого направляют нам дружеские письма, полные вражды к их собственному правительству? Конечно, и в Милане в 1944 году было полно антифашистов, ждавших как манны прихода союзников. Это не помешало союзникам в силу сомнительных военных надобностей зверски разбомбить Милан. Участники миланского Сопротивления не роптали, полагая, что это справедливо. А когда совершались бомбежки Белграда, все возмущались жертвами и все громко сетовали: и Милошевич, и враждебные Милошевичу сербы, и западные граждане, населяющие страны, которые бомбили Белград. Реклама превозносила «умные бомбы», в которых не было ничего умного.
В этой новой Нео-войне, опять же, умирать не полагалось никому. И уж в любом случае жертв должно было быть меньше, чем в Ираке, поскольку сербы все же белые и европейцы, в точности как и нападавшие. В конце концов пришлось даже оборонять этих сербов от албанцев, хотя конфликт начался с намерения оборонить албанцев от сербов. Конфликт этот, конечно же, не был фронтальным, в нем противники разъединялись не четкой линией, а многими замысловатыми зигзагами.
Никто не видывал войны, столь нацеленной на максимальную счастливость, минимальную несчастность. По каковой причине также и этой войне было суждено быть крайне недолгой.
11 сентября общепринятую военную логику снова опрокинули с ног на голову. 11 сентября началась не афганская война, а конфронтация, длящаяся и сегодня, между западным миром, особенно США, и исламским терроризмом.
Но если 11 сентября все же счесть началом войны, налицо новая стадия Нео-войны: она характеризуется отменой фронтальности. Даже те, кто представляет себе участников конфликта как с одной стороны «Запад», а с другой «Ислам», понимают, что война идет не между территориями. Часто поминаемые «государства-изгои»[31], если угодно, — перевалочные базы для терроризма, но терроризм не знает ни территорий, ни границ. Терроризм гнездится в самом сердце государств Запада. Вот уж действительно картинка «Где твой враг? А он у тебя в доме».
С той, однако, разницей, что во времена войны в Заливе и войны в Косово тех агентов врага, которые действовали в чужом доме, мы узнавали в лицо (поскольку они выступали по телевизору). А в случае международного терроризма сила врагов в том, что (i) они остаются неопознанными, (ii) наши масс-медиа не в состоянии освещать их жизнь, как Питер Арнетт освещал жизнь Багдада под бомбежками западной авиации, и (iii) в рядах потенциальных врагов оказываются не только этнически инородные элементы, затесавшиеся к нам, но и наши соотечественники. Не исключено, что конверты с сибирской язвой рассылали по почте вовсе не мусульманские камикадзе, а американские сектанты, неонацисты или какие-нибудь еще фанатики особого покроя.
Дальше. Роль средств массовой информации. У СМИ теперь совсем иная роль, нежели та, которую они играли в двух предыдущих Нео-войнах, где, самое большее, они озвучивали мнение противника.
Всякий террористический акт преследует главную цель: запустить сообщение, сеющее в массах ужас (terror) или как минимум беспокойство. Теракт дестабилизирует порядок жизни, даже когда ущерб от теракта не очень страшен, и тем более серьезно он дестабилизирует весь уклад жизни, когда атакуется какой-нибудь важный символ. Какова же была, с этой точки зрения, цель бен Ладена при атаке на башни- близнецы? Развернуть самый величественный спектакль на свете, не виданный даже в фильмах катастроф. Наглядно продемонстрировать крах главных символов западной власти. Показать, что эта власть уязвлена в самых сокровенных своих святынях.
И вот, при том, что целью бен Ладена именно как раз и было нанести удар по мировому общественному мнению посредством кошмарной картинки, средства массовой информации стали ему способствовать и размножали эту картинку, и усиливали ее кошмарность, сообщая о ней, показывая во всей отчаянности работу спасателей, раскопки, изуродованный силуэт Манхэттена. СМИ были принуждены повторять эту серию новостей и картин день за днем по крайней мере в течение месяца. Они показывали фото, крутили видеокадры, передавали бесчисленные рассказы свидетелей-очевидцев, снова и снова тыча в глаза всем и каждому изображение этой раны.
Принуждены ли? Трудно ответить. Благодаря этим фото журналы подняли тираж, телеканалы — рейтинг, и зрители просили и требовали одних и тех же сцен, то ли подпитывая свое негодование, то ли теша свой подсознательный садизм. Наверное, иначе и быть не могло. В общем, средства информации выдали Усаме бен Ладену дармовой рекламы на миллиарды долларов. Они каждый день показывали образы, созданные Усамой, и стремились как раз к тому, чего Усама хотел: чтобы все и каждый — без исключения — эти образы увидели. Чтобы западные люди от этих изображений растерялись, а фундаменталисты, сторонники Усамы — загордились.
Тем самым масс-медиа, порицая бен Ладена, выступили его надежными союзниками и помогли ему выиграть первый раунд.
В то же время и попытки цензурировать или смягчать коммюнике бен Ладена, которые он рассылал через «Аль-Джазиру»[32], на практике потерпели неудачу. Мировая информационная сеть оказалась могущественнее Пентагона и тем самым паки утвердился принцип Нео- войны: враг говорит с тобой в твоем собственном доме.
Бывший директор ЦРУ не так давно в интервью «Репубблике» обмолвился, что по-хорошему надлежало бы бомбить не афганцев, а оффшорные банки Каймановых островов и банки крупных
