связи со своим временем. Но боже упаси поддаваться соблазнам поверхностных иллюзий или того, что Пушкин называл «применениями». Они противопоказаны реалистическому искусству, да, пожалуй, любому искусству вообще.
Связь прошлого с настоящим истинный художник осуществляет в формах более тонких и действенных. Я говорю Станеву, что в его «Легенде о Сибине», хотя эта повесть посвящена событиям семивековой давности, угадываются интонации, близкие к «Кондареву» да и к некоторым произведениям писателя о сегодняшней Болгарии.
Эмилиян Станев тоже так полагает.
— Все мои сочинения взаимосвязаны. Вы знаете, — продолжает он, — иногда мне кажется, что все они — части одной большой книги, которую я всю свою жизнь пишу. И ещё скажу вам: писатель от себя никуда уйти не может, его гражданское самосознание и отношение к миру всегда при нем — на каком бы материале, современном или историческом, ни строилось его сочинение.
Своеобразие «Легенды о Сибине» — в обостренном восприятии нравственно-философских проблем. Сам автор говорит, что эта повесть написана в форме, отчасти напоминающей древние жития, и представляет собой философское размышление о некоторых общих проблемах жизни.
— Мне самому, — замечает Э. Станев, — трудно определить жанр своей повести. Да это и не дело писателя. Пусть разбираются в том критики и теоретики. Но, возможно, моя давняя несимпатия к западно- модернистским изыскам стихийно утверждала меня в привязанности к старой житийной структуре повествования — синтетичной, ясной, простой и вполне совместимой с современным взглядом на мир.
А вот другое замечание Э. Станева в беседе с болгарским критиком А. Свиленовым. Автор «Легенды о Сибине» говорит о своем увлечении жанром жития и в этой связи продолжает: «Поразила меня эта опрощенная форма исповеди. Она не терпит ничего лишнего. Она насыщена предельной естественностью и эмоциональностью, привлекает внимание к самому главному, к существенному в человеческой судьбе»[1].
Примечательная особенность «Легенды о Сибине», как, впрочем, и всей исторической прозы Станева, заключается в очень тонком внутреннем соотнесении в ней различных временных пластов. Прошлое для писателя не существует само по себе. К каким бы стародавним временам ни обращалось перо Станева, он всегда остается писателем, верным духу современности.
«Легенда о Сибине» привлекает широтой и емкостью своего содержания. Борьба Бога и Дьявола, света и тьмы, добра и зла олицетворяет в этой повести непримиримый конфликт между человечностью и выступающей в разнообразном обличье несправедливостью. Герой повести тоскует о гармонии на земле. А её нет и в помине. Отношения между людьми спутаны и искажены. Казалось, «лишь Бог совершенен, ему одному ведомо совершенство». Но и тут не всё ладно. Человек взывает к богу, а встречает в его личине сатану. «Князь искал Бога в любви, но Бог оттолкнул его, а Каломела потеряла Бога в тот миг, когда полюбила князя». Словом, ощущение неустроенности и нравственного разлома мира выражено в повести с пронзительной и трагической силой.
Перед нами произведение, почти свободное от конкретно-бытового изображения повседневной жизни. Элементы подлинно исторические постоянно пересекаются здесь с мотивами легендарными, мифологическими. Это придает повести особую окраску, позволяющую широко и резко выразить её романтический пафос. Бунт князя Сибина против официальной церкви, как и против борющихся с ней еретиков-богомилов, приобретает почти космический масштаб и значение глубокого обобщения — философского символа, выражающего ненависть автора ко всяческому насилию, деспотизму и его мечту о «нормальной» действительности.
В «Легенде о Сибине» действуют персонажи вымышленные, но вокруг них, то тут, то там, мелькают лица реальные, создающие в повести определенную историческую атмосферу. Со времен Вальтера Скотта такая структура исторического повествования стала своего рода классической традицией, предоставляющей автору достаточную свободу для его воображения и обеспечивающей максимальный художественный эффект. Исторические границы «Легенды» оказываются довольно зыбкими, но они оставляют широкий простор для раздумий о самых разнообразных проблемах бытия.
