Загорцев А.В
Третья мировая 80-ые
Часть первая: Высадка
В ушах закололо и стало глухо. Шум движков доносился словно через подушку. Толку с того, что группа сидит в гермокабине, абсолютно никакого, хотя и немного потеплее… В иллюминаторе только облака и проплывающее в редких «окнах» море.
Остальные две группы находятся в громадном грузовом отсеке. Там хоть ноги можно вытянуть и подремать. На посадке меня и троих моих разведчиков сразу же загнали в гермокабину отдельно от всех. Контейнер с аппаратурой привезли на взлётку наш кэгэбэшник и начальник службы специального вооружения. Теперь эту рюкзачину придется таскать мне самому. Принял, провёл контрольный осмотр, расписался в актах и небрежно закинул тяжеленный рюкзак за одну лямку на плечо. Начальник спецвооружения майор Талбухин, увидев мое небрежное отношению к рюкзаку, в котором находилась аппаратура стоимостью в несколько «Волг», попытался заорать и даже раскрыл рот.
— Да прекрати ты, Ваня, — оборвал его особист, — один хрен они смертники.
«Заебись! Мы смертники!!!». Хотя, с другой стороны, что ещё ожидать — в прошлом моём отряде, где я служил, половина личного состава полегло в один день, когда начался вывод групп через линию фронта.
Когда наши РЭБовцы натуральным образом «выжгли» посты отдельных радиобатальонов ПВО, а штурмовая и бомбардировочная авиация буквально раскатала приграничные аэродромы, эскадрилья наших АН-12 с разведгруппами на борту прошла на максимальной высоте. Когда авиационные бригады объединённого армейского корпуса всё-таки опомнились и первыми подскочили «бриттовские» «Торнадо», наши лётно-подъемные средства были уже над Кандагаром. Десантирование прошло «удачно». Половину групп выбросили прямо на город. Часть разведчиков погибла ещё в воздухе. Потом САСовцы, гуркхи и моторизованные батальоны афганской полиции гонялись за нашими РГ СпН в течение нескольких недель. Кого-то накрыло огнём патрульных вертолётов, кого-то загнали чуть ли не до самых гор. Не сдался никто. Связь глушилась на всех частотах, «КаэМки» и «Северки» были абсолютно бесполезны.
Я, тогда ещё сопляком-летёхой, только что выпущенным из Тамбовского Военного Специального Училища, горел вместе с самолетом и орал, выпучив глаза от страха. Самолет, пуская клубы дыма и искря обоими двигателями, падал с высоты нескольких километров вниз. Мелькавшие рядом вражеские истребители поливали из пулемётов и скорострельных пушек беспомощную тушу самолета. Старший на выводе групп, майор службы воздушно-десантной техники бригады, полз по дюралевому полу, цепляясь одной рукой, и что-то орал мне. Второй руки у него попросту не было — то ли её оторвало пулемётной очередью, прошившей насквозь самолет, то ли срезало осколками. Синяя летная куртка вся в кровище. Кричит что-то, ползёт ко мне, а я только и могу, что вцепиться руками в край скамейки и орать «Пиздеццц», стукаясь челюстью о тыльник АКМ-С, и дикими глазами смотреть на разваливающийся в воздухе самолёт.
— Пехоотиин, — уже еле хрипел доползший до меня майор, — прыгай на хер! Всех за борт!
— Как?? — орал я в ужасе, косясь на месиво костей и мяса оторванной руки, — тросы все оборвало на хер! Мы же без запасок.
