— Это мои работа.
— В этом ты весь и есть. Ты тиран, сатрап. И у Тебя нет права управлять людьми и убивать их, если они слегка подзадержались.
— Ты не можешь приспособиться. Ты не подходишь системе.
— Вот развяжи меня, и мой кулак как раз подойдет к твой пасти.
— Ты антиконформист.
— Что-то я не слышал, чтобы это было уголовно наказуемо.
— Уже наказуемо. Нужно жить в согласии с миром вокруг тебя.
— Я ненавижу его. Это ужасный мир.
— Далеко не все так думают. Большинству людей нравится порядок.
— Ни мне, ни большинству людей, которых я знал, не нравится.
— Ну, это не совсем так. Как, ты думаешь, мы схватили тебя?
— Не интересуюсь.
— Одна девушка — Милашка Аллис — сказала нам, где тебя искать.
— Это ложь!
— Да нет, это правда. Ты выводил ее из себя. Она хотела надежности, стабильности, хотела постоянства. А тёбя я сейчас просто выключу.
— Так делай же это, хватит трепаться!
— Да нет, я тебя, пожалуй, не выключу.
— Идиот несчастный.
— Покайся, Арлекин, — сказал Временщик.
— Заткнись, скотина.
Его отправили в Ковентри! Они хорошо поработали над ним в Ковентри. Это было как раз то, что они сделали с Уинстоном Смитом в книге «1984». Никто из них, конечно, не читал этой книги, но техника-то издавна известна, вот они и сделали то же самое с Эвереттом С. Мармом, и как-то, спустя некоторое время, Арлекин появился на экранах сети коммуникаций, проказливый, с сияющими глазами и с ямочками на щеках, и было совсем не похоже, что ему промывали мозги. И он сказал, что был не прав, и что это здорово, ну просто здорово быть причастным, принадлежать, и поспевать всюду вовремя, и-эх, с ветерком… и все видели его на общественных экранах, покрывающих целые стены домов во всех районах города, и говорили себе: ну вот видишь, совсем он оказался и не придурок, и уж если система такова, как она есть, то пусть ее и дальше так, ну что тебе хорошего будет, если начнешь выступать или бороться с властями, а то и, как тут было, с Временщиком. Итак, Эверетт С. Марм был уничтожен, и это было потерей.
Но вы не сможете приготовить омлет, не разбив яиц, и в любой революции погибают люди, которые, казалось бы, и ни при чем, но они обречены на это заранее, так уж оно всегда бывает. Но если что-то изменилось хоть на малую толику, значит, игра стоит свеч. Ну, или вот вам для доходчивости:
— Э-э, простите меня, сэр, я, э-э, я не знаю… э-э, как сказать… э-э вам, но вы опоздали на три минуты, и график… э-э… немножко сдвинулся.
— Да? Хм, странно, — пробормотал Временщик из-под своей маски. — Проверьте ваши часы.
А затем, мурлыкая себе под нос: мр-р, мр-р, мр-р, вошел в свой кабинет.
Примечания
1
Хенри Дэвид Торо. «О гражданском неповиновении».