В центре сюжета — образ князя Сибина. Это человек ясного и глубокого ума, сильной воли и твердых нравственных принципов. Не дают покоя князю давно мучащие его вопросы, касающиеся некоторых сложных явлений мироздания и загадок «нашей многогрешной земли». Например, тщетно пытается он понять: в чём смысл жизни, как соотносятся между собой правда и ложь, Бог и Сатанаил, святость и греховность и многое другое. Нет в Сибине смирения духа, которого требует официальная церковь. После долгих раздумий он приходит к выводу: «Похоже, что я жил на острие меча». Его встревоженная душа ввергается в ещё большее смятение. И вместе с тем ненасытная жажда проникнуть в тайны мироздания забавляла и «питала азиатскую насмешливость его духа».
Перед нами раскрывается своенравный человеческий характер. Уже в первые годы своей сознательной жизни возненавидел Сибин официальную церковь. Он наблюдает яростную борьбу, которую ведет она с богомильской ересью, и всё более непримиримо настраивается против догм церкви и её пастырей. Не только против них, но и против царской власти, которая изображена в повести страшной силой, противостоящей народу, идеалам добра и справедливости.
Князь Сибин и его возлюбленная Каломела мучительно ищут выхода из трагических противоречий бытия и непостижимых загадок, перед которыми непрерывно ставят человека Бог и Дьявол. Красавица Каломела стремится к святости, к «венцу ангельскому» и во имя этого готова отрешиться от всех радостей земной жизни. Она, как и Сибин, разуверившись в канонах официальной церкви, преданно служит вере богомильской, почитаемой ересью. Но вскоре разочаровывается и в ней. Одно смятение, одна путаница уступает место другой.
Трагедия мысли и трагедия чувства обоих героев не получают сюжетного завершения в повести. Историческая эпоха, в какую жили Сибин и Каломела, не могла дать ответа на проклятые вопросы, которые мучили их. Преодолевая инерцию сюжета, Эмилиян Станев находит гибкое решение стоявшей перед ним композиционной задачи. Замурованный фанатиками-богомилами в пещере, Сибин бережно и нежно берет на руки умирающую Каломелу и бросается с ней в темную, рокочущую бездну подземной реки, которая либо навеки примет их в свое лоно, либо вынесет обоих к «свету солнца». Герои исчезают, сохраняя в себе возможность возрождения к новой жизни, к ещё более упорным поискам решений тех вопросов, перед которыми они были бессильны прежде. Так утверждается мысль о бесконечной преемственности жизни и бессмертии народа.
Художественный прием, найденный Станевым в «Легенде о Сибине», будет, как мы увидим, отчасти использован им в романе «Антихрист». Исторический сюжет не замкнут у Станева. Жизнь героев не исчерпывается в границах сюжета, она шире его и ёмче
Болгарская критика верно отмечала свойственную «Легенде о Сибине» двуплановость[2]. Она выражается в том, что философская проблематика повести отнюдь не укладывается в границы её фабулы. Кроме тех вопросов, которые непосредственно терзают душу князя Сибина и Каломелы, внимательный читатель обнаружит и другой философский пласт. Он ведет нас к раздумьям об альтернативах, с которыми давно и особенно интенсивно ныне сталкивается человечество: свобода мысли и гнет рутины, стремление к переустройству мира или голый практицизм, вера в бесконечные возможности разума или слепой фанатизм.
Этот второй пласт, хотя и не столь явно ощущаемый в повести, но несомненно в ней присутствующий, ещё более раздвигает границы художественного замысла Станева, придавая ему остро современное звучание.
Гораздо дальше в этом направлении пошел писатель в следующем своем произведении «Антихрист» — историческом романе, занимающем, можно полагать, особое место в творчестве Станева. И о нём потому надо поговорить более обстоятельно.
События в этом романе развертываются в XIV веке. Перед нами возникает сложная панорама исторических коллизий, связанных с нашествием турок и порабощением Болгарии, а также — яростным противоборством сторонников официальной церкви и еретиков. Сюжетные перипетии романа так или иначе несут на себе отсвет исторических судеб Болгарии.
В центре повествования — драматическая жизнь монаха Теофила, история его физических и нравственных испытаний. Мы сразу же ощущаем чрезвычайно сложный человеческий характер. Пытливый