— В-выдирай стабилку! В руке держи, выкидывай ближе перед землёй! Выпихивай бойцов так же, бляя…
Майор начал оставшейся рукой драть куртку на груди, его подкинуло ворвавшимся воздушным потоком. Всё-таки жить хотелось: я заставил себя оторваться от скамейки, отцепить карабин стабилизирующего. Крича на ухо, что надо делать, я сдергивал чехлы, всовывал стабилки в руки и выпихивал бойцов в огромную дыру оторванной рампы. Скинул троих. АН начал пикировать и я, словно в невесомости, завис возле самого края. Нечеловеческим усилием отстегнул карабины грузового контейнера. Самолёт развалился. Я понёсся к земле, крутясь и кувыркаясь. Перья и фал стабилизирующего прошли у меня подмышкой, парашют в чехле колотил по морде. Прижал локти, схватил стабилку и чуть ли не разорвал чехол. Зажал распустившийся купол ладонью, вывернул руку, отвёл в сторону вторую. Меня перевернуло через голову и я «лёг» на воздух. Площадь стабилизирующего купола всё-таки полтора метра и в ладони он не поместится. Меня стало заваливать в сторону левой пустой руки. Только б не потерять сознание! Где она, земля? Ни хрена не видно. Как ориентироваться, когда выпускать? Похер. Выпускаю стабилку. Меня дергает за шиворот. Поджимаю ноги, руки с открытыми ладонями перед собой. Нормальное стабилизированное падение, чуть подкручивает. Осколки самолёта ушли вниз. В ночном небе где-то гудят и свистят чужие истребители. Очки не успел одеть, болтаются на шее, глаза слезятся. Краем глаза замечаю ниже себя распустившийся цветок купола. Всё-таки кто-то смог раскрыться. Британские летчики устраивают охоту. В воздушных «чернилах» к куполу несутся цепочки трассеров. Бля, ни одного прибора.
Внутри начал трястись «ливер». А похер! Будь что будет!
Всё-таки я приземлился нормально и даже ничего не сломал. Основной купол Д- пятого вышел без каких-либо проблем. «Дубище» — надёжнейший парашют! Купол пришлось прятать в какой-то ямке, засыпать камнями и бежать, бежать, напрягая все силы, к ближайшим скалам. Скоро сюда прискачут какие-нибудь штатовские «бронекавалеристы» на вертолётах и начнут прочёску. А то и «бритты» своих гуркхов подкинут. Поймают они меня, лейтенанта Пехотина, и отрежут своими кривыми ножиками всё, что пожелают. Чисто так — на сувениры!
Свою командирскую станцию я включил только на следующий день, просидев несколько часов в каменистой пещере. Спаслось с нашего борта не очень много. Я и сержант Улдугов из второй группы нашей роты — невысокий сухощавый чеченец из Грозного. Через неделю подобрали ещё троих разведчиков с других самолетов. Работать начали только через месяц, когда из остатков разбитых и загнанных групп сформировали разведотряд, который возглавил наш уцелевший при высадке замкомбат, неделю водивший за собой роту афганской полиции. Разведотряд назвали «Ильич». Не в честь генерального секретаря, а в память погибшего командира отряда — подполковника Ильича Владлена Игоревича…
Почему наши политики профукали этот Афган? Краем уха от замполитов слышал, что на нескольких пленумах действительно рассматривался вопрос о вводе войск. Ан нет. Ушли от политически незрелого решения.
Пробираясь к перевалу Саланг, оборванный как дервиш, в самодельной чалме, и таща на спине рюкзак убиенного в одной из засад САСовца, я клял себя за то, что не пошел на факультет радиоэлектронной разведки. Или, на худой конец, морской. Там, по крайней мере, вода вокруг. А тут… бррр!!! Агитатор отряда говорит, что наши войска сейчас полностью оккупировали мятежную Румынию, а Краснознамённый Черноморский флот уже провел несколько успешных десантных операций на побережье Египта и Алжира. Чего телятся политики, чего мудрят? Несколько ракет — и шарику земному трындец. На хрена нам такое счастье? Для чего все эти ядерные бомбы и ракеты выдумывали? Нет и всё! Никто не решается. А мы… что мы? Так, блин, мясо.
Разведотряд «Ильич» всё-таки дошёл до перевала, который уже штурмовали подразделения Туркестанского округа. В воздухе была сплошная мясорубка. Мы всё-таки сумели завести на себя и обеспечить посадочные площадки десантникам 57-й одшбр. Штурмовая бригада, при поддержке своих вертолетов, поперла напролом дальше. Мотострелковые полки один за одним вкатывались через перевал и шли дальше и дальше. Нас эвакуировали. Неделю терзали особисты, гоняя по «первичным» и другим допросам. Потом успокоились. В других фронтовых бригадах спецназа потери были ничуть не меньше. Учебки в Песочке под Ленинградом, Тюменская, Печорская, Бакинская Чирчикская, Киевская, Тамбовское училище не успевали поставлять специалистов. Половина учебок были развернуты в первые полгода после начала войны.
Из отряда осталась чуть меньше половины. Да и то большая часть хозяйственные, ремонтные подразделения и связисты центровых станций.
